Русский супермен (СИ) - Рясной Илья

Слежку я обнаружил через два дня. Точнее, я не видел ни "прилипал", которые не спускали бы с меня глаз, ни аппаратуры для наружного наблюдения. Просто возникло ощущение, будто за мной присматривают.

Насколько я мог доверять своим ощущениям? Иногда они обманывали меня, но, правда, крайне редко. Мне пришлось побывать в стольких переделках, что, по идее, я давно уже должен был отправиться в дальний путь, из которого не возвращаются. Так бы и случилось, если бы не подсознательное иррациональное предчувствие того, где и когда должен свалиться кирпич, предназначенный для меня.

Если за мной действительно ведется наблюдение, тут возникает несколько вариантов. Наша контора время от времени увлекается подобными занятиями с целью выяснения, чем занимаются ее сотрудники и не играют ли они на двух шахматных досках сразу. Мог еще организовать мне прикрытие Веденеев, ведь мероприятия под грифом "С-6" не шутка. На мой след могли выйти и старые клиенты — их трудно упрекать за желание пустить мне кровь и поплясать на моих костях. Наконец, это может быть связано с последним заданием — тот загадочный НЕКТО изучает меня или пытается ликвидировать. Последний вариант казался мне совершенно нереальным.

По правилам я сразу должен был обратиться к Киму или Веденееву. Все указания и инструкции неукоснительно требовали этого, Но, не имея ничего конкретного, к начальству я решил пока не идти — надо подождать, осмотреться. Если наблюдение действительно ведется, то очень квалифицированно и хитро. Обычных "прилипал" я срисовал бы в течение получаса. Или это пункты контроля когда за тобой не ходят по пятам, а просто проверяют, появишься ли ты в определенное время в каких-то точках. Либо — техническая разведка. В квартире и подъезде при помощи ЭН-детектора никаких скрытых устройств обнаружить не удалось, но это не значит, что их нет. Ведь всю улицу не обшаришь. В эти несколько дней я так ни на что и не решился. А потом... Потом встретил Лику, и мир в одночасье изменился, засияв для меня тысячами новых цветов и оттенков. Тот же самый мир стал другим — много лучше и красивее. А во всем этом была виновата она — девушка с бронзовыми волосами. Звучит романтично — "пышные волосы цвета бронзы". На самом деле я не люблю, когда у женщины волосы такого цвета. Но какое это имело значение, когда речь шла о Лике? Познакомились мы с ней при самых дурацких обстоятельствах. Я был вынужден выступить перед ней в роли благородного рыцаря Ланселота. Кому-то, может, и нравится такой способ знакомства с женщиной, в чем я сомневаюсь, я же в таких ситуациях ощущаю себя полным идиотом.

К тому времени ощущение, что за мной наблюдают, почти исчезло, я отринул все страхи, решив, что у меня просто расшалилось воображение и подрасшатались нервы. Надо продолжать отдыхать на всю катушку, но как? Шум и гам поднадоели. Сходил на новые "Метаморфозы" с Воронцовой и Морисом Берном в качестве ведущих. Бред! Как такое может кому-то нравиться? Я люблю классический театр. Подался во МХАТ. Пьеса, на которую я попал, была из модерновых, с СТ-проекциями и безобразным запаховым сопровождением. Это вообще издевательство над театром! В Лужниках открылся новый комплекс "Франкенштейн ХХII век" — с психоэффектами и чувственным наведением. Считалось, что это гвоздь сезона и приличный человек просто обязан побывать там. Я считаю, что это занятие для конченых кретинов, подобные кровавые игрища нужно запрещать, как наркотики. Помню, наше управление подготовило справку, где ясно отмечалась корреляция между садомазохистскими психотронными эгозамещающими зрелищами, с одной стороны, и самоубийствами, преступлениями и массовыми беспорядками — с другой. Справка благополучно утонула в море подобных бумаг где-то наверху. Оно и неудивительно. Население — всю эту гигантскую, не имеющую никаких достойных целей биомассу — нужно хоть чем-то занять, пусть даже и такими мерзкими зрелищами...

