МКАД - Дмитрий Силлов

— Стоп, — повторил Данила. — Степан прав. Второй драки меж своими в Кремле быть не должно. Но и Тимоха верно сказал. Не помянуть погибших мы не можем. Потому давайте так порешим. В трактир идем без оружия. Даже засапожники здесь оставим. По мне — так вообще надо правила менять, ибо дружиннику при справе воинской бражничать не пристало прилюдно. Посидим с часок — и обратно в корпус. Вечереет уже, выспаться надо. Кто знает, что завтра нас ждет.

— Как-то мрачно ты это сказал, — буркнул Никита. — Чуешь что?

Вместо ответа Данила отстегнул меч и положил его на широченный стол Совета, сбитый из толстых досок. Туда же легли засапожник и пара метательных гвоздей, с которыми любой дружинник расставался только в бане, да и то клал неподалеку.

— А, была не была, ёшкина кошка!

Меч Тимохи лег рядом с Данилиным. Остальные дружинники тоже недолго чесали затылки. Завалиться спать на двухъярусные лежанки всегда успеется…

Путь от Кавалерийского дружинного корпуса до Потешного дворца был недолгим — всего-то за угол завернуть да улицу перейти. Сразу за нарядным дворцом, сохранившим большинство вычурных наличников и декоративных колонн, находился трактир. Здание неказистое, но просторное, места обычно всем хватало.

Мимо дворца дружинники прошли не спеша, но и без особого выпендрежа. Просто прошли, и все, ловя краем глаза настороженные взгляды из окон. Но, кроме тех взглядов, ничего более по пути не случилось. Так, в общем, и думалось, что не станут потешники толпой на дружинных кидаться за то, что Данила показал одному из них кузькину мать. В общем-то, показал за дело, ясно же. Хотя бес этих потешных знает. С них станется похватать кузнечные молоты да цепы для обмолота зерна и всей толпой за своего впрячься, что из простого люда в опричники сумел выбиться. Ну да ладно, не случилось — и хорошо.

В трактире народу было немного. Трактирщик Барма за деревянной стойкой, крепкой и солидной, как он сам, неспешно протирал полотенцем большую деревянную кружку. Неяркий свет четырех потолочных фонарей тускло освещал зал, в котором зачастую отдыхали дружинники в полной боевой сброе, только что вернувшиеся из рейда. Оттого и скамьи, и столы в трактире были широкими и надежными, а расстояние меж столами приличным, чтоб воинам в тяжелых доспехах не цеплять друг друга локтями.

Четверо посетителей оглянулись на вошедших, осознали, мол, да, толпа дружинных вошла. И, осознав, тут же отвернулись. Потому как сейчас намечалось в трактире нечто более интересное, чем отряд кремлевской элиты, где-то растерявший свои мечи.

Прямо напротив стойки по заказу Бармы плотники сработали возвышение наподобие сцены, на котором сейчас плотно обосновалась незнакомая, но пробивная девчонка. Что пробивная — сразу видно. Чтоб трактирщик кому свой старинный резной стул дал попользоваться, такого Данила припомнить не смог. А эта деловая подруга уже успела вытащить тот стул на сцену, усесться на него пышным задом и сейчас, ни на кого не обращая внимания, настраивала диковинный инструмент, формами напоминающий фигуру своей хозяйки.

— Ишь ты, какое завлекательное у Бармы новое приобретение, — прищелкнул языком кто-то из дружинников, усаживаясь на ближайшую скамью. — Чтой-то я такой не припомню.

— Может, из вестов? — предположил Степан.

— Может, и так, — согласился Данила, определяясь на длинной лавке в угол, поближе к стене, но так, чтоб одновременно видеть и товарищей, и весь зал.

Барма за стойкой отставил кружку, огладил усы и прогудел зычно:

— Дарья, Марья, Глафира, на выход! Дружинные пировать пришли!

И добавил для осознания масштабов происшествия:

— Два десятка душ.

Помимо трактира было у Бармы три дочки. Широкие и крепкие, как мебель в заведении трактирщика. Не красавицы, но и не уродины. Девки и девки. Работящие, шустрые, надежные…

— Хорошие девчата, — заметил Никита, как только дочери Бармы выплыли из недр кухни. — Чисто лебедушки, которые в старых книжках нарисованы. Странно только, что незамужние.

— Не ладится у них с замужеством, — покачал головой Степан. — Не везет. У одной мужу в рейде нео голову дубиной проломил. Вторая с парнем встречалась серьезно, да только недавно, прям перед свадьбой, ее жениха Черный Свет в каком-то из кремлевских подвалов до смерти спалил. А третья после такого сама ни с кем встречаться не хочет. Говорит, и так парней в Кремле мало, не хочу, чтоб из-за меня кто-то погиб. Считает, мол, проклятие семейное.

— А что за Черный Свет? — поинтересовался Тимоха. — Никогда об таком не слышал.

— Тссс, — прошипел Степан, показав глазами на идущих к ним девушек. — Потом расскажу.

— Чего желаете, воины? — спросила старшая, Дарья. Глаза серые, спокойные, губы полные, яркие. Но и лицо немного полновато. Не портит, но все же на любителя. Как и бюст тяжеленный, размера пятого. Что такое «пятый размер», уже никто не помнил, но эдакую роскошь только так и называли.

— Как всегда, Дарьюшка, — улыбнулся Данила. — Щи ваши знаменитые, отбивные из хоммутов, картошки домашней с грибами и луком, зелень какая есть. Но сначала самогону, каждому по малой кружке.

И вскользь кинул взгляд вдоль стола.

Нет, никто не скорчил недовольную мину, даже трое недавних отроков, лишь месяц назад получивших пояс дружинника. Значит, понимают, что не на праздник пришли, а лишь ради старой традиции. И что никто не знает, каким будет утро…

— Нет хоммутов, — покачала головой Дарья. — Уж неделю как не видели их ни в Тайницком саду, ни в округе. Похоже, ушли хоммуты глубоко в землю. Так что есть только свежее турье мясо. Как раз перед штурмом бычка забили.

— Пусть будет турье, — кивнул Данила. — И спасибо за почетный прием.

И вправду, втроем девушки подходили к столам редко. И коль такое случилось, значило это, что в трактире Бармы гостей уважают сверх любой меры.

В ответ девушки поклонились в пояс. Тут дружинники совсем обалдели.

— Да… да вы что, девчата? Зачем уж так-то? — пронеслось над столом.

— За подвиг ваш ратный спасибо вам, воины русские, — сказала Дарья, разогнувшись. — И спасибо за то, что живы остались. Батька передать велел, что сегодня колечек с вас не возьмет, уж не обессудьте.

И ушли, покачивая широкими бедрами, движения которых не могли скрыть просторные платья.

— Ну дела, ёшкина кошка! — выдохнул Тимоха, сам красный, словно вареная стальная сколопендра. — Я чуть язык не проглотил, когда они враз поклонились.

— И глаза заодно чуть не сломал, — философски заметил Никита, задумчиво почесывая шрам на щеке. — Подумалось мне, что они у тебя сейчас в стороны разъедутся, чтоб разом все три выреза в платьях рассмотреть.