Кембрийская глина - Станислав Родионов

— Погодка сегодня не очень, — сказал Беспалов. — Кстати, как только вы назначили новую инвентаризацию, мне звонили из треста, просили отменить ваше постановление.

— Почему?

— Очень громоздкая и сложная работа. Откровенно говоря, я и сам не понял, зачем вы её назначили.

— Чего ж не отменили? — буркнул Рябинин.

— Я должен верить следователю. Иначе невозможно работать. Должен верить до тех пор, пока следователь не даст серьёзного повода для недоверия. Вы такого повода не давали.

— Юрий Артемьевич, извините меня за бестактность, — сказал Рябинин.

— А, чего там, — беспечно бросил прокурор и махнул рукой. — Знаете, я привык людям верить и привык, чтобы верили мне.

К этому привык и Рябинин.

— Без нужды я в следствие не вмешиваюсь, — продолжал Беспалов. — Да вы, наверное, его знаете лучше меня. Я ведь только года два работал следователем. А то всё помощником прокурора по общему надзору, по уголовно-судебному надзору… И вот — прокурор района.

Рябинин никогда не встречал прокурора, который бы честно сказал, что плохо разбирается в следственной работе. Это был первый.

— Я ведь в молодости работал на заводе мастером. И вот тебе на — прокурор! — засмеялся Беспалов.

Ему хотелось пооткровенничать, рассказать о себе. Рябинин понял это.

— А я до прокуратуры бродил с экспедициями, — поделился и Рябинин. — Коллектор, техник-геолог, техник-геофизик…

— Сергей Георгиевич, а вы считаете себя следователем? Я имею в виду призвание. Вы меня поняли?

Он его понял. Беспалов спрашивал о том, о чём Рябинин спрашивал себя не раз. Теперь его спросил начальник, прокурор района. На такие вопросы существовали однозначные ответы. Сколько он ни помнил очерков или рассказов о следователях, они почти все начинались со слова «призвание». Или кончались этим словом. Рябинин в городской прокуратуре был на хорошем счету. Но сам он считал, что идеалу следователя не отвечает, не таким должен быть следователь.

— Нет, я не следователь, — честно признался он в том, в чем себе-то не всегда признавался. И кому признался — своему начальнику.

— Тогда кто вы? Человек всегда кто-нибудь есть.

— Я бы с удовольствием занимался научной работой.

— Хитрый вы, — засмеялся Беспалов.

— Почему хитрый? — опешил Рябинин.

— Да ведь только тот настоящий следователь, кто способен к научной работе.

Рябинин это предполагал, но никогда бы не рискнул сказать такое на совещании или занятиях — засмеяли бы коллеги. И были бы по-своему правы, потому что следственная работа испокон веков считалась работой оперативной. Рябинин-то это знал. Но откуда знал Беспалов, два года работавший следователем и только что расписавшийся в своей малоопытности?

— Научных способностей ещё мало, — вздохнул Рябинин. — Нужны воля, характер, быстрота, нервы железные нужны… А этого частенько не хватает.

— Этого всегда не хватает, — заметил Беспалов.

Они прошли уже три квартала. Прокурор, видимо, и не собирался останавливаться. Теперь они двигались быстро, у Беспалова только вздрагивали волосы на виске. Он тоже снял плащ и бросил на руку, как Рябинин.

— Вот я давненько ушёл с завода, — признался прокурор, — а тянет. Как иду мимо какой-нибудь проходной, так сердце и поджимает. Вот такие сухари. Был я рабочим и остался рабочим.

И Рябинин сразу понял, на кого же похож прокурор. Почему он не догадался, когда увидел его широкие ладони, крепкие плечи и эту походку с перевалочкой? Теперь Рябинин знал, чем понравился ему прокурор тогда в кабинете — он был рабочий человек.

— Вот кончится мой конституционный срок, пойду проситься на завод, — весело пообещал Беспалов.

— Не отпустят, — убеждённо сказал Рябинин.

Таких прокуроров не отпускали. Казалось бы, парадокс: люди, которые довольны своим делом и считают его призванием, работают хуже тех, которые вечно недовольны собой и работой. Но парадокса здесь не было.

Самодовольный работник всегда хуже недовольного. В этом Рябинин убедился давно.

Жёлтый «газик», обычная патрульная машина с синим огоньком на крыше, сделал на перекрёстке поворот и поехал по их стороне. Теперь и Рябинин смотрел за машиной. Она отклонилась от центра проезжей части и подрулила к ним.

Из кабины вылез Петельников и вяло подошёл. Рябинин насторожился — он хорошо знал инспектора, лицо которого сейчас почему-то было усталым и суровым.

