Вдовец - Жорж Сименон

Ему не хотелось выходить на улицу, толкаться среди прохожих в поисках Жанны. Он побрился, оделся, попытался сесть за работу, но это ему не удалось. Нечего было и начинать. Он чувствовал себя сносно только в своем кресле, вытянув ноги, полузакрыв глаза.

Телефон по-прежнему молчал, и он был так же далек от мира, как будто в результате эпидемии или массового бегства остался единственным жителем Парижа.

Сколько часов прошло так? Тогда, в среду, сразу после шести часов вечера, возвратясь с улицы Франциска Первого, из предместья Сент-Оноре и из типографии Биржи, он нашел квартиру пустой. В ту пору он был еще оптимистом — ведь снова и снова обходя свой квартал, он каждый раз воображал, будто Жанна за это время успела прийти домой.

Ночь со среды на четверг… Потом длинный день, когда он ничего не делал, оставался в неизвестности… Даже ни о чем не думал, ибо, в сущности, он действительно не думал, и, как ни странно, если какие-то картины и всплывали в его памяти, это были картины его детства в Рубе, на берегу канала, где теперь его мать властвовала за стойкой кабачка… Он хорошо знал этот кабачок, который уже существовал тогда, когда, лет трех или четырех, он начал играть в шарики на тротуаре… Он отчетливо помнил запах можжевеловой водки, смешанный с другим запахом — запахом смолы, которой пропитывали лодки… Моряки, выходившие из кабачка и спотыкавшиеся об эти шарики, пахли смолой и можжевеловой водкой…

Вот и опять шесть часов вечера, и внизу, за столиками кафе, полно посетителей, потеющих и пьющих пиво.

Он снова сварил себе кофе. Слова «кофе» и «вдовец» соединились теперь в его сознании, подобно тому, как смола и водка — в его памяти. Неужели ему придется ежедневно проделывать все это, вновь привыкать к кухне, искать, где лежит сахар, где лежат спички?

В ящике для провизии оставалось три яйца, и когда наступил вечер, он набрался храбрости и сделал себе яичницу.

Инспектор Горд, который, должно быть, уже вышел на дежурство, по-прежнему не звонил. Перед гостиницей на улице Сент-Аполлин прогуливалась в этот вечер девица в белом костюме. Эту он еще никогда не видел, и ее рост, темные волосы, весь ее силуэт немного напоминали Жанну.

В конце вечера, когда толпа уже вышла из кино и нырнула в метро, он решился позвонить в полицию.

— Инспектор делает обход. Пока никаких сигналов не поступало.

Неужели Горд, желая доказать свою правоту, начал искать Жанну, но не среди мертвых, а среди живых?

Он лег на диван и все-таки заснул, не раздеваясь. Таким образом, он намеренно не углублялся в сон — это показалось бы ему бегством. Впрочем, он продолжал и во сне слышать шум автобусов, видеть, как вспыхивают и гаснут вывески, различать голоса прохожих, свистки паровозов на Восточном вокзале, что означало перемену ветра.

Была пятница, Уже прошло тридцать шесть часов с того момента, как исчезла Жанна. Ему пришлось пересчитать дни, чтобы установить это. Около восьми часов опять пришел Пьер, сел на стул. Он выглядел более сосредоточенным, чем накануне.

— Вы ничего не делаете, чтобы найти ее?

— Ничего нельзя сделать.

— А полиция?

— Полицию я известил вчера… Нет, позавчера…

Он путал дни. При ребенке он ходил по комнате взад и вперед, делая вид, что чем-то занят, испытывая неприятное ощущение, что во взгляде мальчика таится упрек. Он даже сказал, словно кто-то обвинял его:

— Я сделал все, чтобы она была счастлива…

Почему Пьер молчит?

— Ты не веришь, что она была счастлива?

— Верю…

Но это «верю» прозвучало не так твердо, как ему бы этого хотелось.

— Она когда-нибудь плакала при тебе?

Он вдруг вспомнил, что Жанна вела с мальчиком более долгие беседы, чем с ним самим. Частенько, работая в своей мастерской, он слышал через полуоткрытую дверь, как они вполголоса болтали, и теперь думал, о чем это они могли разговаривать.

— Она когда-нибудь плакала при тебе? — повторил он, как будто что-то заподозрив.

— Редко.

— Но все-таки иногда плакала?

— Иногда…

— Из-за чего?

— Когда у нее что-нибудь не ладилось…

— Что?

— Не знаю… Ее работа… Неважно что… Ей хотелось, чтобы все было сделано отлично…

— А что она говорила тебе обо мне?

— Что вы добрый.

Голос мальчика звучал холодно, и Жанте с досадой думал, что тот смотрит на него, как судья.

— Она не считала, что мы живем скучно?

— Она считала, что вы добрый.

— А ты?

— Думаю, что да.

— А не было у нее в наших краях каких-нибудь знакомых, которых я никогда не видел?

Он рассердился на себя: это было нечто вроде измены, он как бы невольно солидаризировался с Гордом. И поспешил сам ответить на свой вопрос:

— Нет… Если бы она познакомилась с кем-нибудь, она бы мне сказала… Она говорила мне все…

Ему хотелось, чтобы Пьер подтвердил это, но тот прервал разговор.

— Мне надо идти за покупками.

Ведь это он ходил за покупками для старой портнихи, и в период школьных занятий еще до начала уроков бегал из одной лавки в другую со списком и с сеткой в руках.

Через какое-то время Жанте вдруг заметил, что стенные часы остановились, надо было завести их. Он высунулся в окно, чтобы взглянуть на огромные часы над витриной магазина часовщика, как вдруг раздался звонок, и так как голова его была в эту минуту за окном, он не сразу понял, что это, наконец-то, звонит телефон.

Было семнадцать минут двенадцатого. Ожидание длилось сорок один час.

— Бернар Жанте?

— Да.

— Это говорят из…

— Знаю.

Он узнал голос инспектора Майяра, его манеру говорить. Не смея задать вопрос, он ждал. Пауза была длинной.

— Так вот! Думаю, что все выяснилось… Я позвонил Горду домой, и сейчас он едет туда… Он думает, что вам тоже следует поехать, чтобы опознать ее…

— Умерла?

— Да… То есть… Увидите сами…

— Где она?

На улице Берри, около Елисейских Полей… Вы увидите направо отель с забавным названием «Гостиница Гардения»… Вам лучше поторопиться, потому что, насколько я понял, они не долго будут держать ее там…

Вот! Жанна умерла. Пока до него еще не дошел смысл этих слов. Это было нелепо. Он вышел, захватив шляпу, забыв запереть дверь, которая хлопнула, открывшись от сквозняка, когда он спускался по лестнице. Он прошел мимо консьержки, увидел подвешенную на шнурке лампу, горевшую внутри, мужа, перетягивающего во дворе стул и курившего старую обмотанную проволокой трубку.

Он сел в красное такси, маленькую тесную машину, ударившись при этом головой.

— Улица Берри.

— Какой номер?

— Гостиница…

До чего глупо! Забыл!

— Название какого-то цветка…

— А, знаю. «Гардения»…

Он ехал, словно по чужому городу, совершенно не понимая, куда везет его шофер. Улицы были сплошь залиты солнцем, и, словно через увеличительное стекло, он видел светлые платья, сливающиеся лица.

Машина остановилась. Он заметил полицейского в мундире перед стеклянной дверью, защищенной навесом. Вокруг не было любопытных, не было ни газетчиков, ни фотографов; только две маленькие полицейские машины стояли у тротуара.

Небольшой, но светлый холл с выложенными мрамором стенами, со стойкой красного дерева и зелеными растениями по углам, на ступеньках прикрепленный медными прутьями ковер красивого красного цвета.

Когда вошел Жанте, инспектор Горд стоял у стола и беседовал с дамой в черном шелковом платье с посеребренными волосами.

— Идите сюда, Жанте… Чтобы выиграть время, я попросил моего коллегу позвонить вам… Я был дома, когда мне сообщили…

— Это она?

— Думаю, да.

На голове у него, как всегда, была шляпа, во рту — обычная трубка, но в выражении лица, в глазах, пристально смотревших на Жанте, было что-то новое: казалось, он чего-то не понимает.

Черная решетка лифта захлопнулась за ними, они плавно поднялись на пятый этаж, где на площадке и в коридоре трое или четверо мужчин и две горничные в полосатых блузах молча смотрели друг на друга.

— Сорок четвертый… — тихо подсказал ему инспектор.

Гостиница была невелика, но вся ее атмосфера показалась Жанте изысканной, исполненной уюта. Номера на белых дверях были медные или бронзовые, и здесь тоже лежал красный ковер, стояли комнатные растения.

— Полицейский комиссар этого округа прибыл уже давно.

Горд остановился.

— Я разослал уведомления по всем округам и просил известить меня… К сожалению, это не было сделано сразу… Судебно-медицинский эксперт уже ушел…

Он взглянул на своего спутника, как бы желая убедиться, что тот сможет выдержать ожидающее его потрясение. Прежде чем отворить дверь, он и сам отер пот, снял шляпу.

— Мужайтесь!.. Зрелище не из приятных…

Из-за сильного запаха пришлось распахнуть все окна. Но во избежание любопытных взглядов людей, живших напротив, ставни были опущены и пропускали лишь тоненькие полоски света. Под потолком горела люстра. Сильное дезинфицирующее средство было разбрызгано вокруг.