Орлята партизанских лесов - Яков Давидзон

— Сашка, сынок, — тихо произнёс отец и прижал его к себе. — Сынок… — повторил он дрогнувшим голосом.

— Я, батя, — солидно сказал Саша, хотя у самого глаза были на мокром месте. Но он не позволил себе расплакаться — как-никак партизанский связной.

— Вот хорошо, что ты пришёл. Завтра бы уж не застал, уходим на «железку» — на железную дорогу, — сказал отец. Но вдруг, точно вспомнив что-то, удивлённо спросил: — Постой, постой, а как это ты в отряде очутился? Ведь связным запрещено уходить из сёл!

— Принёс срочное донесение. Немцев и мадьяров нагнали — ужас. Дядя Иван сказал, что нужно сообщить вам.

— Вот как? — задумчиво отметил отец и добавил: — Иди, докладывай командиру.

— Батьку, я хочу остаться в отряде. Федька-полицай что-то зачастил в дом. Вынюхивает, где ты. Кажись, догадывается, что ни в какой ты Владимир-Волынский на заработки не уходил…

— Пожалуй, ты прав, сыпок, нужно оставаться, — согласился отец. Он сделал это так просто, без сопротивления, что сердце мальчика радостно забилось.

Но командир Глинского отряда, выслушав донесение и поблагодарив Сашку, оставить мальчика наотрез отказался:

— Нет, Егорович, и не проси, — поставил он точку иа разговоре, когда отец поддержал сына. — Сам видишь, немцы навалились с четырёх сторон. Я не могу взять на свою совесть такое… чтобы дети гибли под пулями. Бои предстоят жестокие. Не суди, Егорыч, меня строго. Сына твоего уважаю, настоящий из него человек растёт, но взять не могу…

— Так он па подозрении у местного полицая…

— С полицаем у нас будет особый разговор. А Саша пока пусть перебирается в соседнее село, подальше…

Брёл Саша всю ночь. Пытался отдохнуть, по быстро коченел под холодным дождём. Понял, что спасение его — в движении. Вспоминал разные приятные довоенные истории. Особенно любил Саша походы, которые проводил военрук из Осоавиахима. Учились маскироваться и ориентироваться на местности. Ходили в засады и дозоры, словом, постигали военные премудрости. Интересно было…

Но всё равно, как ни поддерживал он в себе бодрый дух, усталость брала своё. Зацепившись за корень, он упал и ушиб колено.

Саша совсем обессилел, когда его подобрали партизаны. Командира пулемётной роты Илью Михайловича Авксентьева Саша знал хорошо — он не раз бывал у них в доме, дружил с отцом.

— Отдохнёшь, тогда обо всём и расскажешь, — мягко, но властно приказал Авксентьев, когда Саша хотел поведать о своих злоключениях.

Когда Кобзенков проснулся, было за полдень. Авксентьев сидел за столом и что-то писал.

— Смотрю я на тебя, Сашок, — сказал Авксентьев, — и думаю: а не остаться ли тебе в отряде? К батьке сейчас, наверное, не проберёшься — гоняет их фриц…

У Саши мгновенно пропало желание рассказывать о том, что произошло с ним в Глинском отряде.

— Об этом я вас и хотел попросить, товарищ командир, — солидно сказал Кобзенков, с трудом сдерживая свою радость.

— Собирайся, поговорим с Попудренко. Как Николай Никитович решит, так и будет!

Попудренко, заместитель командира партизанского соединения Черниговской области, Герой Советского Союза, встретил парнишку приветливо. Расспросил о родных, об отце — знал он его по довоенным временам.

— Куда думаешь определить парня? — спросил у Авксентьева.

— Вторым номером к Ивану Красавину, к пулемёту.

— Хорошая идея! — похвалил Попудренко. Саша вышел из землянки и потому не слышал, как Николай Никитович сказал ротному: — Беречь нужно таких ребят… беречь… Смотри, чтоб понапрасну под пули не лез!

— Ясное дело, товарищ Попудренко. Красавин — опытный солдат.

Саша Кобзенков, от радости не чувствуя земли под ногами, кинулся разыскивать своего друга Володю Казначеева. Если по правде, то Саша давно завидовал товарищу.

Володя был только на полгода старше, а воевал давно.

— Ты б лучше к нам просился, — сказал Казначеев.

— Партизан — такой же солдат, — отрезал Саша. — Приказ командира — закон.

— Верно, — согласился Казначеев. — У пулемётчиков тоже ответственная работа… Да ты не беспокойся, ещё вместе на «железку» сходим. Пулемётчики с нами всегда бывают. Когда эшелон на мину наскочит, особенно, если он с живой силой противника, моё дело кончается. Тут уже задача пулемётчиков — сделать так, чтобы ни один фашист живым не выбрался!

С Ваней Красавиным, молодым, весёлым красноармейцем, Саша подружился быстро. Красавину поправился парнишка, который до каждой мелочи хотел дойти собственным умом, всё норовил сделать своими руками. С пулемётом Сашка готов был возиться с утра до поздней ночи и даже спать с ним в обнимку. Видя такую преданность, Красавин охотно передавал своему второму номеру боевой опыт. Учил, как определять поправку на ветер, как бить кучно, а как ложить пули «веером» — накрывать большую площадь.

Они никогда не расставались: даже спали в землянке рядом. Однажды их подняли среди ночи, приказали собираться. На дворе было так морозно что перехватывало дыхание. Лагерь спал. У командирской землянки собирались партизаны. Когда отдали приказ, всё разъяснилось. Прибывший связной предупредил партизан, что немцы и полицаи двумя колоннами направляются к лесу и завтра намерены атаковать лагерь. Командование отряда решило на дальних подступах к лагерю организовать засады. Нужно было встретить гитлеровцев пулемётным огнём и нанести им как можно больший урон…

Партизан-возница уверенно правил лошадьми. Сани, где лежали, накрывшись тулупом, Саша Кобзенков и Красавин, двигались в середине колонны. Убаюкивающе скрипел снег под полозьями. Красавин быстро уснул. Саша лежал с открытыми глазами и глядел на далёкие мохнатые звёзды. Он с нетерпением ждал боя. Саше предстояло отомстить фашистам за отправленную в концлагерь маму.

Остановились в лесу. Ярко светила полная луна. Было видно, как днём. Слышались тихие команды. Иван ушёл к Авксентьеву за приказом. Саша не терял времени: стащил с саней на снег пулемёт, снял вещмешок Красавина, проверил карабин.

…Они оборудовали позицию на косогоре, который широкой дугой огибала выходившая из леса дорога. Старая кривая сосна, наполовину вывороченная бурей из земли, надёжно прикрывала позицию. Остальные партизаны залегли в ельничке слева от дороги.

Ждать пришлось долго. Все порядком промёрзли, и Саша собирался уже спросить у Красавина разрешения сбегать в лесок погреться, когда издалека донеслись приглушённые звуки автомобильных моторов.

Пролетела встревоженная сорока, за ней — стая ворон.

Из леска показался тупорылый грузовик «фиат». Он раскачивался на ухабах, опасно кренился, и потому водитель держал небольшую скорость — километров двадцать — тридцать в час. За грузовиком выкатила «легковушка», выкрашенная в белый цвет, потом потянулись сани, полные солдат. Второй «фиат» тащил за собой короткоствольную пушку. Колонна выгибалась на дороге, как змея.

Красавин взялся мягко подводить прицел к головному автомобилю. Саша быстро пробежал пальцами по пулемётной ленте.

Когда раздался сигнальный выстрел, Красавин нажал на спуск, и «максим» загремел, выбрасывая десятки пуль. Видно, водитель автомашины был убит сразу, потому что «фиат» съехал с дороги и покатил напрямик через целину, выбрасывая из-под колёс фонтаны снега. Из кузова, накрытого брезентом, выпрыгивали солдаты, но Красавин бил без промаха. Когда машина, наконец, остановилась, утонув в глубоком снегу, из кузова выскочило два или три автоматчика и кинулись бежать к лесу. Красавин перенёс огонь на хвост колонны и мигом разметал фашистов, ехавших в санях. Застигнутые врасплох, каратели вели беспорядочную стрельбу. Только артиллеристы успели развернуть пушку, но снаряды разорвались да в лесу.

Красавин короткой очередью уложил прислугу, и пушка замолчала.

— Порядок в танковых частях, — удовлетворённо произнёс свою любимую поговорку Красавин. — Теперь не скоро сунутся.

Но он ошибся. Взбешённые неожиданным нападением и потерями, каратели почти сразу же кинулись в атаку. Они вели на ходу автоматный огонь. Огонь был неприцельный, но такой плотный, что среди партизан появились раненые. Даже сосна, под которой устроились пулемётчики, казалось, жалобно стонала от впивавшихся в неё пуль.

Красавин бил короткими очередями, экономно. Но боезапас быстро таял.

— Патроны кончаются! — предупредил Саша.

— Чёрт возьми! — нажав на гашетку, по не услышав выстрела, крикнул Красавин. Его руки хватали пустые ленты и тут же отбрасывали в сторону. — Беги в лес, Сашок! Там должны быть патроны. Поищи на других санях!

Две тяжеленные коробки с лентами показались Саше лёгкими, как пух. Когда выскочил из оврага, с упавшим сердцем понял: стреляют больше немцы. Только их автоматы бьют так резко.

Саша нёсся по целине, не разбирая дороги.