Русский флот и внешняя политика Петра I - Евгений Тарле

Турецкая война 1711 г. нешуточным бременем легла на Россию. Она очень задержала и кораблестроение и действия на Балтийском море русского флота. Все усилия посла Куракина вызвать поход англо-голландских вооруженных сил в Померанию, откуда грозил вторгнуться в Польшу шведский отряд генерала Крассау, остались безрезультатными20.

Неудача под Прутом была так тяжела, что потеря Азова могла считаться еще сравнительно легкой жертвой. Карл XII был вне себя от ярости, узнав о поступке великого визиря, выпустившего царскую армию и Петра из гибельнейшей западни, в которой они очутились. В Европе широко распространено было мнение, что если бы еще восемь дней продолжались военные действия, то Петр и его войско погибли бы безвозвратно, были бы истреблены или должны были бы пойти на безусловную сдачу.

Конечно, Петр, как всегда с ним было при несчастьях, нисколько не потерял духа, но он вполне ясно сознавал, что отделался прискорбной уступкой Азова (по договору) от полной катастрофы. Когда, возвращаясь из Прутского похода, он проезжал через Польшу, то жена краковского воеводы со свойственной полькам любезностью, желая сказать царю что-либо приятное, несколько пересластила, приведя (абсолютно некстати в данном случае) слова Юлия Цезаря: «Пришел, увидел, победил!» Петр прервал слишком уж любезную хозяйку замечанием: «Не так уж!» («Pas tant!»). Полька не унималась и заявила, что она в восторге от того, что царь вернулся в добром здравии. Петр ответил, что «его счастье заключается в том, что вместо ста ударов, которые он должен был получить, ему дали только пятьдесят ударов»21.

После Прутского похода в течение ближайших лет основной целью Петра на юге было всячески воспрепятствовать нарушению мира с турками и возобновлению войны, к чему так упорно подстрекал султана шведский король, по-прежнему пользовавшийся турецким гостеприимством. Но зато на Севере русская политика стала гораздо активнее, чем была когда-либо ранее.

Роль Балтийского флота становилась с каждым годом все заметнее. Кораблестроение шло полным ходом. Конечно, плох тот историк, который забудет при этом, какой неимоверной тяжестью оно обрушивалось на плечи «податного сословия», и прежде всего жестоко эксплуатируемой и помещиками и государством крепостной массы. Укрепление национального государства помещиков и торговцев во времена Петра происходило за счет крепостного крестьянства, с которого драли три шкуры. И одной из очень многих иллюстраций этого бесспорного факта является вся история создания и усиления флота. Достаточно тут, когда мы говорим об ускоренном и усиленном судостроении на Балтике в годы после Прутского похода, напомнить хотя бы об указе от 6 июня 1712 г. о приписке для работ по требованиям адмиралтейства 24 тысяч крестьянских дворов (преимущественно северных областей - Олонецкой, Каргопольской и т. д.). И еще заметим, что этот указ не удовлетворил адмирала Апраксина, требовавшего для работ по постройке судов и для других потребностей адмиралтейства 30 тысяч крестьянских дворов. И в последующие годы эти требования не переставали расширяться и в той или иной степени удовлетворяться.

Для того чтобы уяснить себе в точности, почему и на Англию, и на Францию, и на Пруссию, и на Данию прутская неудача произвела в конце концов такое неожиданно слабое и довольно быстро изгладившееся впечатление, следует принять во внимание ряд фактов, из которых отметим лишь главнейшие - те, которые вызвали постепенно серьезное изменение в первоначальных впечатлениях западноевропейской дипломатии.

Во-первых, оказалось, что русские потери в походе составили самое большее 8 тысяч человек, а вся остальная армия выбралась из опасных мест и, сохранив порядок и дисциплину, пошла в Польшу. Во-вторых, турки сами необычайно рады были концу войны и не скрывали, как они боялись разгрома. В-третьих, великий визирь не включил в договор ровно ничего в пользу «союзников» Турции - шведов; когда, узнав о переговорах между царем и визирем, Карл XII во весь дух примчался из Бендер в турецкий лагерь, то здесь не было обращено с турецкой стороны ни малейшего внимания на него, и турки даже склонны были считать наглостью такое своекорыстное вмешательство шведского короля в русско-турецкие дела22. В-четвертых, прошло совсем немного времени, и оказалось, что ничего не изменилось в Польше и русский ставленник Август II продолжает пребывать на престоле; обнаружилось, что царь в 1712-1713 гг. продолжает, как ни в чем не бывало, воевать (очень в общем успешно) против шведов в Померании, Голштинии, берет города, например, Штеттин, распоряжается в Гамбурге, мстит за сожженную шведами Альтону, укрепляет датчан в их поколебавшемся было намерении продолжать войну со шведами.

А главное - русский флот окончательно становится чуть ли не первенствующим фактором в возобновленной русскими упорной войне, направляющейся теперь все ближе, все явственнее, все непосредственнее против Западной Финляндии и против шведских берегов.