В тот вечер, утомившись от светских забав, я вспомнил, что являюсь как-никак добропорядочным гражданином, и очутился на службе в Елоховском соборе, недалеко от моего дома. Каждый раз в церкви я ощущаю, что это и есть тот самый нужный мне островок в окружающем океане хаоса и бессмыслицы. В такие минуты хочется оставить суету, стать прилежным христианином и даже подставлять левую щеку после того, как тебя двинули по правой. Запала этого хватает ровно на полчаса, и ты снова погружаешься в повседневную суету, в неостывающий азарт борьбы и не можешь иначе, потому что твоя задача, полковник, хоть как-то сдержать наступление хаоса и суметь при этом не подставить не только левую, но и правую щеку.

Народу в соборе было немало, но все же меньше, чем раньше. Интерес к традиционным, как, впрочем, и другим религиям идет пиками. Сейчас начинается спад. Например, в Темные Десятилетия религиозность достигла каких-то немыслимых, несуразных масштабов. Если бы так пошло и дальше, то человечество вновь докатилось бы до теократических государств, инквизиции и охоты за ведьмами — правда, нечто подобное происходит в иных местах и сегодня. В Темные Десятилетия всем казалось, что пророчества о конце света сбылись и лишь праведники обретут спасение. Странно, но количество праведников тогда не только не возросло, но даже, наоборот, упало до постыдно незначительного числа.

Из храма вышел я в благостном, умиротворенном настроении. Вечер был изумительный, над городом висела большая, белая, почти полная луна. Я брел по мостовой — район выдержан в ретростиле — и через некоторое время очутился в Лефортовском парке. За последние годы парк разросся раз в пять, превратившись в обширную лесную зону отдыха с ресторанами, аттракционами с гравикомпенсаторами, СТ-аренами. Но уцелели и старинная беседка, и чугунные ворота. Росли здесь кряжистые сказочные дубы — говорят, мутанты из Испанской зоны ТЭФ-поражения.

Я брел по окраине парка — тихий человек, находящийся в состоянии легкой эйфории, вдыхающий прохладный воздух и пялящийся на звезды. Часы показывали половину одиннадцатого. Время, когда дневные ленивые обитатели города расползаются по своим норам, к своим "СТ-слезогонкам", сварливым женам и развратным любовницам, а наружу выползают всяческие склизкие гады и мелкие хищники, которых прозвали "серыми крысами". Обычно они в эти часы озабочены тем, кого бы сожрать на ужин, конечно, не в прямом смысле слова. Не дай Бог наткнуться на них.

"Крыс" было восемь. Шестеро добрых молодцев — один с черными волосами по пояс, а пятеро стрижены "под ноль", с нарисованными люминокрасками на лысых черепах прическами. Одеты в комбинезоны со скользящими рисунками. Две девицы по теплой погоде облачились в прозрачные шорты и в высокие ботинки — и все. "Крысы" были взрослые — лет по восемнадцать-двадцать. Привычно развязные и наглые — они другими и не бывают, поскольку эти качества воспринимаются ими как высшие достоинства и всячески культивируются. Резинобетон парковой дорожки светился ровным сиреневым светом. Стоящая на земле "шарманка с сюрпризом" издавала дикую какофонию звуков — синтез шуршания пенопласта и звона разбиваемых стекол — и выплескивала вверх объемные меняющиеся изображения явно порнографического характера. Синтезарт — новое неприличное слово в искусстве...

Двоим "крысам" — парнишке и девчонке — все было до лампочки, они развалились на мягкой скамейке и жадно, самозабвенно лизались. Остальные пялились на видеоряд "шарманки", ржали, глушили "синьку" из пластмассовых банок — в общем, убивали часы своей никчемной жизни по собственному никчемному разумению.

Лика вела себя, как человек, свалившийся с Марса. Поздно вечером красивой девушке идти мимо подвыпивших "крыс" — все равно что мирно плескаться в бассейне, кишащем голодными аллигаторами. В принципе, может и пронести, но шансов нарваться на неприятности куда больше. Лика, огненноволосая, затянутая в узкое платье с высоким воротником, шла по дорожке гордо, как королева. И, конечно же, нарвалась.