Легкое поведение (ЛП) - Эшер Миа

Выпустив руку Уолкера, я провожу ладонями по бедрам — вроде как поправляю платье, но на самом деле хочу привлечь внимание к изгибам своего тела. Возвращаю на место дразнящую улыбку и смотрю на мужа Элинор в упор. Получи, сучка. Он сразу же салютует мне бокалом шампанского. Пожирая меня глазами, делает глоток — похоже, кое-кто ждал этого момента весь вечер, — и тогда я нарочито медленно провожу языком по губам, точно искушая его выпустить шипучую жидкость мне в рот. Он доволен; в глазах сверкает похоть, член наверняка уже стоит в этих его черных штанах. Он явно из тех, кто в постели поручает всю работу женщине, а сам лежит на спине и пыхтит, какая она нехорошая, нехорошая девочка. Скука.

Жена дергает его за рукав. Ее хорошенькое личико искажено ревностью, на щеках выступили красные пятна злости. Я удовлетворенно хихикаю. Эта сцена согревает мое каменное сердце. В моих силах рассорить их по-настоящему. Стоит лишь подать намек этому джентльмену, раздевающему меня взглядом, и встретиться с ним в укромном уголке…

Но я не буду этого делать. Мне нечего им доказывать.

Нечего.

Я уже собираюсь отвернуться, когда Уолкер кладет руку мне на задницу. Его ладонь плотно, точно вторая кожа, обхватывает мою плоть, а средний палец начинает потирать бедро, медленно пробираясь под юбку к моему горячему естеству. Тесно окружающая нас толпа — идеальное прикрытие для его действий.

— Мне не нравится, как Артур на тебя смотрит, — шепчет он мне на ухо.

И входит в меня пальцем.

Я гляжу перед собой — ничего не вижу, только чувствую — и пытаюсь сфокусировать взгляд на красивом темноволосом мужчине, который держит под руку похожую на меня девушку. Уолкер прав. Как и муж Элинор, он не сводит с меня глаз.

— Он хочет тебя. — Уолкер проталкивает палец до упора. Мне больно, но это приятная боль. Она посылает вниз по позвоночнику холодок, от нее дрожат пальцы, когда я подношу бокал с шампанским к губам.

Я делаю глоток.

— Они все хотят меня. Всегда.

Как только я произношу эти слова, мною овладевает тоска… и чувство пустоты. Они хотят мое тело, мое лицо, мой рот, но что лежит за всем этим, никому из них не интересно. Потому что там ничего нет.

— Очень плохо.

Не обращая внимания на то, что люди наблюдают за нами и, возможно, прислушиваются к нашему разговору, Уолкер наклоняется и кончиком носа проводит по моей шее, а потом тихо произносит:

— Я хочу тебя трахнуть.

Не самое романтичное признание, однако же я краснею.

Уолкер выпрямляется, медленно вытягивая из меня свой палец.

— Классно, что повидались, — обращается он к группе своих знакомых, — но боюсь, нам с Блэр пора уходить. — Взглянув на меня, он прибавляет: — Мне надоело ею делиться.

И снова неловкий кашель, презрение, косые взгляды…

Унижение.

— Доброй ночи. Приятно было увидеться. — Мои слова адресованы всем, но смотрю я только на жен.

Уолкер ловит меня за талию, и мы уже уходим, когда черноволосая девушка открывает рот.

— Уолкер, на одно слово. Ты не забыл, что во вторник мы с Артуром устраиваем вечеринку в честь возвращения Эммы из Европы? — говорит она ему, злобно улыбаясь в мою сторону.

Он крепче прижимает меня к себе.

— Не забыл. Я приду.

Обычно мне все равно, чем он занимается в свое время, но от того, с каким триумфом в глазах смотрит на меня эта девушка, в моей груди завязывается узлом какое-то неприятное чувство.

***

Когда мы выходим из музея, оставляя весь этот кошмар позади, нас приветствует темное, освещенное городскими огнями небо. В мои уши врываются звуки ночной жизни большого города: сердито сигналят желтые такси, из опущенных окон проезжающего мимо автомобиля грохочет хип-хоп, курьер на велосипеде раздраженно дребезжит звонком, разгоняя толпу на своем пути. Из белых пакетов на его багажнике пахнет китайской едой.

У подножья лестницы Уолкер притягивает меня в свои объятья. Наши губы соприкасаются, я горячо отвечаю, открываясь навстречу восхитительной атаке его языка. Увы, но его поцелуи не заставляют мое сердце петь, не озаряют мою внутреннюю темноту спасительным светом — мне кажется, со мной этого никогда не случится, — зато они дарят уверенность в том, что я желанна, что я нужна ему, а иногда, как сейчас, — необходима. Поцелуи Уолкера не требуют ничего, кроме телесной реакции.

Он накручивает мои волосы на кулаки, резко тянет за них, заставляя смотреть себе в лицо.

— Я…

Секунду он смотрит мне в глаза… а в следующее мгновение мы оказываемся в эпицентре переполоха. Целая свора собак окружает нас и, запутываясь в поводках, носится вокруг с оглушительным лаем и воем.

Выгуливающая их девчонка чертыхается.

— Шанель! Сидеть, девочка! Место!

— Какого хера! — гневно восклицает Уолкер, когда огромная немецкая овчарка поднимается на задние лапы, кладет передние на лацканы его безукоризненного смокинга и делает попытку облизать его лицо.

При виде того, как мой красавчик-бойфренд отчаянно, но безуспешно пытается сбросить с себя собаку, у меня вырывается смешок. Я собираюсь помочь ему, как вдруг словно из ниоткуда выпрыгивает черный мастиф и врезается в меня с такой силой, что я теряю равновесие.

— Оу-оу-оу! — верещу я, размахивая руками как утка на взлете.

Моя задница почти ударяется об асфальт, но прежде чем я успеваю шлепнуться наземь и выставить себя на посмешище, кто-то подхватывает меня. Сильные, словно стальные тросы, руки обвиваются вокруг моей талии, прижимают спиной к крепкому телу, защищают меня.

— Вы как, в порядке? — звучит над ухом вопрос. Кожи касается дыхание, мягкое и теплое, как летний бриз, отчего внутри меня начинает распространяться странная… щекотная дрожь.

— Простите, что вы сказали? — говорю, оглядываясь на своего спасителя.

Он усмехается.

— Я спросил, все ли в порядке.

О. О-о…

— О, да. Да, все хорошо. Извините.

Наша игра в гляделки вызывает во мне чувство неловкости, и я опускаю взгляд на руки вокруг моей талии.

— Ваши… э-э… руки… — бормочу я как полная идиотка. «Серьезно, Блэр? Ты серьезно?»

— А что с ними? — невинно спрашивает он, напрягая их посильнее.

Я с трудом сглатываю и пытаюсь собраться с мыслями. Кладу поверх его рук свои, толкаю — ничего не выходит. Они словно приросли ко мне.

— Можно уже отпустить.

Он со смехом разжимает свои теплые объятья, и мне сразу становится холодно.

— Виноват.

Я оборачиваюсь и вижу, что незнакомец посмеивается, причем так, что это сводит его извинение на нет. В уголках его глаз собрались озорные морщинки. Да этот засранец от души наслаждается ситуацией!

Я одергиваю платье.

— Спасибо за…

— Вам спасибо. Это лучшее, что случилось со мной за день.

Не улыбайся… Не улыбайся…

Я улыбаюсь.

Да и как удержаться?

Мы улыбаемся друг другу в окружении надрывистого собачьего лая. А потом я вспоминаю об Уолкере. Невольно морщусь, незнакомец, видимо, вспоминает о том же — мы одновременно оборачиваемся и видим, как взбешенный Уолкер материт несчастную девчонку. В руках у нее целая связка поводков, добрый десяток собак тянет ее в разные стороны. Несложно понять, почему она не смогла с ними справиться.

Я порываюсь вступиться за нее, хочу попросить Уолкера успокоиться, но вспышка злости в его глазах вынуждает меня отложить эту затею.

— Приятель, остынь. Она не виновата, что собака на тебя прыгнула, — слышу я голос незнакомца, и он становится моим личным героем.

Не устояв перед искушением сравнить их, я отмечаю, насколько они разные. Уолкер — в безукоризненном черном смокинге, с этими своими голубыми глазами и светлыми волосами — кажется холодным и недосягаемым. Незнакомец — его полная противоположность. Видавший виды черный костюм помят, каштановые волосы топорщатся на затылке, карие глаза излучают земное тепло.

Он присаживается на корточки и гладит собак, пытаясь их успокоить.