ГЛАВА 6

Еще в феврале 1710 г. Петр приказал Апраксину начать боевые действия против Выборга, чтобы обезопасить Петербург со стороны Финляндии. Сделав переход по льду, войска Апраксина 21 марта осадили Выборг. С собой Апраксин взял лишь самое необходимое для начала осады. Предполагалось, что как только позволит «ледовая обстановка», будут отправлены к Выборгу транспортные суда с артиллерией, боеприпасами и продовольствием.

В начале мая флот, лавируя между льдами, тронулся в путь. При экспедиции находился и шаутбенахт Петр Михайлов, строжайше запрещавший называть себя царем, пока он находится на корабле. 9 мая флот доставил Апраксину все необходимое для осады Выборга. 13 июля Выборг сдался русским. Роль флота в этой победе оказалась решающей: шведские корабли уже шли на выручку, но русский флот их опередил. Сухопутные русские войска проявили чудеса героизма и выносливости, но без прихода флота взять Выборгскую крепость было бы невозможно.

А вскоре после падения Выборга пришла в русскую столицу и еще одна радостная весть: 8 сентября 1710 г. сдался Кексгольм. Ревель, Нарва, Выборг, Кексгольм - все эти подступы к Петербургу были теперь в русских руках. Но нужно сказать, что эти пункты являлись уже вторым поясом укрепленных позиций, преграждавших нападения на Петербург. А первоначальной и очень важной охраной был флот, который даже в эти буквально первые дни своего существования уже приносил громадную военную пользу. Вот что говорит об этом в своем дневнике близко присматривающийся ко всему посланник датского короля Юст Юль: «Таким образом, с самого основания Петербурга, царь при помощи (своего - Е. Т.) небольшого флота и небольшого Кроншлотского замка (с успехом - Е. Т.) оборонял от шведов доступ (к городу - Е. Т.) с моря, а в то же время их самих вынуждал содержать в Финском заливе большую эскадру, обходившуюся им весьма дорого. И пока шведы плавали в море, русские преспокойно стояли в гавани, весело (проводя время - Е. Т.) зa ежедневными пирами и попойками и защищаясь от неприятеля без особого труда и расходов».1

Говоря о Петре, Юст Юль дает следующее, подкрепляемое рядом других показаний, свидетельство в своем ценнейшем дневнике (запись 28 марта 1710 г. - Е. Т.): «Задавшись мыслью пройти все ступени военной и морской службы и (дослужившись - Е. Т.) до (звания - Е. Т.) шаутбенахта во флотском ариергарде, царь в нынешнем году ходатайствовал о предоставлении ему командования над бригантинами и малыми судами. Но так как царь, во всем подчиняясь старшим офицерам, являлся даже ежедневно за приказаниями и за паролем к вице-адмиралу Корнелиусу Крейцу (Крюйсу - Е. Т.) ведавшему всеми распоряжениями по флоту в предстоящем походе под Выборг, (главным - Е. Т.) начальником какового (похода - Е. Т.) был генерал-адмирал, то (просьба царя - Е. Т.) не могла быть удовлетворена до получения вице-адмиралом соизволения на нее от генерал-адмирала». Любопытен и текст этого «соизволения»: «по получении сего господин вице-адмирал имеет предоставить командование малыми бригантинами и (малыми - Е. Т.) судами ариер-адмиралу дворянину Михайлову»2. Фактически, конечно, Петр полновластно командовал всем флотом.

В сентябре 1711 г. новый английский агент, заменивший уехавшего в Вену Витворта, Л. Вейсброд передавал из Москвы такие слухи, а отчасти и такие факты, которые заставляли англичан и других тайных и явных противников России сильно призадуматься насчет последствий Прутского похода и реального их значения.

Прежде всего обнаружилось, что турецкие сановники, получившие обильные подарки еще тогда, когда царь и его армия были окружены, продолжали неутомимо брать взятки от русских, и теперь уже шли такие слухи: русские либо в самом деле отдадут Азов, как они согласились по Прутскому договору, либо под разными предлогами, например, требуя высылки Карла XII из Турции, будут «выигрывать время» обещаниями. Тем или иным способом, но царь обезопасит себя временно со стороны турок и, пользуясь этим, захватит шведские владения в Померании и подготовит большое наступление на Швецию. В Швеции он завладеет медными и железными рудниками, захватит много пленных и переселит их в Россию. Таковы были слухи. А вот и положительные факты. Сенат получил от царя приказ озаботиться призывом к концу сентября 30 тысяч рекрутов, вместо ранее предположенных 18 тысяч, и обеспечить Ливонию, Эстляндию и Ингерманландию провиантом на зиму для 64 тысяч человек войска. Туда явится ушедшая от Прута через Польшу русская армия, которая и пойдет завоевывать Померанию и громить Швецию. А осуществив все это, русские будут смеяться над одураченными турками (they will laugh at them after-wards). И тут же известие, сообщающее слухам реальный смысл: триста плоскодонных транспортных судов (three hundred flat transport vessels) будут готовы к весне 1712 г., чтобы предпринять высадку в Швеции3.