Сяо Тай, специалист по переговорам (СИ) - Виталий Абанов

Как там говорил старина Шрам — «прости, что не прыгаю от радости, у меня что-то спина побаливает». Да, именно так. И не попрыгаешь тут и спина болит.

— Эй вы, голодранцы! — зычно рычит стражник Чань Ди: — а ну приняли надлежащий вид. Сам господин Вон Мин Баошу изволил проведать!

— Прошу простить этого ничтожного! — тут же возопил лохматый Иши, склоняя голову и становясь на четвереньки: — прошу простить! Мои глаза недостойны узреть…

— А ты чего? — стражник переводит взгляд на Виктора и поднимает свое копье, чтобы ткнуть того тупым концом древка под ребра. Виктор переносит тычок с философским спокойствием, он бы многое дал за то, чтобы стражник Чань перевернул свое копье и ткнул его не древком, а острым, листовидным наконечником прямо в сердце. Однако он подозревает, что стражник Чань так делать не будет. Не положено. Но сил говорить тоже не так уж и много, а уж силы вскочить на ноги и повалится на четвереньки, как только что сделал лохматый — и вовсе. Он и не встанет.

— Оставь. — поднимает руку господин Баошу и стражник Чань — прекращает попытки ткнуть Виктора древком во второй раз. Интересно, а тут есть дополнительное наказание за то, что «непочтительно вел себя по отношению к господину Баошу»? — вяло думает Виктор, чувствуя, как мысли медленно плавают внутри, словно снулые рыбины под зимним льдом, когда так не хватает кислорода.

— Подними голову, бродяга и проходимец. — а эти слова обращены уже к лохматому и тот поднимает голову и колодку вместе с ней, придерживая руками. Ну нет, думает Виктор, такой трюк я сейчас точно не исполню, сил не хватит. Все-таки самая жестокая ирония жизни это то, что разум не оставляет тебя до конца и даже зная, что умираешь — ты все равно в состоянии мыслить и это ужасно.

— Пресветлый господин Вон Ми! Даруют предки вашей семье изобилие и здоровье всем близким! Да пребудут в целости ваши детки! Да благословят вас боги! Да… — тараторит лохматый. Виктор только глаза прикрывает. Ну кто так делает, думает он, так не делают. Ты сам снижаешь свою ценность в глаза у другой стороны, так переговоры не ведут.

— Ты о чем думал, мерзавец, когда решил украсть что-либо у моей супруги? — раздается голос господина Баошу. Лохматый Ишу снова складывается пополам, утыкаясь колодкой-кангой в землю, призывая Небо и Землю в свидетели, каясь во всех своих грехах и принося страшные клятвы в том, что бес попутал и вообще никогда и помыслить не мог, а все случайно так вышло, он подвеску на улице подобрал и торопился госпоже Вон Ми, да славится имя ее в веках и да будут благословенны ее дни, — вернуть. Да, побежал не в ту сторону, но откуда же ему, скудоумному знать где именно госпожа живет? Весь город знает? Помутнение в голове случилось, через рынок побежал. А что побежал? Так торопился же! Со всех ног бежал! Срезали подвеску с пояса? Вы смотрите, какие негодяи, нет на них управы, пусть бог и покарает, пусть пресветлая богиня им головы палицей размозжит, как так можно! Пресветлая госпожа Вон Ми — чисто небесная дева во плоти, а эти негодяи у нее подвеску украсть пытались! Что на свете творится. Хорошо, что он, Иши Цинсы — на страже закона! Видимо воры испугались содеянного, уронили подвеску, а он — подобрал! Да, судья не разобрался немного, да посидеть в колодках пришлось, но ради благополучия пресветлой госпожи он и не на такое готов!

— Вот как. — лицо господина Баошу на какой-то неуловимый момент дрогнуло и Виктор мог покляться, что увидел легкую улыбку. Вот она, истинная сущность господина Баошу, конечно же он важный, конечно же он тут влиятельный и ведет себя соответственно, однако эта тень улыбки говорила о многом. Внутри у Виктора зародилась надежда. Насколько влиятелен этот самый господин Вон Ми Баошу? Может ли он из колодок выдернуть?

— Истинно так! Истинно так! Никак иначе! Клянусь своей покойной матушкой и всеми своими братьями и младшей сестренкой! — тараторит лохматый, и откуда только силы у него на такое? Вместе со мной же третий день в колодках, а такой бодрый…

— Что же. Видимо и правда произошло недоразумение. — говорит господин Баошу и поворачивается к стражнику: — уважаемый Чань Ди, этого человека надлежит отпустить немедленно.

— Но… так не положено, господин Вон Ми. — кланяется стражник: — я бы с удовольствием, но судья Чэнь… да и этот потом жалобу может подать, тут надо дело с самого начала поднимать.

— Хорошо. Я схожу к судье Чэну. — неожиданно соглашается его собеседник: — В самом деле, это же его ответственность. А что до жалоб… ты будешь жаловаться на неверно исполненное правосудие, или быть может у тебя есть претензии к семье Вон Ми? — спрашивает господин Баошу у склонившегося лохматого Иши. Тот отрицательно мотает головой, натирая себе шею об колодку, клянется всеми богами что никаких претензий не имеет и никуда жаловаться не собирается.

— Вот и хорошо. — господин Баошу наклоняется к склонившемуся лохматому и шепотом, так, что стражнику, стоящему чуть поодаль — не слышно — говорит: — не думай, что ты меня провел, Иши Цинсы. Этот раз у тебя последний. Я просто не хочу чтобы имя моей супруги хотя бы еще сутки было на писано на позорных колодках в центре города. Но следующего раза у тебя не будет, тебе понятно? — он прищурился и выслушал очередной поток клятв и уверений. Повернул голову.

— Господин Баошу. — Виктор понял, что сейчас у него есть шанс. Потому что месяц в этих колодках он не вытянет. Не выживет. Почему-то прямо сейчас ему вдруг захотелось жить, пусть даже в этом несуразном теле и в этом странном мире.

— Это еще кто? — поднимает бровь господин Баошу, выпрямляясь. Его глаза быстро пробежали по надписи на деревянной колодке: — оскорбила господина судью Чэна? Теперь я вижу, чем именно.

— Господин Вон Ми! Разрешите я ее древком под ребра, чтобы вежливости поучить! — встревает в разговор стражник и уже даже копье свое поднимает. Вот опять, думает Виктор, получу сейчас ни за что. Что он не так делает?

— Погоди. — поднимает руку господин Баошу: — ты что-то хотела мне сказать?

— Господин Баошу! — повторяет Виктор и видит, как морщится стражник и как вжимается в пыль лохматый Иши. В чем дело, где он ошибку допускает?