До чего доводят азартные игры - Жанна Курмангалеева

И также я увидел, как свободной рукой она медленно потянулась вниз. Мне было известно, что к ее ноге привязан нож. У меня перехватило дыхание.

С видимым трудом нагнувшись, Леди схватилась за перт. Двумя движениями обмотав натянутую до предела веревку вокруг своего плеча, чтобы уменьшить напряжение, она отползла от бом-брам-стеньги. К этому моменту очнувшаяся Ирен ухватилась за трос и начала подтягиваться.

Видимо, чувствуя, что не удержит сестру, Леди решилась на радикальный шаг. Она скатилась с реи и повисла в воздухе. Ее весом Ирен быстро вытянуло назад. Когда это случилось, Леди развязала узел и ловко приземлилась на грота-марса-рею. Со своих мест близнецы без проблем вернулись на палубу.

Шквал продолжался около полутора часа. Когда все наконец утихло, уже опустилась ночь. Старший и второй помощники капитана распустили всех отдыхать, а сами остались на вахте. Я сам не преминул бы воспользоваться отдыхом, но товарищи попросили меня, по праву последне-вошедшего, сходить за маслом для фонаря. Когда я вышел на палубу, в полутьме я разглядел знакомую женскую фигуру, сидящую на русленях. Сильно сгорбившись, она поднесла что-то, кажется, бутылку, ко рту. Набрав воздуха сквозь стиснутые зубы, она слегка коснулась левого плеча и отдернула руку. К ней подошла другая, очень похожая.

– Больно? – спросила Ирен, не заметив меня.

– Вообще нет, – приглушенным голосом ответила Леди. Мне несложно было распознать, кто есть кто – у Ирен голос выше и чище, чем у сестры.

– Давай вправлю.

– Не надо.

– Да давай!

Завладев вывихнутым плечом сестры, Ирен ловко вставила его на место.

– Спасибо, – буркнула Леди, разрабатывая руку.

– Ты спасла меня сегодня.

– Пришлось.

– Ты помнишь наш язык?

– Вспоминается, когда тебе становится удобно глухеть.

– Слушай, – мято начала Ирен. – Я знаю, что мы не разговаривали какое-то время. Но…

– Пропусти вступление, пожалуйста. Что тебе нужно? Слушаю.

Ирен со вздохом опустилась рядом.

– Мне не с кем больше поговорить. – После недолгой паузы она добавила: – Нок написал.

– Угу. Что говорит?

– У них все хорошо. Но теперь я не могу перестать думать о Саффи, – упавшим голосом произнесла Ирен. Я впервые услышал, как у нее изменилась интонация.

– Вполне естественно, ты ее мать.

– Да, но… Что, если я для нее буду тем же, чем наша мать была для нас? – быстро, на одном дыхании, выпалила она.

Помолчав, Леди тихо сказала:

– Наша мать не всегда помнила, что у нее есть дети, не говоря уж о том, сколько их у нее. А Саффи никогда не голодает, не мерзнет и даже элементарно не ходит полуголая. Все потому, что ты тут надрываешь задницу ради нее. Вы совсем не одно и то же.

– Ты это понимаешь, но Саффи… Ведь она почти никогда не будет меня видеть. В письме Нок написал, что она уже перепутала нас с тобой в своих воспоминаниях…

– Ирен, у нас одна рожа на двоих. Раз даже мы друг друга перепутать умудрились, когда выпили, то чего стоит ждать от ребенка? Она вырастет и все поймет.

– Наверно, ты права. – Подумав, она прибавила: – И Нок все раздражительнее. Даже письменно он как будто пытается меня уколоть. Я уже сомневаюсь, люблю ли я этого человека…

– Но ведь это все еще он, верно? – немного устало заметила Леди. – Ты сама выбрала растить дочь с калекой. Хотя то, что твой залет произошел именно от него, тебе отнюдь не мешало…

– Не залет, а… незапланированная беременность, – поправила Ирен, и Леди расхохоталась.

– Ну да, ну да. А чтобы получилась Саффи вы, конечно, не…

– Хватит тебе! – Ирен незлобиво толкнула сестру и рассмеялась вместе с ней. – Спасибо. Мне полегчало.

– Ага.

Ирен встала и ушла на ют. Леди утомленно откинулась на ванты. Однако увидев, что она начала подозрительно озираться, я поспешно вернулся в кубрик.

Значит, вариант с аристократией отбрасывается.

Глава IV

Недавно я вылил ведро воды на просохшие доски палубного настила и, опустившись на колени, заметил стоящую рядом Леди. Она молчала, и я не посчитал нужным начать разговор. Насмотревшись на то, как я драю палубу, она спросила:

– Сколько ты уже у нас, парень?

– Полтора месяца.

Леди удовлетворительно промычала что-то и на минуту вновь замолкла. Я уже начал переживать – не узнала ли она, что я невольно подслушал их с сестрой разговор, когда она внезапно произнесла:

– Наверно, тебе уже пора приниматься за серьезную работенку.

Я похолодел и предпринял попытку возразить, но она, не слушая, позвала:

– Пойдем, покажу тебе кое-что.

Ослушаться я не мог, поэтому покорно встал и последовал за ней.

Она ждала меня у русленей фок-мачты.

– Залазь. Залазь, не бойся – мы подстрахуем. Поднимешь фор-марсель и тут же вниз. Ну же!

Я неуверенно, оглядываясь на нее, взялся за выбленки.

– Руками за ванты, ногами на выбленки.

Дождавшись, пока я все-таки повисну над морской пучиной, как гигантский паук, она прыгнула на внутреннюю сторону сетки, прямо передо мной.

– Теперь лезь.

Поджидая меня иногда, она полезла наверх. Мне ничего не оставалось, кроме как карабкаться за ней.

Чем выше мы поднимались, тем сильнее чувствовалась качка. Мне повезло, что она решила провести свой урок в слабый ветер. Вот мы уже миновали марс, перешли на фор-стень-ванты. Матросы, работающие на фок-мачте, уже давно стояли на пертах. Я бы был не против начать с самого нижнего паруса, фока, но Леди решила не размениваться на такую мелочь. Я должен бы благодарить, что она не отправила меня сразу на 6 снизу парус на барке – на трюмсель.

Всем телом припав к марсе-рее, я дрожащими руками стал развязывать горденя. Мне это удалось, и гордиться собой мне не помешало даже воспоминание о недавнем подвиге близнецов.

После этого Леди, однако, не удовлетворилась. Через пару дней она, со свойственной ей дружелюбной ненавязчивостью, таки заставила меня покорить второй марсель. Спасовать было нельзя. Затем, конечно, последовал брамсель, за ним – бом-брамсель… Скажем, таких нервных двух недель мне еще не доводилось пережить. Я потерял сон, предвкушая свое “последнее испытание” (благо, работой меня не нагружали). Но оно все не наступало. И как раз в тот момент, когда я расслабился, второй пом подошел ко мне со знакомым мне уже хитроватым выражением. Моя рука не касалась только трюмселя, и ей, всегда сопровождавшей меня, это было хорошо известно.

– Нет! – воспротивился я.

– Ты хочешь до скончания своих дней чистить картошку?

– Только до конца этого рейса.

– Отступишь в море – отступишь и на суше.

– Меня это не страшит.

– Ты уже был на бом-брамселе. Ведь было не страшно?

– Было!

Я вспомнил свой