Падение Камелота - Коллектив авторов

Его темные одежды заколыхались; старик повернулся и вышел из зала.

Часом позже — потому что в те времена застолье начиналось в десять утра — придворные по двое, по трое пришли во двор, который примыкал к зданию, называемому Башней королевы. Это было славное, солнечное местечко, окаймленное цветущими грушами и яблонями, которое король устроил для своей невесты. Чародей ожидал их, его плащ был распахнут, чтобы показать, что он носит меч. У его ног лежал небольшой холщовый мешок. Странное выражение — шутовской хитрый взгляд — искажало его суровые черты.

Его окружили перешептывающиеся придворные. Гиневра, у которой глаза блестели, словно у ребенка, подала знак начинать колдовство.

«Я покажу вам старое колдовство, которому я обучился в Уэльсе. Это не мой фокус, — сказал Мерлин. Взглянув на сомневающегося Кэя, он добавил: — Я собираю облака». Медленно и спокойно белые перья и клубы стянулись со всей голубизны неба и свернулись вокруг башни, образовав белоснежный потолок на расстоянии сорока футов над головой чародея. Холодная тень упала на кирпичи, которыми был вымощен двор.

«И лестница в небо». Из холщового мешка чародей достал веревку, свернутую кольцами, держа ее на вытянутых руках. Он начал пронзительно насвистывать тоскливую мелодию. В ответ веревка дрогнула. Развертываясь, кольцо за кольцом, избиваясь, словно змея, под звуки песни Мерлина, веревка поднялась вверх, достигнув белых облаков, и вытянулась во всю длину, свободно свисая над кипарисами.

«И заяц для охоты». Чародей снова полез в мешок и достал оттуда крошечное существо, не более мыши. Он поднес его к губам, что-то прошептал над ним, и, пока он шептал, оно разрослось до размеров обычного зайца светло-серого цвета с черными глазами. Его уши вопросительно вздрагивали, пока Мерлин говорил. Потом чародей быстро поднял руку, словно посылая птицу в полет, и заяц полез по веревке, как кошка, и исчез в облаках.

«И девушка, чтобы поймать зайца». Мешок выпустил маленькую куклу в виде крестьянской девушки. Мерлин поставил ее на землю и снова зашептал, и на глазах собравшихся кукла выросла и ожила. Девушка стояла среди них, неуверенно моргая и перебегая взглядом с одного лица на другое. По знаку своего хозяина она ухватилась за веревку и стала взбираться по ней, пока не добралась до облаков. Она ступила на облако, как на твердую землю, и тоже исчезла в белых клубах. Последнее, что было видно, была ее свисающая босая нога.

Оглядев собравшихся, торжественно уставившихся в небеса и очарованных его заклинаниями, Мерлин, подмигнув, добавил: «И мужчина, чтобы утешить девушку», — и снова порылся в мешке. На этот раз он достал крепкого пригожего молодца, который ухмыльнулся своему создателю и быстро вскарабкался по веревке в заоблачную страну. Придворные разразились смехом. Это была отличная выдумка, подходящая для свадебного праздника. Даже Кэй засмеялся над суматохой, которая поднялась над их головами, когда девушка в облаках завизжала и наконец замолкла, издавая только приглушенное хихиканье.

Но лицо Мерлина приняло непроницаемое и мрачное выражение. «Это не утешение, а озорство», — сказал он. Он щелкнул пальцами. Хихиканье прекратилось, и спустя мгновение молодая девушка, которую он создал, выскользнула из облаков и спустилась на землю, часто дыша. Ее растрепанные волосы и расстегнутый корсаж свидетельствовали о ее приключениях, и она прятала свое лицо от взглядов улыбающихся придворных.

Мерлин снова щелкнул пальцами. В ответ появился молодой человек, легко спрыгнувший на землю с зайцем в руках. Он поклонился всем собравшимся и Мерлину, потом подошел к девушке. Но Мерлин сказал: «Стыдно, стыдно соблазнять молодую девушку. Оставь ее в покое». Он повернулся к Кэю-сенешалю: «Конечно, соблазнитель заслуживает наказания?» — «Да, — усмехаясь, ответил Кэй. — Сила у него есть, ему добродетели не хватает».

