Рим или смерть - Лев Вершинин

Ассамблея единодушно решила - набрать добровольцев и послать в поддержку Карлу Альберту семитысячную армию.

Карл Альберт вовсе не собирался прибегать к помощи восставшего Рима, где теперь правили республиканцы и мадзинисты.

Он сам сумеет наконец одержать полную победу.

Истинную цену своим генералам Карл Альберт все же теперь знал. Поэтому на этот раз он назначил командующим войсками иностранца, поляка Кржановского. Не помог и Кржановский. В решающем сражении при Новаре он погубил цвет королевских берсальеров, егерей и гренадеров, а битву проиграл.

Произошло это 23 марта 1849 года, всего через три дня после начала военных действий. Римской армии, так и не успевшей принять участия в войне, пришлось вернуться назад.

От современников Карл Альберт получил за беспрестанные колебания прозвище "Король сомнений". Он был никудышным полководцем, но трусом его назвать нельзя. Когда его разгромленная армия отступала к Новаре, он покинул боевые позиции одним из последних. Мимо него проносили тяжело раненных, легко раненные сами тащились по дороге, уцелевшие солдаты, побросав оружие, понурые, безучастные ко всему, брели по обочине.

- Все потеряно, даже честь, - сказал король своему адъютанту генералу Ламарморе, - остается одно - просить перемирия.

Австрийцы потребовали восемьдесят миллионов контрибуции, право держать гарнизоны в главных городах Пьемонта. На такое унижение Карл Альберт не пошел - предпочел отречься от престола. Королем стал его старший сын Виктор Эммануил II. Он и подписал перемирие, отправившись в местечко Виньяле на поклон к фельдмаршалу Радецкому. Что и говорить, не самое блистательное начало царствования!

О военной катастрофе при Новаре в Риме стало известно шесть дней спустя. Теперь Римской республике предстояло бороться сразу с двумя грозными врагами - Австро-Венгрией и Неаполитанским королевством. Времени на споры и дискуссии больше не оставалось. Настал момент действовать твердо и мудро.

Поздним вечером 29 марта 1849 года после пятичасового тайного заседания Ассамблея постановила:

"Создать триумвират и предоставить ему неограниченные полномочия для ведения войны за независимость и спасение республики!"

Членами триумвирата были избраны Карло Армеллини, Аурелио Саффи и Джузеппе Мадзини. Но подлинным главой триумвирата, а значит, и всей Римской республики стал Джузеппе Мадзини.

Первым его побуждением было вызвать в Рим Гарибальди. И снова члены совета обороны, Пизакане и Розелли, сумели отговорить Мадзини. Пусть легион еще немного побудет в Ананьи, пока окончательно не определится его место в армии республики.

Тем временем Гарибальди, устав от бесконечного ожидания, негодовал и терялся в догадках. Им, что же, полторы тысячи добровольцев (вдвое вырос его легион!) не нужны?! Может, у них солдат пруд пруди?! Так ведь все наоборот - каждый на счету.

Подавив обиду, написал Мадзини письмо. Никогда раньше он не хвастал своими военными заслугами. А тут перечислил все победы, что одержал в Южной Америке и Ломбардии. Закончил же словами: "Помните, дорогой Мадзини, что в Ананьи сидит в ожидании друг, верный нашему общему идеалу и делу".

И подписался: "Бывший генерал республики Риу Гранди Джузеппе Гарибальди".

Римская республика со дня на день ждала нападения австрийцев, а удар, неожиданный и подлый, нанесла Франция.

В начале апреля начальник гарнизона города Чивитавеккья прислал в Рим к Мадзини гонца с секретным донесением:

"По сведениям итальянских патриотов во Франции, там готовится военная экспедиция против Римской республики".

Для Мадзини эта весть была как гром с ясного неба. Конечно, он знал, у Луи Наполеона свои виды на Рим. Он властолюбец, человек циничный, бесчестный, и мечта его жизни - свалить Французскую республику и стать императором. Таким же всемогущим и обожаемым народом, как его дядя, великий Наполеон Бонапарт. Но природа на племянника поскупилась: не дала ни мудрости, ни дальновидности. Лишь коварством и хитростью не обделила. Вот он и плетет интриги против республики. Прежде всего ему надо победить на выборах. Походом на Рим он надеется укрепить популярность среди католиков, возмущенных изгнанием папы. Да, но разве Франция торжественно не обещала уважать независимость народов? Если Луи Наполеон все-таки попытается обещание нарушить, народ и парламент этого не допустят. Никогда!

Увы, Мадзини нередко принимал несбыточные надежды за реальность и потому не поверил очевидным фактам.

А факты говорили сами за себя.

Премьер-министру французского правительства Барро, стороннику военного похода на Рим, удалось склонить большинство депутатов на свою сторону.

- Австрийцы не потерпят Римской республики. Если же мы первыми войдем в Вечный город, мы тем самым избавим его от разрушений, а жителей от зверств армии Радецкого, - убеждал он противников экспедиции, играя на их антиавстрийских настроениях.

После ожесточенных прений французский парламент согласился послать в Италию экспедиционный корпус. Во главе корпуса был поставлен генерал от кавалерии Виктор Удино, ревностный католик, жадный до почестей и славы.

От парламента он получил строжайшее предписание:

"Не свергать силой правительство, ныне существующее в Риме, а защитить город от австрийцев". Но Луи Наполеон втайне дал Удино совсем другие указания.

- Восстановите в Риме власть папы. Если понадобится, с помощью оружия. Язык пуль и снарядов - самый верный.

Таков был его, президента республики, негласный приказ.

Утром 24 апреля смотритель маяка на молу Чивитавеккьи увидел в подзорную трубу корабли. Они шли кильватерной колонной. Пригляделся - на мачтах кораблей развевались французские флаги. Впереди густо дымили паровые суда, но прикрывали их два корвета. Всего смотритель насчитал семнадцать судов. "Ого, да это целая эскадра!" - с тревогой подумал он.

А суда подходят все ближе, вот уже можно различить названия кораблей: "Пальма", "Лабрадор", "Овернь". На палубе сидят и стоят солдаты, в руках у них ружья. О, корабли уже совсем близко! Смотритель сбежал по винтовой лестнице вниз и стремглав помчался в дом губернатора.

Услышав эту новость, губернатор в растерянности заметался по кабинету. Что делать? Оказать французам сопротивление? Так можно и войну спровоцировать. Принять как друзей? А вдруг это западня? Необходимо срочно связаться с Римом.

В порту тем временем уже бросил якорь первый из кораблей - "Пальма". Началась выгрузка. Моряки спустили на воду весельные баркасы и лодки. В них разместились пехотинцы в красивых черных мундирах, киверах и военных кепи, и поплыли к берегу. Ружья пока мирно лежали на дне лодок, патронташи висели на ремнях. Причалив к молу, солдаты, перебрасываясь шутками, неторопливо выгружали из лодок ящики с боеприпасами. Офицеры стояли чуть поодаль, наблюдая за порядком. На тяжелых баркасах подвезли пушки.

Последними с веселой песней сошли на берег прославленные венсенские егеря. Их командир, полковник Молиер, недоумевал, зачем было отправлять в Италию целых три пехотных бригады, три эскадрона кавалерии, полевые орудия?! Ведь защитники Рима едва ли окажут сопротивление и уж наверняка сдадутся в первые же дни.

Но командующий экспедиционным корпусом генерал Удино не хотел рисковать. По его просьбе ему дали девять тысяч испытанных в боях солдат и офицеров.

Закончив выгрузку, Удино нанес визит губернатору города.

Пока Удино заверял губернатора, что цели и помыслы его самые благородные, венсенские стрелки окружили казармы, где находился батальон берсальеров. Выкатили четыре полевых орудия, навели их на казармы и предложили командиру батальона подполковнику Пьетрамеларе сдаться. Ультиматум был изложен с изысканной вежливостью и холодным цинизмом: либо берсальеры добровольно сложат оружие, что разумно и крайне желательно, либо пушки в щепы разнесут казармы. Пьетрамелара понял, что сопротивление бесполезно, и сдался на милость "освободителей Рима", как они сами себя величали.

Губернатор города воочию убедился, каковы истинные намерения Удино. Часом позже в Рим с донесением поскакал губернаторский гонец.

В тот же день Удино отправил в Рим своего адъютанта Леблана; пусть встретится с триумвирами и объяснит, что в интересах самих римлян принять французов как друзей.

Леблан, бравый вояка, в тонкостях дипломатии искушен не был. Вначале, строго согласно полученной инструкции, он сообщил Мадзини, что экспедиционный корпус хочет спасти Рим от австрийского вторжения.

- Не верю, ложь! - гневно возразил Мадзини. - Тогда бы вам следовало всенародно об этом заявить, а не врываться без приглашения в чужую страну. Разве это не вторжение?

Леблан ничего не ответил, лишь отвел глаза.

- Впрочем, я не удивлен, - добавил Мадзини, постукивая пальцами по столу. - На войне всегда первой убивают правду... Почему в письме Удино ни разу не упоминается Римская республика?