Петельников пожал руку прокурору и глухо сообщил:

— Топтунов сбежал.

Так Рябинин ещё в людях не ошибался. Тот третий, который сидел в нём, сейчас адски торжествовал, попирая первых двух Рябининых. Его третье «я» злилось и поедом ело всякие интуиции и логики. Юрков оказался прав.

Почему он, Рябинин, не прислушался к словам Юркова и не посоветовался с Беспаловым? Даже с Петельниковым не поговорил.

Не сумасшедший ли он, Рябинин, не псих ли? В камере называл кладовщика «товарищем», а сейчас обдумывает версию о преступной группе с ним во главе. Но он был следователем, поэтому обдумывал преступление. И он был человеком, который может поверить другому человеку.

Они с Петельниковым ехали на маслобазу. На улицах чуть стемнело, но фонари ещё не зажгли. Было десять часов. Поводом для поездки служило пролитое директором масло — нужно осмотреть землю. Но ехал Рябинин не поэтому. Он не мог сегодня спать. Ему требовались движение, работа, действие.

— Что говорит жена? — спросил Рябинин.

— Ушёл чуть свет и не вернулся. Такого, говорит, никогда не было, чтоб он её не предупредил. На маслобазе, она знает, его нет. Плачет.

Когда у следователя рассыпается дело, его начинают мучить сомнения. Не поэтому ли так быстро признался Кривощапов — знал, что Топтунова нет? Этими шестью тоннами пытается снять с себя подозрения… Не в сговоре ли они?

— А документы?

— Паспорта дома нет.

На базе никого не было, кроме сторожа. Он увидел инспектора и онемел.

Масляный участок при помощи фонаря Рябинин нашёл сразу. Земля была аккуратно засыпана песком, но под ним она лоснилась. Петельников привёл с озера двух рыбаков — понятыми. Следователь тщательно всё описал, замерил и составил протокол. Кривощапов не обманул — масла пролито много.

Рябинин рассеянно бродил по территории. От нагретых солнцем труб несло теплом. Пахло землёй и подсолнечным маслом. И какой-то травой, которая пышно росла тут.

— Поднимемся, — предложил Рябинин.

По лестнице из металлических скоб, вваренных в боковую стенку, они забрались на крышу бака. И сразу почувствовали, что попали на высоту. С одной стороны поднимался вал огней близкого города. С другой темнело озеро с далёкими огоньками противоположного берега.

На крыше, кроме закрытого на замок люка, ничего не было. Сухо и чисто, только у люка темнели пятна подсолнечного масла. Рябинин ходил по гулкому металлу. Инспектор стоял у края, любуясь городом. Понятые тихонько переговаривались — они думали, что следователь ищет улики. Но следователь искал мысль, которая…

…Может, он бы его на серой поверхности и не заметил, но тот лежал на тёмном маслянистом пятне. Рябинин взял у понятого фонарь. Светлый комочек, бесформенный, полсантиметра в диаметре… Рябинин подцепил его бумажкой.

— Вот ещё, — показал Петельников.

Но это были уже крошки — такие маленькие, что увидеть их мог только глаз инспектора.

— И вот. — Петельников ткнул носком ботинка в чуть приметный мазок. — А что?

Рябинин только пожал плечами. Он понял недоумение инспектора — ведь не пятна крови и не отпечатки пальцев. Просто у следователя выработалась привычка обращать внимание на всё необычное, та привычка, которая развивается на местах происшествия.

— Какой цвет? — следователь растёр крошку в пальцах.

— Вроде серый.

— Или белый, — уточнил Рябинин.

— В общем, светлый.

— Пожалуй, серый, — решил следователь и понюхал палец. — Интересно, что это такое? Запах вроде карбидного…

— Похоже на извёстку, — заметил Петельников.

— Вроде теста, — сказал понятой.

Экспертиза бы точно обозначила эти белёсые комочки и дала бы список составляющих компонентов. Но следователь хотел знать сейчас.

— Да ведь это глина, — неуверенно предположил Рябинин.

— Конечно, глина, — поддержал другой понятой.

— Самая натуральная кембрийская глина, — громко сказал Рябинин. — Откуда она? База стоит на песке.

— Как откудова? — раздался вдруг хриплый голос.

Все обернулись. Казалось, маленькая сморщенная головка лежала прямо на краю бака. Сторож стоял на скобяной лестнице и наблюдал за ними.

— Да с ботинков кладовщика, — добавил он.

— Поднимитесь, — попросил Рябинин.

Кряхтя, старик влез на бак, подошёл к ним и стал объяснять: