Космический шулер - Кит Ломер

O'Лири послушно отправился вслед за своей провожатой обратно в дом. Свайнхильда на секунду остановилась, зажгла свечу и поднялась на второй этаж в небольшую комнатку с низким потолком, резной позолоченной кроватью и круглым окном, в которое вместо стекла были вставлены донышки от бутылок. На подоконнике в цветочном горшке стояла герань. Лафайет осторожно повел носом, но никаких посторонних запахов не уловил.

—Замечательно! — воскликнул он, расплываясь в улыбке и одобрительно глядя на хозяйку. — Комната мне подходит. Где тут у вас ванная?

—Лохань под кроватью. Пойду нагрею воды. Лафайет нагнулся, вытащил, пыхтя, большую медную лохань на середину комнаты и уселся на кровать, снимая сапоги. За окном в лунном свете возвышались далекие холмы, совсем как на милой его сердцу Артезии. Дафна, наверное, шла сейчас на званый ужин под руку с очередным сладкоречивым дэнди, удивляясь, куда пропал муж, и, возможно, украдкой вытирая слезы…

В который раз Лафайет одернул себя, отгоняя навязчивую мысль об изящной фигурке своей супруги. В конце концов, он сделал все что мог, и с завтрашнего дня начнет трудиться не покладая рук. Был бы повод, а желание всегда найдется. И хорошо, что они на некоторое время расстались. В разлуке Дафна полюбит его еще сильнее…

—А может, кого другого? — пробормотал он. — Того, кто поближе?

Дверь открылась, в комнату вошла Свайнхильда с двумя большими ведрами,, из которых шел пар. Она вылила воду в ванну и проверила температуру локтем.

—В самый раз.

Лафайет вежливо выпроводил девушку из комнаты, разделся, с сожалением глядя на лохмотья, в которые превратилась одежда, и залез в лохань. На губах его появилась блаженная улыбка. Правда, полотенца он не заметил, но коричневый кусок мыла лежал под рукой. Мурлыча под нос, O'Лири тщательно помылся и, намылив голову, стал поливать себя сверху. Как всегда, ему отчаянно защипало глаза, и, встав на ноги, он попытался нашарить полотенце вслепую.

—Черт, — выругался он. — Забыл попросить…

—Держи, — раздался над его ухом голос Свайнхильды, и в следующую секунду ему в руки сунули кусок грубой ткани. O'Лири вцепился в простыню, что было сил, и тут же завернулся в нее с головы до ног.

—Что ты здесь делаешь? — требовательно спросил он, вылезая из лохани на холодный пол и пытаясь протереть один глаз. Преуспев в этом начинании, он увидел рядом Свайнхильду, снимающую через голову нижнюю полотняную сорочку. — Эй, — пробормотал он. — Ты чего?

—Собираюсь принять ванну, если тебе она больше не нужна,

— услышал он ехидный ответ.

O'Лири быстро отвел глаза. Не из скромности, конечно, скорее наоборот. Вид голой девушки с поднятой ногой, пробующей воду в лохани, был до изумления приятен. Несмотря на спутанные волосы и обгрызанные ногти, у Свайнхильды было тело принцессы… принцессы Адоранны, если уж на то пошло. Лафайет быстро вытерся и улегся в постель, натянув одеяло до подбородка.

Свайнхильда мурлыкала какую-то песенку, весело плеща водой.

—Поторопись, — сказал Лафайет хриплым голосом. — Вдруг сюда зайдет Боров?

—Ему придется подождать, только и всего, — резонно заметила Свайнхильда. — Правда, не помню, чтоб этот дундук хоть раз в жизни мылся ниже подбородка.

—Но ведь он — твой муж!

—Называй, как хочешь. Сам знаешь, как живем. Этот гад сказал, что не хочет записываться, потому что нас обложат налогами, обдерут как липку, да еще под статью подведут. Врет он все. По-моему…

—Ты еще не готова? — взвизгнул O'Лири, зажмурившись и с трудом удерживаясь от искушения подсмотреть.

—Мм-мм… почти. Вот только…

—Прошу тебя, поторопись. Мне надо как следует выспаться, ведь завтра идти пешком целых двадцать миль!

—Где полотенце?

—На спинке-кровати.

Он услышал ровное дыхание, шуршание простыни по обнаженному телу, шлепанье босых ног…

—Подвинься, — прошептал нежный голос. Лафайет подскочил и сел в постели.

—Великий боже, Свайнхильда, ты не можешь здесь спать!

—Это почему я не могу спать в собственной кровати? — возмущенно спросила она. — Может, ты хочешь отправить меня в козлиное стойло?

—Нет… что ты, но…

—Послушай, Лэйф, либо мы делимся поровну, либо катись отсюда, и плевать я хотела на твое серебро.

Теплое тело скользнуло в постель, перегнулось через него, задувая свечу…

—Дело не в этом, — слабым голосом ответил Лафайет. — Дело в том…

—Да?

—Э-э-э. — я не помню, в чем дело. Но твой муж храпит внизу, а из комнаты нет второго выхода.

—Кстати, насчет храпа, — неожиданно сказала Свайнхильда.

— Что-то больно тихо стало на кухне.

От удара дверь распахнулась настежь, с потолка посыпалась штукатурка. При свете высоко поднятой керосиновой лампы Лафайет увидел разъяренное лицо Борова, отнюдь не ставшее менее свирепым от синяка под глазом и шишки размером с утиное яйцо на голове.

—Ага! — заорал он. — Под кровлей моего дома, Иезабель!

—Твоего дома! — проорала в ответ Свайнхильда, не оставаясь в долгу, в то время как Лафайет глубже вжался в стену, надеясь, что о нем забудут. — Папаша мне его завещал, а я тебя подобрала по доброте душевной. Помню, как ты шлялся по улицам в поисках обезьяны, которая утащила твою шарманку. Или тогда ты тоже наврал?

—Как только я увидел эту разодетую образину, сразу понял, что у тебя с ним шашни! — не сдавался Воров, тыкая пальцем размером с сардельку в сторону Лафайета.

Он повесил лампу на крючок у двери, закатал рукава рубашки, обнажая бицепсы толщиной с коровью ляжку, и, вытянув руки вперед, прыгнул на кровать. Лафайет отчаянным усилием оттолкнулся ногой и свалился на пол, запутавшись в одеяле. Соответственно, Боров со всего размаха угодил головой в стену, после чего рухнул как подкошенный.

—Ну и ударчик у тебя, Лэйф, — раздался откуда— то сверху восхищенный голос Свайнхйльды. — Так ему и надо, бульдогу проклятому, получил по заслугам.

Лафайет, окончательно запутавшийся в бескрайних просторах одеяла, боролся до конца и одержал верх, вылезая из-под кровати на глазах изумленной Свайнхйльды.

—Какой ты забавный, — сказала она. — Сначала вырубил Борова одним ударом, а потом зачем-то забрался под кровать.

—Я искал контактные линзы, — сообщил Лафайет. — Но в них отпала надобность, потому что я раздумал составлять завещание. Лучше я переночую в чистом поле. — Он начал лихорадочно одеваться.

—Наверное, ты прав, — вздохнула Свайнхильда, откидывая прядь прекраснейших белокурых волос на голое плечо. — Когда Боров проснется, настроение у него будет не из лучших. — Она надела рубашку и принялась натягивать на себя платье.