В следующее мгновение усмешка застыла у него на губах. Внезапным движением чародей выхватил свой меч и взмахнул им. Голова юноши покатилась на землю. Одно мгновение его тело стояло прямо, из него бил фонтан крови, забрызгавший землю и платья дам, стоявших вокруг. Затем тело тоже упало.

Артур загородил собой побелевшую от страха королеву и сказал: «Это безумие. Смерть слишком суровое наказание за игру в любовь, которую ты сам придумал, Мерлин. Что это за свадебный подарок?»

«Ты считаешь меня слишком суровым? — ответил чародей. — Ну, тогда я должен придумать счастливый конец». Он нагнулся над телом и головой мертвого юноши, скрыв их под своим плащом. Потом он отступил назад, и юноша встал на ноги, оживленный колдовством Мерлина.

Но что-то было не так. Голова у него на плечах сидела задом наперед, а ноги стояли в луже его собственной крови.

«О Боже, — сказал Кэй. — лучше уж умереть, чем жить вот так».

Что, тогда совсем не наказывать?» Своей рукой он повернул голову юноши, чтобы она встала на место. Затем он по очереди дотронулся до юноши, девушки и зайца, они уменьшились до игрушечных размеров, и он сунул их в мешок. Свистом позвал веревку, и она сама свернулась кольцами. Облака над головами придворных растаяли в голубом небе.

«Плохо, что ты сомневаешься в моем могуществе, Кэй, — сказал Мерлин и добавил, обратившись к королеве: — Смотри, леди, это был фокус. Даже кровь пропала». И затем он тоже исчез.

Вот так закончилось это представление, в котором восторг и ужас, надежда и страх соединились так же причудливо, как был причудлив сам чародей. Но это упражнение в магии, обычное само по себе, казалось, привлекло к себе внимание народа Волшебной страны, как и предсказывал Мерлин. Словно играя с могущественной силой, которой он обладал благодаря своему волшебному происхождению, чародей широко распахнул двери для старцев, сделав смертных, которых он предостерегал, уязвимыми для их оружия, как и самого себя.

Первое вторжение старцев последовало почти сразу и привело к драме, разыгравшейся прямо в зале Артура. Как и другие праздники в те времена, свадебный пир продолжался много дней. И утром, два дня спустя после сцены во дворе, праздник был нарушен. В зал — как выяснилось, не замеченный наружной охраной — прискакал белый олень. Его бока были покрыты клочьями серой пены, а из ноздрей сочилась кровь. Он пронесся через зал, за ним гналась гончая. За гончей устремилась свора собак, и среди них — женщина, сидящая верхом на белой лошади. Это было бледное создание, увенчанное темным облаком развевающихся волос; на ней было зеленое платье волшебницы, а на шее у нее висел охотничий рог из слоновой кости.

Преследуемая жертва и охотница неслись таким галопом, их вторжение было настолько внезапным, а крики такими неистовыми, что все присутствующие в зале застыли на своих местах. Однако вся сцена длилась всего несколько секунд. Животные носились вокруг столов; вдруг из воздуха возник воин и схватил гончую, другой поймал охотницу, и все они исчезли. Олень и собаки выбежали из зала, оставив позади себя перевернутые столы и лавки, разбитое стекло и растоптанное золото.

В одно мгновенье Верховный король был на ногах, но до того, как он отдал приказ, Мерлин опередил его. Чародей отрядил трех рыцарей: одного — преследовать оленя и принести его голову, другого — найти гончую, а третьего — освободить охотницу. Рыцари повиновались ему; как рассказывают хроники, они прискакали в Волшебную страну и нашли то, что искали. Через несколько недель они вернулись с головой оленя, гончей и сообщением о том, что охотница находится в безопасности в своих владениях. Но для истории неважны приключения этих рыцарей. Важно было это вторжение в зал, что понимал только Мерлин. Отдав рыцарям приказ отправиться в погоню, он с посеревшим лицом стоял рядом с королем. Его щеки запали, как у мертвеца, глаза потускнели, руки дрожали.

«Что вас беспокоит, господин чародей?» — вскричала королева.

Когда Мерлин заговорил, его голос был старческим, надтреснутым и слабым. «Она все же пришла. Все еще молодая, все еще непослушная. И она появилась здесь по моей вине, я сам открыл ворота, чтобы впустить ее».