Пути моей судьбы - Валентина Нагинская

мы были неразлучны. Хотя меня больше интересовали куклы, а его подвижные игры, было у нас много и общих занятий. Большую часть времени мы проводили на улице, но иногда в сильные морозы не выходили из дома. Тогда разглядывали бесконечно разнообразные ледяные узоры на стеклах, придумывали игры, сооружали из подушек крепости, из-за чего-то дрались. Поскольку я была старше и хитрее, ему попадало больше, а я чуть-что хныкала и грозилась, что расскажу маме. Однажды выполнила своё обещание и за такую хитрость получила от мамы несколько мягких шлепков полотенцем. Это было моим единственным физическим наказанием в жизни. Больно не было, но реакция мамы была для меня неожиданной, я рассчитывала на противоположный эффект.

1990 г. Брат Владимир и его дочь Анна

Окна и без того маленькие зимой полностью замерзали. Чтобы видеть что происходит на улице мы оттаивали на стекле круглые дырочки. Как-то ночью мы проснулись от суматохи в доме, все собирались на пожар. Горело какое-то здание вблизи и наши окна светились зловещим багровым светом. Мы с братом прилипли к этим дырочкам и долго не могли оторваться от зрелища огня. Вовка был, конечно, непоседливый, озорной, горазд на всякие выдумки, при этом добрый и бесхитростный. Безусловно, он устраивал какие-томелкие шкоды, но никаких злобных выходок в общем-то не было. В школе во все годы обучения у него был устойчивый имидж нарушителя дисциплины. Как-то меня, ученицу второго класса, как старшую сестру, учительница привела в его класс и показала совершенное им "преступление" — разлитую чернильницу. Я молча смотрела на парту с лужицей чернил и чувствовала себя соучастницей злодеяния. Мне было ужасно стыдно и в то же время очень жалко его, такого маленького и несчастного. После этого я боялась, что его выгонят из школы, если он ещё что-нибудь подобное сделает, а меня опять поставят перед всем классом и будут говорить какой у меня плохой брат.

1969 г. Владимир на стройке в Йемене

Может быть, из-за такой репутации, а частично из-за своей неорганизованности, да и просто невезучести ему так и не удалось реализовать свои незаурядные способности — прекрасную память, аналитический ум, артистичность, сообразительность. А вот тяга к приключениям, даже можно сказать, авантюрность, осуществилась вполне. Где он только не побывал и что не делал! Работал в шахте, в геологических экспедициях на Севере, жил на Колыме, в Москве, в Тынде, работал в Йемене, участвовал в строительстве Байкало-Амурской (БАМ) магистрали. Наверное, столь бурная жизнь и специфические условия походной и строительной жизни, связанные со снятием напряжения с помощью алкоголя, полностью истощили его природные ресурсы и в 57 лет он ушёл из жизни. По специальности Володя был геологом. Будучи в экспедиции вблизи Магадана, он познакомился со своей будущей женой Ниной, тоже геологом из Москвы. У них родилась дочь Мария и, к горю всей семьи, она оказалась больна и умерла в младенчестве. После этой трагедии Володя уехал работать на два года в Йемен. Жил он вблизи морского порта. Худейте в посёлке для специалистов. Климатические условия там очень тяжёлые — летние температуры доходят до 51 градуса, но бытовые условия были организованы нормально. В свободное время знакомился со страной, занимался английским и арабским языками и подводной охотой. Ездил по узким, закрытым горным дорогам, вырубленным в скалах над бездонными пропастями.

Люди его там очень любили, впрочем, его всегда все любили. Он был щедрым, открытым, веселым и озорным. Иногда во время поездки в автобусе он стращал меня тем, что сейчас обратится к пассажирам и напомнит им, что надо в каждом мгновении жизни находить радость и предложит вместе спеть. Я понимала, что он может это сделать, ужасно трусила и грозилась выйти на следующей остановке. Детей у них больше не было и после возвращения из Йемена семья распалась. Жена Нина осталась в их квартире, взяла из детского дома девочку, и Володя её усыновил чтобы поддерживать материально до совершеннолетия. В Москве он не остался и поехал на строительство столицы БАМа Тынды. Там он вторично женился и у них родилась дочь Аня.

В Тынде Володя был секретарёмкомсомольской организации строительного Управления и пользовался большой популярностью. Когда ноябрьская демонстрация проходила мимо его дома, все дружно кричали "Колесников, поздравляем!" — у него 7 ноября день рождения. Из собраний он устраивал такие шоу, что на них собирался народ как на концерты. В игру он превращал и все комсомольские дела и поручения. Например, в его обязанности входил контроль за массовой подпиской на газету «Правда». Дело, кто помнит, трудное, никто не хотел подписываться, и никто из распространителей подписки не набирал нужные проценты разнарядки. А у него было более 100 %! Секрет прост: во время вечеринок с распитием спиртного он подначивал коллег «А слабо каждому подписаться на 10 экземпляров газеты!» Ребята были при деньгах и им было «не слабо». Столь неординарные приёмы принесли ему славу успешного организатора и он был рекомендован на учёбу в Москву, чтобы стать профессиональным партработником. Он отказался, поскольку не только не разделял этой идеологии, но и был её противником. А его участие в комсомоле было необходимостью, которую он превращал в игру.

Зарабатывая большие по тем временам деньги в экспедициях и за рубежом, сорил ими направо и налево. В точности как его прадедушка Иван! Он мог выстроить в ряд официанток в ресторане и щедро всех одарить. Женщины его любили, выглядел он отлично — высокий, стройный блондин, остроумный, артистичный, всегда хорошо одет (по тем возможностям, конечно). Он тоже увлекался женщинами, но в двух своих браках не был счастлив. Однако и женам, и родным с ним тоже было нелегко. Он надолго пропадал, не писал, не звонил. Все волновались, особенно переживала, конечно, мама. Когда же приезжал домой, сердиться на него было невозможно. Всех обнимал, целовал, смешил. Была у него какая-то изначальная сибирская широта души, усиленная пребыванием в суровых условиях жизни. Со мной он держался всегда как младший брат, был мягок и уступчив. При этом даже я видела иногда в нём дедушку — властного, уверенного в себе, не нуждающегося в советах.

Однажды, улетая из Москвы, он позвонил мне из аэропорта. Я поторопилась сказать, что он оставил у нас шарф. Не дав мне закончить, он сказал: "О чём ты говоришь! Какой шарф! У нас две минуты на прощание!" И это были вещие слова, я никогда уже не видела его прежним, возвратился он