Кот на грани - Ширли Мерфи

Однажды, ближе к вечеру, он очнулся от горячечного сна, ощутив прикосновение человеческих рук. Джо был слишком слаб, чтобы сопротивляться. Сквозь жар и боль он почувствовал, что его подняли и понесли. Джо услышал бормочущий мужской голос, но лишь гораздо позже он понял, что это было за бормотание – так взрослые говорят с младенцами.

Клайд положил его в машину. До этого Джо никогда не был в автомобиле, от зловония бензина и шин он пришел в ужас. Это была его первая поездка и первый визит к ветеринару. Лежа на металлическом столе, Джо чувствовал, как его мяли, прощупывали, чем-то в него тыкали, затем игла вонзилась ему в задницу, и он провалился в черноту, глубокую, как канализационный колодец.

Больше Джо ничего не помнил, пока не очнулся в картонной коробке, лежа на чем-то мягком, пахнущем все тем же человеком. В комнате было восхитительно тепло, воняло собаками, а еще жареным мясом, прямо как из ресторана неподалеку от его родной улочки. Джо был так слаб, что даже не мог вылезти из коробки. Вот тогда-то, повернувшись, чтобы лизнуть кольнувший болью хвост, он обнаружил, что хвоста нет.

Его великолепный хвост исчез. Остался лишь обрубок длиной не больше дюйма.

Но Джо все еще чувствовал весь хвост целиком. И этот отсутствующий хвост болел просто адски. Не веря собственным глазам, Джо разглядывал саднящий обрубок, свою покалеченную, изуродованную задницу.

На несколько недель утрата хвоста вывела его из равновесия, не говоря уже об ударе по самолюбию – какой-то врач в ветлечебнице взял да и лишил его хвоста; зато Клайд не позволил кастрировать своего подопечного, и Джо был ему бесконечно благодарен.

Когда к коту снова вернулись силы и отсутствие хвоста стало привычным, он почувствовал, что теперь его место здесь, у Клайда. Джо нравилось холостяцкое житье Клайда, и уж конечно он не скучал по своему прежнему хозяину-пьянице и его шумным детям. Вскоре Джо разобрался и с другими четвероногими обитателями дома: сначала подчинил себе трех кошек, а потом подружился и с собаками. Он решил, что этот дом – его постоянное и окончательное жилье.

Но сейчас все изменилось. Внутренний голос настойчиво твердил: «Сматывайся. Беги». Джо знал, что ночной визитер придет снова. А после убийства человека – что для него жизнь какого-то кота?

Кроме того, если Джо останется в доме, преступник может причинить вред не только ему. Если Клайд попытается защитить его, то и ему не поздоровится. Что значит еще один удар по голове, после того как нанесен первый?

Джо вылизал лапы, умылся и пригладил усы. По пути в гостиную к кошачьей дверке его снова начала бить дрожь. Понимая необходимость бежать, Джо в то же время чувствовал себя попавшим в ловушку, расставленную огромным и запутанным человеческим миром, который лежал за пределами его собственного маленького царства.

Сжавшись в комок перед пластиковым прямоугольником дверки, он попытался мысленно подготовиться к уходу.

К одиночеству. Возможно, к смерти. Наверное, этот побег станет последним его приключением, кульминацией короткого и полного событий жизненного пути.

Когда солнце выкарабкалось из-за крыш соседних домов и полупрозрачный пластик дверки побледнел, Джо толкнул ее и выглянул наружу.

Не увидев никого во дворе, он просунул голову и плечи в отверстие, ощутив утреннюю прохладу. Посмотрел вдоль дома направо, внимательно оглядел кусты, затем посмотрел налево. Почувствовав, что все чисто, Джо вышел, еще раз быстро окинул взглядом улицу и пустился бежать.

Глава 3

Пестрая кошка была очаровательной маленькой легкомысленной воровкой, более проворной и расторопной, чем любой двуногий домушник. А тщательно выбираемые трофеи доставляли ей гораздо большее наслаждение, чем любому из ее человеческих «коллег»: ей нравились запах и нежная поверхность шелковых ночных рубашек, которые она таскала из соседних домов; часы напролет она могла тереться мордочкой о похищенный кашемировый свитер. Соседи, живущие в скромных коттеджах под деревьями на склоне холма, знали маленькую воровку Дульси и любили ее.

Дульси была изящной рыже-коричневой киской, извилистые шоколадные полосы на ее шкурке перемежались с полосками цвета нежного персика; эти два оттенка сливались в роскошный рисунок, напоминавший роспись по шелку. Светлую мордашку и ушки тоже подцвечивал легкий персиковый тон, мягкий животик и лапки были желтовато-рыжими. Она была восхитительна, маленькая красавица в затейливо расписанной шубке.

А еще она была игривой, как девчонка. Шаловливая улыбка приподнимала уголки ее розового ротика, при этом белые усы задирались вверх, как сигнальные флажки. Ее ярко-зеленые глаза светились таким умом, что бродившие по городку туристы частенько останавливались полюбоваться на удивительную кошку; их привлекали грациозная посадка ее головы и испытующий пристальный взгляд.

Дульси принадлежала – насколько вообще кошка может принадлежать – Вильме Гетц, одинокой старой деве. Прежде та была инспектором по надзору за условно осужденными, а после отставки пошла работать в городскую библиотеку Молена-Пойнт. Вильму всегда поражали воровские наклонности Дульси. Иногда, проснувшись пораньше, чтобы прогуляться вдоль скалистого берега или по пляжу, Вильма, стоя у окна и прихлебывая кофе, видела, как Дульси пересекает двор, таща за собой розовый лифчик или черную кружевную ночнушку. Киска со всей решительностью волокла вещичку по влажным от росы цветам. Через мгновение Дульси со своей добычей уже пролезала сквозь кошачью дверку.

В кухне она роняла свое приобретение, терлась о вещицу носом и с довольным видом улыбалась Вильме.

Ну и как, скажите, можно было ее ругать?

Обычно Вильме, извлекшей очередной галстук или верх от купальника-бикини либо из-под тахты, либо из-под ванны на уродливых ножках, удавалось вернуть похищенное владельцам. К Дульси старая дева относилась гораздо снисходительнее, чем прежде к своим подопечным. Никому и никогда из условно осужденных или освобожденных под подписку не прощалась кража.

Вильма Гетц была высокой худощавой женщиной, длинные седые волосы она собирала на затылке в хвост. Ее коллекция серебряных и золотых заколок для волос вызывала живейший интерес Дульси; шкатулка с украшениями была для кошки предметом страстного и восторженного изучения. Вильма проработала в службе федерального надзора до пятидесяти пяти лет, а потом ей пришлось уйти в отставку – работа была слишком рискованной. Среди своих «клиентов» она слыла теткой упертой, с которой лучше было не связываться.

Теперь, когда Вильма вела более спокойную жизнь, без подопечных, требующих постоянного присмотра, она могла вволю потакать своим сентиментальным наклонностям. Могла быть гораздо более терпимой и снисходительной к объекту своей единственной опекунской обязанности, к своей ненаглядной маленькой кошке-воришке.