Складская история - Виктор Дьяков

7

В августе погода стала крайне нестабильной. В начале месяца вдруг наступило почти осеннее похолодание, а где-то во второй декаде пришел антициклон и установилась тридцатиградусная жара. В соответствии с погодой Анна Николаевна «готовила» Клавдию к ее «выходу» в новом качестве. Съездить в райцентр сделать прическу и маникюр, сшить в ателье брюки подчеркивающие бедра и все остальное… На это Клавадия согласилась, но чтобы одеть такую блузку, которая оставляет открытым хотя бы спереди живот с пупком… На это она долго не соглашалась.

– Да пойми ты, – Анна Николаевна в одностороннем порядке перешла с Клавдией на ты, – живот это сама соблазнительная для мужиков часть тела. Не ноги, не задница, даже не грудь, а именно живот.

– Да… но это для молодежи. У меня дочь тоже с голым брюхом ходит. Но у нее живота-то почти нет, а у меня, – Клавдия похлопала себя по объемистому животику.

– Чушь ты несешь. Поверь, большинство мужиков любят не плоские, а круглые бабьи животы. Тот лейтенантик, о котором тебе я рассказывала, уж так старался хотя бы в танце потереться о мой выпирающий живот. А я ему прямо в грудь руками уперлась и еле удерживала, так он меня на себя тянул. А уж нацмены тем более полных женщин любят. У них-то бабы в основном либо тощие, либо с возрастом полнеют безобразно. А ты-то чего боишься? У тебя отличная, самая что ни на есть приятная бабья полнота, самая настоящая гундаревская. Может у тебя порывы на животе?

– Какие порывы? – не поняла вопроса Клавдия.

– Ну, при родах иногда бывают порывы, потом на животе такие полосы синие остаются. У меня как раз такие, – пояснила Анна Николаевна.

– Ааа, поняла, нет, у меня нет никаких порывов.

– Ну, так чего стесняешься? Ты же сейчас безмужняя вдова, кто тебе чего посмеет сказать. Давай, одевайся как положено…

Когда Клавдия… а разговор происходил в выходной день на даче у Анны Николаевны и они были одни… Так вот, когда Клавдия, пунцовая от смущения оделась и предстала в так называемом «топе», Анна Николаевна осталась очень довольна:

– Прекрасно… сногсшибательно! У тебя прекрасно сохранилось тело, особенно кожа. Если ты сейчас поедешь отдыхать куда-нибудь в Турцию, или Египет, тамошняя чернота, глядя на тебя, облизываться будет. А ты еще хотела спрятать живот.

– Но он… он очень круглый и жирный, – смотрела в зеркало на свое отражение Клавдия.

– У твоего молодого чурека, да и у остальных тоже от этого круглого и жирного зенки полопаются. Поверь, уж я то их вкусы знаю. Ты думаешь, отчего это мода на голые животы так долго держится? Потому что красивые животы у баб встречаются гораздо чаще, чем та же грудь или ноги. Вот и весь секрет, – наставительно подняла палец Анна Николаевна. – А у тебя живот что надо и нечего его прятать…

Когда в понедельник Клавдия появилась на складе… Нет, идти с прической и в «топе» по поселку она все же не решилась, накинула платок и кофту с длинным рукавом, да и утром было довольно прохладно. Но уже на складе, когда солнце стало припекать, она вышла к рабочим… Те даже сбились с ритма погрузки машины, расширившимися глазами уставившись на свою хозяйку. Шофер, местный мужик, тоже бывший леспромхозовец, которому при дележе собственности достался нерабочий грузовик ЗИЛ-131, и он этот грузовик «поднял», и уже давно работал в фирме братьев Бобровых… Так вот шофер, увидев Клавдию с высокой прической с обтянутыми джинсовой юбкой бедрами, в кофточке без рукавов открывающий солнцу белые нежные руки до плеч и еще более визуально нежный живот… Правда открытость живота Клавдия уменьшила до минимума, только в районе пупка, так что ладонью можно было прикрыть… Но все это вместе на контрасте с той Клавдией, которую они видели в пятницу, произвело на все складское народонаселение ошеломляющее впечатление.

– Ну, ты мать, даешь! – не смог скрыть изумления шофер. – Ну к ты прям лет на десять помолодела, – при этом ни он, ни все без исключения грузчики не могли оторвать глаз от наиболее привлекательных обнаженных частей ее тела – полных, округлых рук выше локтей и пупка, выпирающего нежным белым бугорком в промежутке между низом кофты и верхом юбки.

Клавдия, явно не ожидавшая такого эффекта, несколько смутилась. Но тут же, вспомнив «инструктаж» Анны Николаевны, взяла себя в руки, и словно не замечая все эти взгляды и того, что произнес шофер, заговорила «деловым» тоном:

– Что это за заказ вы грузите? Это который на Горького сто десять, на сто двадцать досок?… Не забудь захватить двух грузчиков, они разгрузку заказали.

Клавдия стала другой не только внешне, она и говорила и держалась как-то по иному. С обновлением внешности стал формироваться и новый стиль ее поведения, общения с рабочими, приказной, хозяйский. И, удивительное дело, все как-то присмирели, и кроме реплики шофера не последовало ни одной. А когда бригадир, обращаясь к Рахиму, негромко приказал:

– На разгрузку ты поедешь.

