Мой далекий близкий (СИ) - Николаева Юлия Николаевна

Ничего чётко расписанного и понятного. Изредка попадались даты, так что я пришла к выводу, что книжку он начал вести после нового года.

С упорством листала страницу за страницей, пока не наткнулась на следующее:

"Нотариус в 15.00, Ася”

Моя имя было подчёркнуто несколько раз. По прикидкам, запись сделана пару месяцев назад. Конечно, есть вероятность, что это не я, но все же, наверное, у Шилова не миллион Ась. Зачем он обращался к нотариусу, и причём тут я? Вряд ли мне удастся найти ответ, даже если я найду эту нотариальную контору.

Больше ничего, связанного со мной, не было. Немного подумав, я нашла дату, ближайшую к дню рождения Косницына, и снова стала читать. И обнаружила запись:

“Посмотреть запись с камер”.

Я покусала губу. Что, если письмо не было отправлено по почте? Кто-то принёс и бросил его в ящик. И Шилов хотел посмотреть камеры, чтобы увидеть этого человека? Вполне себе вариант, но мне снова мало радости: слишком много времени прошло.

Да и мой интерес может вызвать подозрение, ведь идёт следствие. С другой стороны, если Андрей тогда что-то узнал… он мог попросить запись. Может, стоит рассказать следователю? Уж он имеет больше возможностей, чтобы порыться во всех вещах Шилова. Глядишь, найдёт что-то полезное.

Я вздохнула, ага, вот Синичкин сидит и ждёт меня с распростертыми объятиями, чтобы слушать ничем не подкреплённый бред.

И тут звонок мобильного заставил вздрогнуть, разрезав тишину комнаты.

Илья.

— Ну как ты? — задал вопрос. — Мама сказала, ты была с утра.

— Угу. Вот тоскую дома.



— На похороны пойдёшь?

— Да.

— Завтра в два на Серафимовском.

Я чуть не сказала, что знаю, но решила промолчать.

— Спасибо, — ответила вместо этого и, поколебавшись, добавила. — Илья, этот Звягин, он вообще что из себя представляет?

— Тебе зачем? — тут же насторожился брат.

— Просто интересно. Ты думаешь, это он… Андрея?

— Не знаю, Ась… Если честно, я стараюсь об этом не думать. И тебе то же советую. Лучше не лезть и не ворошить. Шилову уже все равно, а нам тут ещё жить.

Он произнёс эту речь с заминками и как бы смущаясь, но я понимала: это забота обо мне и о нас. Не мне тягаться с такими людьми и искать правду. Не мне…

Но есть что-то, касающееся меня. По крайней мере, я могу быть в этом уверена, глядя на фотографии, лежащие на столе.

В этом-то я имею право разобраться?

Глава 4

На похороны съехалось какое-то неимоверное количество народа. Стоянки у кладбища нет, со стороны входа переезд, так что я лично не пожалела, что отправилась на своих двоих. Люди шли и шли, и мне не составило труда найти могилу.

Оказавшись в разношерстной толпе, я украдкой принялась всех рассматривать. Мать Андрея увидела сразу, она стояла чуть в стороне, как всегда невозмутимая, высокая, с прямой спиной. Бывшая балерина, воспитавшая сына в одиночестве. Сколько помню, Арина Валерьевна казалась мне непробиваемой стеной невозмутимости и равнодушия.

Шилов говорил, это только маска, и на самом деле за этой фигурной статуей прячется добрейшей души человек, готовый всем дарить любовь. Я относилась к этим словам с большим сомнением, и сейчас, наблюдая, как она стоит вся такая прямая, пряча взгляд за вуалью на шляпке, только утвердилась в своём мнении о том, что всем подряд эта женщина любовь дарить точно не будет.

Глаз выловил Стаса и Артема, ещё несколько знакомых человек. Но много было тех, кого я видела впервые. Кто эти люди, что значили для Андрея? И что значил для них он?

Шилова хоронили в закрытом гробу, неудивительно, после такого взрыва там вообще, наверное, мало что можно было собрать. Мысль, проскользнувшая так обыденно, вызвала приступ тошноты. Я потёрла лицо руками и вдруг почувствовала легкое касание. Обернувшись, увидела Ольгу.

