Лики русской святости - Наталья Валерьевна Иртенина

своей страны. Мономах правил в те времена, когда Русь была едина во всех смыслах – политическом, религиозном, культурном.

И тем не менее в современном массовом сознании и массовой культуре России его имя почти отсутствует, подмененное артефактом-символом «шапка Мономаха», к реальному князю Мономаху не имеющим отношения. Правнук святого равноапостольного Владимира, Крестителя Руси, и прапрадед святого благоверного Александра Невского, великий киевский князь Владимир Всеволодович Мономах удостоился и менее громкого церковного почитания. Его имя включено в Собор всех святых, в земле Российской просиявших (память во второе воскресенье после праздника Святой Троицы), но об этом мало кому известно даже среди церковного люда. А в народной памяти, в былинном фольклоре в образе ласкового князя Владимира Красно Солнышко слиты два правителя – Владимир Святой и Владимир Всеволодович, прадед и правнук, – и разложить этот образ на составляющие никак невозможно.

Прирастать легендами, поэтизироваться в устных сказаниях и письменных текстах имя великого правителя и полководца, внука византийского императора, князя Мономаха, начало уже в XII–XIII веках. Вершиной этой мифологизации прославленного «самовластца земли Русской» стало «Сказание о князьях Владимирских», написанное в XVI веке. В нем-то и фигурирует шапка Мономаха – царский венец, будто бы присланный в дар русскому родичу византийским императором Константином Мономахом. Особую значимость эта легенда приобрела в эпоху первого русского царя Ивана Грозного. В главном соборе страны, Успенском, появилось тогда царское моленное место – резной «Мономахов трон», украшенный барельефными иллюстрациями к «Сказанию о князьях Владимирских» и довольно длинным текстом из древнерусского литературного памятника, входящего в так называемый «Мономахов цикл»… Шапкой Мономаха венчался в Успенском соборе и последний русский император Николай II. Естественно, в советское время имя князя Владимира Мономаха постарались вытеснить на периферию отечественной истории. Там оно пребывает и доныне…

А между тем в обороне русских земель от хищных иноплеменников Владимир Всеволодович потрудился никак не меньше своих героических потомков Александра Невского и Дмитрия Донского. И в делах обустройства Руси – государственного, культурного, христианско-просветительного – не менее «утер пота», чем позднейшие московские князья, собиратели земли Русской. А кроме того, вплоть до Ивана Грозного Мономах оставался единственным писателем на княжеском столе. В составе Лаврентьевской летописи XIV века до нас дошел комплекс сочинений князя Владимира: «Поучение», краткая автобиография и письмо двоюродному брату Олегу Святославичу. Хотя это три самостоятельных произведения, их общий высокий нравственный смысл позволяет объединить все три текста в один под общим названием «Поучение Владимира Мономаха». Адресовано оно не только его сыновьям, но и всем князьям русским, современникам Владимира Всеволодовича и будущим поколениям Рюриковичей. Образ идеального русского правителя, выписанный в «Поучении», во многом срисован с самого Мономаха, которого Бог «не ленивым сотворил, но к любому делу человеческому пригодным».

Христианские нравственные законы более требовательны к государю, нежели языческие. Они зовут не только к идеальному правлению, правильному употреблению власти, но предъявляют требования и к тому, каким способом эта власть взята в руки – праведным или неправедным. Интересно посмотреть на князя Владимира Всеволодовича с этой точки зрения. Насколько он идеален в этом? Ведь в те годы уже начинались княжеские распри, которые чуть более полувека спустя приведут к распаду единой Руси…

Путь Мономаха к великокняжескому киевскому столу был долог. После смерти в 1093 году отца, киевского князя Всеволода, ему пришлось два десятка лет ждать своей очереди. А ведь, казалось бы, иных претендентов на киевский «златой стол», более достойных, чем Владимир Всеволодович, не было. Соправитель отца, удачливый воин и полководец, добрый христианин, рассудительный политик. Один недостаток: Владимир был отнюдь не старшим в роду Рюриковичей и по русскому княжескому закону должен был уступить двоюродному брату Святополку – князю не храброму, не слишком умному, лукавому, политически безрассудному. На сторону Святополка встала старшая киевская дружина – бояре, которых прежний князь Всеволод отчего-то не жаловал, а также, скорее всего, духовенство и монашество. Те и другие, вероятно, убеждали Владимира не идти против правды Божьей и человеческой, не начинать войну за власть со Святополком. И Мономах уступил – несмотря на то, что власть реально была в его руках, а Святополк со своей небольшой дружиной прозябал в далеком Турове и никак не мог стать равным противником Владимиру. Летописец приводит размышления князя – Мономах отказывается от вражды с братом и кровопролития, предпочтя худой мир доброй войне.