Клавдия это расслышала, уже идя в контору, ощущая взгляды десяти пар мужских глаз на своих обтянутых юбкой бедрах. Она с тяжеловесной грацией обернулась, и с тем же, не терпящим возражений тоном, приказала уже бригадиру:

– Его не посылать, он сегодня у меня работать будет, другого назначь.

И вновь в ответ не последовало никаких возражений. Такое преображение Клавдии, которую рабочие знали до того робкой, неряшливо одетой, кое как причесанной… Увидев женщину, которая буквально за выходные превратилась из замарашки в королеву, рабочие как-то самопроизвольно из «гордо звучащих» почти люмпенов превратились в скромных слуг. Конечно, Клавдия не ставила именно такую цель своего превращения. Она хотела кого-то соблазнить? Нет, эти рабочие не вызывали у нее никаких симпатий как мужчины, несмотря на то, что она уже третий год жила без мужа. Однако «просветительская» работа Анны Николаевны и случившееся как по заказу появление Рахима, эти два обстоятельства вкупе разбудили в ней то женское естество, которое вроде бы уже умерло, но оказалось лишь дремавшим в неком анабиозном сне. Она ведь была хоть уже и не молодой, но еще и не старой женщиной, и ей просто… хотелось. И это ненароком разбуженное желание толкало ее на то, на что еще месяц назад она бы никогда не решилась. Не решилась вспомнить, что она женщина.

В подсобке на это раз дел было немного, и Клавдия больше для вида занялась перестановкой стоявших на витрине всевозможных коробочек со сверлами, шурупами, гвоздями и прочих, используемых в строительном деле мелочей. Рахим послушно исполнял все распоряжения хозяйки, стараясь на нее не смотреть, но когда она поворачивалась спиной, он этого делать был просто не в силах. Клавдия ощущала энергетику этих взглядов, которые он бросал на нее, уверенный, что она никак не может этого видеть. Она и не видела, она чувствовала. Чувствовала примерно то же, что Анна Николаевна оставаясь в квартире с солдатом, делавшим у нее ремонт. Когда же вся работа была сделана, Клавдия, усадив Рахима на табурет, сама села на стул и стала его расспрашивать сначала о дяде, так сказать для «затравки», потом о нем самом, его семье. Откуда что взялось, видя что молодой парень сильно смущен, тем что они вдвоем остались в достаточно тесном помещении, и тем что она сидит совсем близко, Клавдия интуитивно, хотя ее этому никто никогда не учил вела себя как опытная кокетка. Это искусство таилось в ней само-собой и тоже, что называется, «дремало». Она сидела на стуле, закинув ногу на ногу и юбка, которая была чуть ниже колен, поднялась, обнажив мощные колени и низ сочных ляжек. Живот в сидячем положении нависал обнаженной добротной женской плотью над джинсовой юбкой, грудь полуоткрытая сверху выступала двумя массивными молочного цвета полукружьями, тонкие бретельки кофты почти полностью оставляли открытыми округлые слегка загоревшие плечи, переходящие в нежные предплечья. Клавдия в своей жизни избежала тяжелой неженской работы своей бабки и, опять же, неженской нервотрепной жизни на колесах своей матери, потому сохранила до сорока лет, как здоровье, так и женственную внешность. С учетом этого все элементы ее «костюма» подбирались Анной Николаевной как в гардеробе самой Клавдии, так и на поселковом вещевом мини-рынке, рядом с железнодорожной станцией. И вот Клавдия, откинулась на спинку стула, покачивая ногой… красивой ногой, круглое колено, круглая икра без намека на выступающие вены, в красивой босоножке… и спрашивала, спрашивала… А Рахим в рабочей спецовке ссутулился на табуретке отвечал, явно чувствуя себя неуютно, потому как ему приходилось проводить незаметные манипуляции своими руками, держать их возле живота, чтобы не дать, так называемой, «крайней плоти» вздыбить его штаны прямо на глазах хозяйки.

То что хозяйка явилась на работу совсем не такая как в пятницу, Рахим тоже заметил сразу, но таращить глаза на ее частично обтянутые материей, а частично обнаженные прелести… Нет, он все это рассмотрел, но скромно, из-под тишка. Но когда хозяйка, усадив его напротив себя начала расспрашивать, находясь совсем рядом… Он как ни старался, не мог на нее не смотреть, не чувствовать, исходящий от нее запах чудесных духов «Шанель № 5». Все вместе, этот чудный запах, уединение и хозяйка… ее бедра, грудь, обнаженные колени, икры, руки, и особенно пупок, довольно жирный, в который, наверное, можно было целиком засунуть палец, производило впечатление. Тем не менее, эта как бы выставленная на показ полнота совсем не казалась безобразной, какой она бывает у жирных, пузатых мужиков. Нет, если женщина по настоящему женственна, то эти телесные излишества у нее смотрятся естественно, даже обворожительно, вызывая желание эти нежные складки не только обозревать, но и щупать, ощущать. Все это обрушилось на Рахима нежданным «водопадом», потому он туго соображал и с трудом осмысливал вопросы хозяйки: