Жестокость и воля - Сергей Зверев

Его домашний гардероб за последнее время пополнился несколькими отличными импортными костюмами, фирменными джинсовыми парами, прекрасной импортной обувью.

Константин не жалел денег и для брата: купил ему импортное инвалидное кресло-каталку, после переезда на новую квартиру поставил в комнате Игната телевизор и видеомагнитофон, постоянно приглашал на консультации врачей.

Поначалу его отношения с Игнатом вроде бы складывались нормально.

Младший брат, хоть и не без проблем, возвращался к жизни.

Волей-неволей Игнату пришлось отказаться от многолетней наркотической зависимости. Насколько это было тяжело для Панфилова-младшего, знал только он сам.

Проблема усугублялась тем, что во время пребывания в больнице, особенно в первые дни после ранения, врачам приходилось вводить Игнату наркосодержащие лекарства – чтобы облегчить боль в позвоночнике.

Но, кажется, он все-таки смог справиться с вредной привычкой и позабыть о прежних связях. Впрочем, друзья-наркоманы редко напоминали о себе. И все-таки в последнее время Константин стал замечать в поведении Игната что-то неладное.

Его брат стал реже выбираться на прогулки, настойчиво отказывался от услуг врачей, запирался в своей комнате, долго и неподвижно сидел перед телевизором. Кто-то из соседских пацанов начал таскать ему видеокассеты весьма специфического жанра.

Вот и сегодня, закрыв за собой дверь квартиры, Константин услышал доносящиеся из комнаты Игната протяжные стоны, аханья и оханья. Иногда они перемежались короткими фразами на немецком языке.

Сбросив в прихожей ботинки и повесив на вешалку безнадежно испорченный пиджак, Константин подошел к запертой двери комнаты брата и прислушался.

Да, все верно. И так на протяжении уже нескольких недель.

– Игнат, сделай тише! – крикнул Константин.

Но то ли голос его был слишком слабым от усталости, то ли по какой другой причине, но сладострастные стоны не прекращались и не затихали.

Константин, медленно потирая мышцы шеи, подошел к двери комнаты младшего брата и, повернув ручку, шагнул через порог.

Это повторялось с пугающим постоянством уже несколько недель подряд.

Игнат неподвижно сидел в инвалидном кресле перед телевизором, на экране которого мелькали обнаженные тела, гениталии, и все это сопровождалось фальшивыми женскими стонами, мужским жеребячьим ржанием и воплями.

– Игнат, я же тебя просил, сделай тише.

Панфилов-младший резко обернулся.

– Это ты?

– Я, кто же еще, – тяжело вздохнул Константин. – Опять порнуху смотришь?

Игнат взял лежавший на коленях пульт и выключил видеомагнитофон. После этого он резко развернул кресло и с неожиданной горячностью выпалил:

– Почему тебе не нравится все, что я делаю? Почему ты все время дергаешь меня?

– Слушай, Игнат, я устал, мне сейчас не до этого.

– Нет, ты скажи, – не унимался брат.

– Ну что тебе сказать? Я просто попросил сделать тише, вот и все. Что тут непонятного?

– Ты не ответил на мои вопросы. – Игнат едва не кричал. – Так получается всегда. Ты не хочешь со мной разговаривать, ты только поучаешь.

Не желая ввязываться в этот бесполезный, по мнению Константина, разговор, он развернулся и вышел из комнаты. Но Игнат поехал следом за ним.

– Я понимаю, – надрывно продолжал он, – я все понимаю. Тебе некогда, тебе нет до меня дела, у тебя свои важные проблемы. Тебе же надо деньги зарабатывать.

– Да, – твердо сказал Константин, – мне надо зарабатывать деньги. Но ведь я это делаю не только ради себя.

– Неужели? – с горьким сарказмом воскликнул Игнат. – Оказывается, ты делаешь это ради меня, а я-то, дурак, требую к себе какого-то внимания.

– Ты не дурак, – спокойно произнес Константин, – и не надо передергивать.

– Ах, вон оно что. Значит, я все-таки не дурак, я просто калека. Ты хоть понимаешь, что чувствует инвалид? А ведь мне только двадцать лет. У меня уже никогда не будет женщины. Да, я смотрю порнуху, потому что мне хочется любви, мне хочется настоящего женского тела, а не картинки на экране телевизора.

– Твоя жизнь еще не закончилась. Не изводи себя.

– Да? – в глазах Игната появились слезы. – Может, ты знаешь лекарства, которые вылечивают перелом позвоночника? Врачи не знают, а ты знаешь, да?

Константин, чувствуя себя совершенно измочаленным после событий сегодняшнего дня, не нашел, что возразить Игнату. Он испытывал лишь бесконечную горечь от того, что пока ничем не может ему помочь.

– Давай мы поговорим об этом завтра, – сказал он севшим голосом, стараясь не встречаться взглядом с глазами Игната. – Мне надо залезть в ванну. Я грязный, как чертила.

– Завтра, – скептически произнес Игнат, сглатывая слезы, – всегда завтра.

Панфилов-младший даже не обращал внимания на то, что Константин пришел домой в грязных изорванных брюках и рубашке, со ссадиной на лице.

– Ну хорошо, хорошо… Я только приму душ, и мы поговорим.

– Поговорим, – каким-то бесцветным, почти обреченным голосом повторил Игнат.

Константин медленно кивнул и поплелся в ванную. Там он долго смотрел в зеркало на свою небритую исцарапанную физиономию с темными мешками под глазами.

– Ну и рожа у тебя, Шарапов, – мрачно усмехнувшись, произнес он.

Сбросив грязную рубашку, он присел на краешек ванны, потирая ладонью обожженное запястье левой руки.

И угораздило же его сегодня влипнуть в такую дурацкую историю.

Он и сам никак не мог понять, зачем сегодня утром остановился на шоссе. Да ладно бы просто остановился, а то сам вызвался отправиться в погоню вместе с этим полоумным гаишником.

И это при его, Жигана, застарелой ненависти к ментам.

Немного поразмыслив, Константин так и не пришел к каким-то определенным выводам. Впрочем, что такое мент-гаишник? Почти безобидное создание, занимающееся, в общем, не таким уж ненужным делом. Лохов-то на дороге хватает.

Константин вдруг поймал себя на мысли о том, что еще там, на дороге, утром он пожалел Стрельцова. И даже был готов простить младшему лейтенанту его ментовские погоны.

Но ведь это вовсе не предполагало наличия теплых чувств к этому Стpельцову.

Зачем понадобилось переться вместе с ним, рискуя собственной головой. Можно было просто отдать ему машину – хрен с ней, все равно кусок железа – и не искать приключений на свою задницу.

Неужели во всем виноват характер – эта вечная жажда азарта? Все то, что осталось в нем еще с афганских времен? Или просто недостаток острых ощущений?

«А, черт с ним, – подумал Константин, – может, когда-нибудь я себе на этом деле шею сломаю, но через себя переступить не могу. Поехал, значит, так надо, значит, по-другому не мог. Что же мне оставалось? Сидеть рядом с этим жмуриком на трассе и радоваться – какой я предусмотрительный, осторожный? Ни за что».

Он взъерошил руками волосы, упрямо тряхнув головой. Что сделано, то сделано. Незачем себя винить и укорять.

Да и в чем, собственно, винить? В гибели автомобиля? Чушь, нелепица.

Константин сбросил остатки одежды, залез под душ, включил теплую воду и с наслаждением подставил лицо упругим струям.

Нет, все-таки хорошо, что еще не начался ремонтный сезон.

Константин долго стоял под душем, чувствуя, как с каждой минутой усталость покидает его тело.

Нервы постепенно успокаивались, мышцы расслаблялись.

Немного пощипывало лишь крупную царапину на лбу, но Константин быстро забыл о ней, думая о том, что он жив, здоров, благополучно вернулся домой и никто не может помешать ему наслаждаться горячей водой.

О том, что творится с братом, он не думал. Сейчас на это нет сил.

Да, Константин прекрасно понимал Игната. В двадцать лет стать инвалидом, прикованным к креслу-каталке, оказаться вырванным из привычного круга общения, пусть даже порочного, потерять всякие жизненные перспективы – все это нелегко.

Но сколько таких ребят Константин Панфилов видел в Афганистане. Еще час назад вместе рубали тушенку из одной банки, и вот уже друга готовят к отправке в Союз «грузом двести».

Да, многие становились инвалидами, но не все при этом ломались.

Главное – найти в себе мужество жить. Именно этого мужества не хватало Игнату.

Что он видел в своей короткой жизни? На что мог опереться? Среди его друзей-наркоманов наверняка не нашлось бы ни одного, кто добровольно отказался бы от этой привычки.

Такой поступок требовал настоящего мужества и самоотречения. У этих людей Игнат ничему не мог научиться…

Сквозь шум льющейся воды Константин различил какой-то слабый звук, донесшийся из-за двери. Кажется, это похоже на металлический лязг. Константин наклонил голову в сторону, прислушался.

Звук больше не повторялся. Наверное, Игнат, передвигаясь в инвалидном кресле, за что-то зацепился.

Наконец Константин выключил воду, растерся мягким махровым полотенцем и, выбравшись из ванны, еще раз посмотрел на себя в зеркало. «Черт, запотело».