Ловушка - Харлан Кобен

— Привет.

Пит Зекер был хорошим директором — на удивление открытым к общению, готовым нарушать правила и мотать нервы учителям, если видел в том пользу для учеников. Он вырос здесь же, в Касселтоне, ходил в эту самую школу, а с получением нынешней должности сбылась мечта всей его жизни.

Пит подошел ближе.

— Не мешаю?

— Вовсе нет, — с трудом улыбнулась Марша. — Все так смотрели, что решила ненадолго сбежать.

— Видел генеральную репетицию. Патрисия играла великолепно.

— Рада слышать.

Пит кивнул. Оба посмотрели на шкафчик. Марша заметила наклейку с надписью «Команда Касселтона по лакроссу» и двумя скрещенными сачками — такая же висела на заднем стекле ее машины.

— Те двое родителей приходили по какому-то делу?

— По личному, — ответил Пит с вежливой улыбкой.

— А, понимаю.

— Сказать ничего не могу. Могу только допустить — чисто гипотетически.

Марша выжидающе молчала.

— Вот вы в старших классах выпивали?

— Я была, в общем, хорошей девочкой, — сказала она и чуть не добавила «как Хейли». — Хотя пиво тайком — случалось.

— И где брали?

— Пиво? Дядя моего соседа держал винный магазинчик. А вы?

— Мне доставал друг, который выглядел старше своих лет, Майкл Винд. Знаете, из тех, что начинают бриться уже в шестом классе. Вот он и покупал. Сейчас так бы не вышло — везде спрашивают документы.

— А при чем тут — гипотетически — те двое?

— Люди думают, что дети показывают в магазинах поддельные удостоверения. Бывает, конечно, но я за все годы и пяти таких карточек не отобрал. А пить стали гораздо больше.

— Тогда где достают?

Пит посмотрел туда, где недавно стояла пара.

— У родителей.

— В смысле таскают из домашнего бара?

— Если бы. Фамилия тех двоих — чисто гипотетически — Милнеры. Хорошие люди. Он страховой агент в городе, она держит бутик в Глен-Роке; четверо детей, двое учатся тут, старший играет в бейсбольной команде.

— И?..

— Вечером в пятницу эти милые заботливые родители купили кег и закатили вечеринку для его команды у себя в подвале. Двое мальчишек напились и забросали яйцами дом третьего, а один употребил столько, что ему едва не промыли желудок.

— Стоп. Пиво купили родители?

Пит кивнул.

— Вот вы о чем говорили.

— Именно.

— И как они себя оправдывали?

— Почти как все: мол, дети в любом случае напьются, так пусть хоть в безопасном месте. Милнеры не хотели, чтобы мальчишки ехали в Нью-Йорк или куда похуже, вели потом, не дай Бог, машину пьяными… Потому и разрешили квасить в подвале — в четырех стенах, где много не натворишь.

— В общем-то разумно.

— А вы бы так поступили?

Марша подумала.

— Нет. Но в прошлом году мы возили Хейли и ее подругу в Тоскану и там, на виноградниках, дали им вина. Думаете, зря?

— В Италии это не противозаконно.

— Не вижу большой разницы.

— Так, по-вашему, те родители правы?

— Страшно не правы. Да и что за оправдание такое — самим купить детям выпивку? Это уже далеко не просто желание создать детям безопасную обстановку. Это — желание быть клевыми и крутыми предками: приятелями — в первую очередь, а родителями — во вторую.

— Согласен.

— С другой стороны, — сказала Марша, взглянув на шкафчик, — не мне давать им советы.

Директор промолчал.

— Пит?

— Да?

— Что говорят?

— Не совсем понимаю…

— Еще как понимаете. Что говорят — Хейли похитили, или сама сбежала?

Он снова ничего не сказал — было видно: раздумывает.

— Давайте, как есть. А не как мне хочется.

— Да, конечно.

— Итак?

— Сейчас, соберусь с духом.

В коридорах уже развесили плакаты. Близился ежегодный бал, потом выпуск. Пит перевел взгляд на шкафчик. Она посмотрела туда же, заметила фотографию и застыла. Тэд, Хейли, Патрисия, Райан — вся семья, кроме нее самой, — рядом с Микки-Маусом в парке «Дисней уорлд». Снимала Марша, на айфон Хейли — розовый корпус с фиолетовым цветком-наклейкой. Небольшие каникулы устроили за три недели до исчезновения дочери. Даже версию, что кто-то из встреченных во время поездки преследовал девочку до самого дома, полицейские прощупали, но никаких следов не нашли. Марша помнила, какой счастливой была Хейли, да и остальные тоже — на несколько дней они оставили все заботы и веселились, как дети. А снимок сделали случайно: обычно к персонажам тянулись очереди на полчаса — из малышей с блокнотами для автографов, куда им ставили штампики, — но тут в Эпкоте, одной из частей парка, Хейли увидела совершенно свободного Микки-Мауса, заулыбалась, схватила под руки брата с сестрой и позвала:

— Идем сфоткаемся!

Марша настояла на том, что снимет сама, и с тех пор не забывала, какая волна чувств накатила на нее при виде семьи — всего своего мира, — счастливой, дружно стоящей вокруг Микки. Теперь она смотрела на фотографию, вспоминала тот идеальный миг и не сводила глаз с обезоруживающей улыбки Хейли.

— Думаешь, будто знаешь ребенка, — начал Пит Зекер. — А у них у всех тайны.

— Даже у Хейли?

Он развел руками.

— Посмотрите, сколько шкафчиков. Пусть я говорю очевидные вещи, но за каждым — ребенок со своими мечтами и надеждами, ребенок, который переживает тяжелый, сумасшедший период. Подростковый возраст — война с трудностями, воображаемыми и реальными: в общении, учебе, спорте. А при этом ты еще меняешься, кипят гормоны. И все эти шкафчики, все эти непростые личности заперты тут по семь часов в день. Моя специальность — физика. Глядя на них, я представляю атомы в замкнутом раскаленном пространстве и то, с какой силой они рвутся наружу.

— Так вы думаете, Хейли сбежала?

Пит Зекер не отрываясь смотрел на фотографию из «Дисней уорлда» и, казалось, видел только обезоруживающую улыбку девочки. Потом повернул голову, и Марша увидела слезы.

— Нет, вряд ли она сбежала. По-моему, с ней что-то стряслось. Плохо дело.

ГЛАВА 5

Проснувшись утром, Уэнди первым делом включила печь для панини[7] — так было модно называть сандвичный тостер, или, если совсем просто, гриль фирмы «Джордж Форман». Это устройство быстро стало самой нужной вещью в доме — Уэнди и Чарли питались почти одними только панини. Между ломтиками цельнозернового хлеба из «Трейдер Джо»[8] она положила кусочки бекона, сыра и опустила уже горячую крышку.

Как обычно по утрам, Чарли с грохотом скатился по лестнице — настоящий перекормленный скаковой конь в подковах, — не сел, а рухнул за кухонный стол, мгновенно заглотил бутерброд и спросил:

— Когда на работу?

— Нет у меня работы. Нет со вчерашнего дня.

— Точно. Забыл.

Подростковый эгоизм. Впрочем, в подобные моменты он даже очаровывал.

— Отвезешь меня в школу?

— Конечно.

Утренняя пробка у касселтонской школы, когда родители привозили детей, была невообразимо плотной. Иногда эти поездки выводили Уэнди из себя, а иногда оказывались единственной возможностью поговорить с сыном, узнать, о чем тот думает — не напрямую, конечно, но если слушать внимательно, понять удавалось немало. Впрочем, тем утром Чарли всю дорогу с кем-то переписывался — сидел, уткнувшись в крохотный наладонник, молчал, только пальцы мелькали над кнопками. Вышел он, тоже продолжая строчить.

— «Спасибо, мама!» — крикнула вдогонку Уэнди.

— Да, извини.

Свернув в переулок, Уэнди заметила напротив своего дома машину, сбросила скорость, припарковалась и пристроила мобильный поближе. Ждать неприятностей было неоткуда, хотя кто его знает. Потом набрала 911, положила палец на кнопку вызова и вышла.

У заднего бампера на корточках сидел человек.

— Колесо бы подкачать, — сказал он.

— Чем могу помочь, мистер Грейсон?

Эд Грейсон, отец одной из жертв, встал, отряхнул руки и прищурился на солнце.

— Я заезжал к вам на телевидение. Говорят, уволили?

Уэнди промолчала.

— И видимо, из-за решения судьи.

— Мистер Грейсон, чем я могу вам помочь?

— Хочу извиниться за то, что сказал вчера на слушаниях.

— Принято.

— А если у вас есть минутка, мне очень хотелось бы с вами поговорить.

После того как они вошли в дом и Эд Грейсон отказался от предложения что-нибудь выпить, Уэнди села за кухонный стол и стала ждать. Гость еще немного покружил, потом внезапно придвинул стул и тоже сел — совсем рядом, меньше чем в метре от нее.

— Во-первых, еще раз хочу принести свои извинения.

— Не нужно. Я понимаю ваши переживания.

— Правда?

Уэнди промолчала.

— Моего сына зовут Э-Джей — то есть, само собой, Эд Джуниор. Он рос счастливым ребенком. Любил спорт, особенно хоккей. Вот я — я про хоккей вообще ничего не знаю, все детство только баскетбол. А моя жена, Мэгги, из Квебека, у нее вся семья играет. Там хоккей в крови. Ну и я увлекся — ради сынишки. Вот только теперь… теперь Э-Джей потерял интерес к спорту. Ведешь его на каток — истерики закатывает, из дома выходить не хочет.