Подозреваемый - Майкл Роботэм

Шесть лет мы пытаемся родить второго ребенка. Пока на нашем счету два выкидыша и неисчислимые слезы. Я не хочу продолжать – особенно сейчас, – но Джулиана до сих пор глотает витамины, сдает анализы мочи и измеряет температуру. Когда мы занимаемся любовью, это напоминает научный эксперимент, в котором все нацелено на оптимальный период овуляции.

Когда я говорю об этом Джулиане, она обещает регулярно набрасываться на меня, как только родится второй малыш.

– Ты не пожалеешь, когда это случится.

– Я знаю.

– Мы должны сделать это ради Чарли.

– Да.

Я хочу привести ей все свои возражения, но не могу заставить себя сделать это. Что если болезнь прогрессирует? Что если я не смогу держать на руках собственного ребенка? Я вовсе не сентиментален и не эгоистичен. Я практичен. Чашка чаю и пара слабительных таблеток не решат проблему. Мой недуг напоминает поезд, мчащийся на нас в темноте. Он может казаться очень далеким, но он приближается.

В половине седьмого приезжает кеб, и мы вносим свою лепту в пробки на дороге. Юстон-роуд забита до Бейкер-стрит, и не имеет смысла пытаться найти другой путь среди препятствий вроде тумб, ограничителей скорости и знаков одностороннего движения.

Водитель жалуется на нелегальных эмигрантов, которые пробираются через Туннель и осложняют транспортную проблему. Поскольку ни у кого из них нет машин, я не понимаю логики его рассуждений, но слишком угнетен, чтобы спорить.

В начале восьмого он высаживает меня в Лэнгтон-холл у Клеркенуэлла – приземистого здания из красного кирпича, с белыми оконными рамами и черными водосточными трубами. Если не считать света над крыльцом, дом выглядит заброшенным. Распахнув двойные двери, я миную фойе и вхожу в главный зал. Пластиковые стулья стоят неровными рядами. На столике сбоку разместились емкость с горячей водой и шеренги чашек и блюдец.

Собралось около сорока женщин. Возраст – от подросткового до вполне зрелого. Почти все сидят в пальто, под которыми виднеется рабочая одежда: высокие каблуки, короткие юбки или шорты, чулки. В нос бьет густой запах табачного дыма, смешанного с ароматом духов.

На сцене уже выступает Элиза Веласко. Тоненькая, зеленоглазая и светловолосая, она говорит с тем акцентом, который придает речи женщин с севера оттенок напористости и разумности. Одетая в прямую юбку до колен и облегающий кашемировый свитер, она выглядит как модель времен Второй мировой.

За ее спиной на белый экран спроецировано изображение Марии Магдалины, созданное итальянской художницей Артемизией Джентилески. В верхнем углу стоит аббревиатура ПТЛ, и ниже маленькими буквами расшифровка: «Проститутки Тоже Люди».

Элиза замечает меня, и на ее лице читается облегчение. Я пытаюсь пройти по боковому проходу, не прерывая ее, но она постукивает по микрофону, и собравшиеся поворачиваются ко мне.

– А теперь позвольте представить вам человека, которого вы действительно пришли послушать. Прошу приветствовать героя газетных передовиц профессора Джозефа О'Лафлина.

Раздается несколько саркастических хлопков. С этой публикой нелегко. Суп булькает в моем желудке, пока я взбираюсь на сцену и выхожу в освещенный круг. Левая рука дрожит, и я сжимаю спинку стула, чтобы найти опору. Прокашливаюсь и перевожу взгляд на точку над головами слушательниц:

– Убийства проституток составляют самую большую долю нераскрытых преступлений в нашей стране. За последние семь лет было убито сорок семь женщин. Каждый день в Лондоне подвергаются насилию пять проституток.

Еще десять подвергаются побоям, ограблениям и похищениям. На них нападают не потому, что они привлекательны или сами напрашиваются, а потому, что они уязвимы и доступны. Легче остаться безнаказанным, напав на проститутку, чем на любого другого гражданина.

Теперь я перевожу взгляд на лица слушательниц, удовлетворенный тем, что завоевал их внимание. На женщине в первом ряду надеты пальто с сиреневым атласным воротником и лимонного цвета перчатки. Полы пальто соскользнули со скрещенных ног и открывают кремовое бедро. Вокруг щиколоток обмотаны черные ленты туфель.

– К сожалению, вы не всегда можете сами выбирать себе клиентов. К вам приходят разные: иногда пьяные, иногда озлобленные…

– Иногда жирные, – выкрикивает крашеная блондинка.

– И вонючие, – откликается девушка-подросток в темных очках.

Я жду, когда прекратится смех. Большинство этих женщин не доверяют мне. Я их не виню. Для них любые отношения таят в себе риск, будь то сутенер, клиент или психолог. Они научились не доверять мужчинам.