Святополк вокняжился в Киеве на 20 лет, ставших тяжелым испытанием и для киевского боярства, и для городского простонародья, так не желавших видеть на великом столе наследника князя Всеволода. Свое правление Святополк ознаменовал притеснением и черного люда, и бояр, насилием и грабежами, которые творила в городе его дружина, враждой с киево-печерскими монахами, покровительством ростовщикам-лихоимцам, дравшим с горожан три шкуры в счет процентов. Владимир же вернулся в Чернигов, где и прежде, при отце, княжил. Однако и там недолго просидел. На Русь вернулся князь-изгой Олег, также двоюродный брат Мономаха, повздоривший когда-то с Всеволодом. Теперь, в 1094 году, он привел под Чернигов половецкое войско, осадил город и потребовал назад свое былое черниговское княжение. Одолеть дружину Мономаха на приступах Олег не сумел, но половцы по его указу принялись разорять окрестные земли, угонять в рабство сельский люд, жечь монастыри. В своем «Поучении» князь Владимир вспоминал те события: «Пожалел я христианские души, и села горящие, и монастыри, и сказал: “Пусть не похвалятся язычники”. И отдал брату отца его стол, а сам пошел на стол отца своего в Переяславль». И снова нежелание проливать кровь в братском междоусобии, поднимало авторитет князя в глазах русских людей.

Однако борьбу за Чернигов Владимир Всеволодович еще продолжит, уже в ином «формате». Два года спустя Святополк и Мономах ополчились на Олега за его дружбу с «погаными» – половцами, пошли на него войной, вынудили бежать из Чернигова на север. Пытаясь обосноваться в Муроме, Олег вступил в сражение с сыном Владимира Изяславом. В том бою молодой князь погиб. В языческие времена такая смерть навсегда бы положила непримиримую вражду между отцом и дядей погибшего, став точкой отсчета кровной мести. Но Русь жила уже в иную эпоху, а князь Владимир Всеволодович был неординарной личностью даже для тех христианизированных времен. Гибель сына будто отрезвила его, вынудила задуматься и о собственном грехе – ведь войной на Олега он пошел не без тайной, очевидно, надежды вернуть Чернигов. Намек на это содержится в его знаменитом покаянном письме Олегу. В этом послании Мономах прощает фактического убийцу своего сына. Он осознает, насколько страшно это убийство и для самого Олега, который являлся не просто родичем, но крестником Изяслава, то есть, по сути, вторым отцом. Князь отказывается от мести, зовет Олега, к тому времени разбитого в битве под Суздалем и вновь бежавшего, к прекращению вражды и примирению. Ничего подобного этому поступку Русь, даже крещеная, до тех пор не знала. Академик Д. С. Лихачев писал об этом поступке князя Владимира Всеволодовича: «Письмо Мономаха поразительно. Я не знаю в мировой истории ничего похожего на это письмо… Мономах прощает убийцу своего сына. Более того, он утешает его. Он предлагает ему вернуться в Русскую землю и получить полагающееся по наследству княжество, просит забыть обиды».

Несколько лет спустя история почти повторилась – только не с Черниговом, а с Киевом. Может быть, и тут князь Владимир не мог побороть в себе досаду от потери великого княжения и в глубине души не считал спор за «златой стол» завершенным. Началось всё после общекняжеского съезда в Любече, где Рюриковичи поклялись не враждовать меж собой, владея каждый своей землей. Не успели они разъехаться по домам, как в Киеве произошло злодеяние: Святополк и волынский князь Давыд, сговорившись, захватили в плен другого князя, Василька Теребовльского, и ослепили его. Преступление всколыхнуло прочих князей, и первым среди них – Владимира Мономаха. Собрав рати, князья двинулись на Киев. Фактически они исполняли условие любечского соглашения – быть «заодин» против того, кто нарушит данные в Любече клятвы. Но среди историков возникло и такое мнение: Мономах шел отбирать Киев у Святополка, рассчитывая к тому же на содействие киевлян, сильно недовольных своим князем. Впрочем, и в этой истории все благополучно окончилось мирными переговорами: Святополк повинился, Церковь в лице митрополита и мачеха князя Владимира своими мольбами остерегли Мономаха от нового кровопролития.

Мономах же в итоге еще более возвысился