Она была стоматологом Шилова и при этом подругой. Они оба утверждали, что их отношения так и не пересекли дружескую черту, в частности потому, смеялся Андрей, что он безумно боится зубных врачей, и потерять Олю для него поистине беда.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Женщина мне нравилась, ей было лет тридцать пять, но выглядела девчонкой, невысокая, худая, с милым личиком. Мы не то что дружили, но среди знакомых Андрея я ее выделяла, и несколько раз мы ходили по магазинам и пили кофе.

— Как ты? — Оля легонько сжала мое плечо, грустно улыбнувшись.

Я улыбнулась в ответ. Мы так и стояли рядом всю процессию. Она прошла быстро, гроб опустили под всеобщее молчание, если кто-то и плакал, то тихо в стороне. Я обошлась без слез, но чувствовала нарастающую в груди тяжесть. Словно гроб опускали не под землю, а мне в душу.

— Это неправильно, — пробормотала я, — это все неправильно.

Начал накрапывать дождь, и работники кладбища закопали быстрее. Вскоре народ нестройно потянулся к выходу. Я поймала за руку Артема.

Он посмотрел сначала удивлённо, а потом сказал:

— А, Ася… Поехали в ресторан, на поминки.

Этого мне хотелось меньше всего, но я зачем-то кивнула и поплелась вслед за толпой. Оказывается, Артём заказал автобус. Ресторан был недалеко, на зеленом пятачке расположился бизнес-центр, на верхнем этаже которого и было заведение, располагавшее выходом на открытую веранду, куда, само собой, народ тянуло курить.

Мы сидели вместе с Олей, и в этом царстве вилок, звенящих о тарелки, и гуле голосов мне меньше всего виделась скорбь по умершему человеку.

— Вот так и бывает, — вздохнула Оля, крутя в руке стакан с соком, — сегодня человек строит планы, а завтра его нет.

Банальность, подходящая к воспоминаниям о любом умершем. Такая обобщенная и такая точная.

— Всего пару месяцев назад он был у меня на приеме, делал полное обследование, — Оля грустно усмехнулась, — говорил, что хочет улыбку, как у голливудской звезды.

Напала странная тоска, мне не хотелось слушать вот это все, эти обрывки воспоминаний об Андрее. Возможно, потому что у меня своих было предостаточно, и они разьедали меня изнутри задолго до смерти мужчины.

Я выскользнула на веранду, тут было много народу, в основном мужчины, среди которых и Артём. Увидев меня, сделал знак, а вскоре оказался рядом. Мы расположились в стороне, возле большого цветущего фикуса.

— Как ты? — спросил он меня, я даже немного растерялась. Зачем все задают один и тот же вопрос? Что они хотят услышать?

Пожала плечами. Косницын, вздохнув, уставился на свои руки.

— Артем, — позвала я, — ты знаешь, кто мог пойти на такое?

Косницын, снова вздохнув, пожал плечами.

Повернув ко мне голову, сказал:

— Я в его бизнес не лез, хотя и имею свою долю в фирме. Стас говорит, последнее время Андрей зарывался, не шел на уступки, отсекал нужные связи… Знаешь, как будто специально напрашивался на конфликт. Стасу говорил, что пора идти дальше, а то застряли в одном сегменте и никуда не движемся… А потом появился один человек… Звягин его фамилия. Стас считает, что только он мог пойти на такие меры. Полный отморозок, привыкший устранять все проблемы самым радикальным образом.

Мы немного помолчали. Все это было логично. Так логично, что поневоле закрадывались сомнения. Вот так просто все? И друзья, и коллеги разом пришли к общему выводу. Менты, наверняка, тоже особо рыскать не станут, покопают слухи, сделают те же выводы и успокоятся, оставив смерть Андрея очередным висяком. Одним больше, одним меньше…

Тем более, вряд ли даже при всем желании они смогли бы что-то предъявить этому Звягину.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Слушай, — обратилась я к Артему, — помнишь, мы праздновали твой юбилей…

Косницын уставился на меня с недоумением. Ну да, странный вопрос, наверное.

Я спешно продолжила:

— Там ведь был фотограф? Я подумала, что он мог заснять нас с Андреем. Ну знаешь… на память.

Мысленно я сморщилась, потому что такая идея вряд ли бы пришла мне в голову. Наша с Андреем жизнь была очень странной, слишком странной, чтобы я хотела оставить от нее в своей памяти хоть что-то.