Хотелось бы мне, чтобы они более ясно осознавали угрозу. Может, стоило принести фотографии. Недавно одну из них нашли убитой, а ее матка лежала рядом на постели. С другой стороны, эти женщины не нуждаются в запугивании. Они сталкиваются с опасностью каждый день.

– Я пришел сюда не для того, чтобы читать вам лекцию. Я надеюсь помочь вам немного обезопасить себя. Когда вы работаете на улице, сколько друзей или родственников знают, где вы? В случае вашего исчезновения сколько времени пройдет, прежде чем об этом заявят?

Я жду, а вопрос мой висит в воздухе, как паутина, слетевшая со стропил. Мой голос охрип и звучит слишком грубо. Я отпускаю стул и начинаю прохаживаться по сцене. Левая нога отказывается сгибаться, и я едва не спотыкаюсь, но все же удерживаю равновесие. Они смотрят друг на друга, решая, какое мнение обо мне составить.

– Держитесь подальше от улицы, а если не можете, тогда принимайте меры предосторожности. Наладьте систему взаимопомощи. Позаботьтесь о том, чтобы кто-нибудь записывал номера машин, в которые вы садитесь. Работайте только в освещенных районах и организуйте дома, где можете принимать клиентов, вместо того чтобы обслуживать их в машинах…

Четверо вошли в зал и встали у двери. Сразу видно, что они полицейские в штатском. По мере того, как женщины понимают это, я слышу ропот недоверия и протеста. Некоторые со злостью смотрят на меня, как будто это моих рук дело.

– Сохраняйте спокойствие. Я все улажу. – Я осторожно спускаюсь со сцены. Я хочу перехватить Элизу прежде, чем она до них доберется.

Главного легко узнать. Это тот самый следователь с усталым лицом и кривыми зубами, которого я видел на кладбище Кенсал-грин. На нем все то же помятое пальто, из-за пятен напоминающее кулинарную карту дорог. На галстуке – посеребренная булавка в виде Пизанской башни.

Мне он нравится. Он не придает значения одежде. Мужчины, обращающие слишком много внимания на свой внешний вид, кажутся мне амбициозными, но пустыми. Когда он говорит, то смотрит усталым, скучающим взглядом, словно дистанцируясь от настоящего. Я замечал такой же взгляд у фермеров, которые всегда словно не в своей тарелке, если им приходится смотреть на что-то вблизи, особенно на лица. Он примирительно улыбается.

– Сожалею, что пришли без приглашения на ваше собрание, – говорит он сухо, обращаясь к Элизе.

– Что ж, тогда проваливайте, – сладко поет она, ядовито улыбаясь.

– Как же приятно с вами познакомиться, мисс, или мне называть вас «мадам»?

Я встаю между ними:

– Чем мы можем вам помочь?

– Кто вы такой? – Он оглядывает меня с ног до головы.

– Профессор Джозеф О'Лафлин.

– Вот черт! Ребята, это же тот человек с крыши, который разговаривал с пацаном, – грубо грохочет его голос. – Никогда раньше не видел, чтобы человек так трусил. – Он смеется, и кажется, что мраморные шарики сыплются на пол. Его посещает новая мысль. – Вы же эксперт по проституткам, не так ли? Написали что-то вроде книги.

– Статью.

Он пожимает плечами и делает знак своим людям, которые разделяются и идут между рядами стульев. Откашлявшись, он обращается к собравшимся:

– Я инспектор Винсент Руиз из муниципальной полиции. Три дня назад в Кенсал-грин, Западный Лондон, было обнаружено тело молодой женщины. Она погибла десятью днями раньше. Пока нам не удалось установить ее личность, но есть основания полагать, что она была проституткой. Вам сейчас покажут ее портрет, нарисованный художником. Если кто-нибудь из вас узнает ее, я буду благодарен за информацию. Нас интересует все: имя, адрес, компаньоны, друзья, все, кто мог ее знать.

Быстро моргая, я слышу свой вопрос:

– Где ее нашли?

– Была закопана в неглубокой яме рядом с Гранд-Юнион-каналом.

В памяти всплывают отдельные кадры. Я вижу белую палатку и прожекторы, полицейскую ленту и вспышки фотоаппаратов. Тело женщины только что извлекли из ямы. Я был там. Я видел, как ее откапывали.

По залу, словно по пещере, эхом разносятся голоса. Рисунки передают из рук в руки. Шум нарастает. Чья-то рука вяло протягивает мне копию. На черно-белом рисунке, напоминающем те, для которых позируют туристы в Ковент-Гарден, изображена женщина. Она молода, у нее короткие волосы и большие глаза. Только в этом зале десяток женщин похожи на нее.