Малоизвестная история Малой Руси - Александр Каревин

Вместе с тем, Герцберг отмечал, что визитер вызвал у него некоторые сомнения: «Нужно остерегаться, не был ли эмиссар подослан русским двором и послан для зондирования тут почвы, хотя по нему этого не видно». Канцлер просил у короля указаний — следует ли продолжать переговоры?

Ответ монарха последовал на следующий день. «Я полностью разделяю Ваше мнение, — писал Фридрих-Вильгельм, — что не нужно доверять первому встречному, который приходит с планами, подобными тем, о которых Вы упоминаете — какому-то дворянину из Русской Украины по имени Капнист. Вы, очевидно, ответили ему очень хорошо, что в случае объявления войны надо будет посмотреть, будут ли его соотечественники иметь такие же намерения действовать, как они об этом говорят».

Получив такое распоряжение, Герцберг отказался от дальнейших контактов с «представителем Малороссии» и даже потрудился составить специальный комментарий на сей счет. «Король одобрил ответ, который я дал этому казацкому эмиссару Капнисту, — подчеркивал он. — Я сказал ему, что я не принимаю никакого участия в этом деле и не хочу в него впутываться; что только тогда, когда будет война между Пруссией и Россией, тогда казаки должны будут смотреть, хотят ли они обращаться к королю, но что мне было бы приятнее, если бы ко мне не обращались, так как я не люблю подстрекать недовольных».

Стоит заметить, что ранее канцлер ничего не сообщал о своей нелюбви к подстрекательству и вообще в комментарии его отповедь «Капнисту» представлена в форме категорического отказа, хотя изложенная в рапорте королю она больше напоминает уклончивый ответ. Как бы там ни было, на том дело и кончилось. Переговоры не возобновлялись.

Суррогат «доказательств»

Сообщение Дембинского вызвало неуемный восторг у украинских «национально сознательных» деятелей. Особенно у Михаила Грушевского. Хотя имя человека, назвавшегося Капнистом нигде в документах не фигурировало, а носителей этой фамилии в период, о котором шла речь, насчитывалось несколько (кроме Василия, его старшие братья — Петр и Николай), Михаил Сергеевич ничтоже сумняшеся заявил, что в Берлин ездил «бесспорно ни кто иной» как известный писатель Василий Капнист. «Правда, — признавал Грушевский, — с той стороны — каких-то политических протестов — он нам до сих пор неизвестен, но и вообще его роль в обществе тех времен известна нам очень мало».

С тех пор Михаил Грушевский стал именовать Василия Капниста «одним из выдающихся представителей украинской интеллигенции», а историки принялись тщательно изучать его жизнедеятельность. Но…

Но никаких следов пребывания писателя в Пруссии не обнаружилось. Не нашлось таких следов и в Польше, через которую Капнист неминуемо должен бы был проезжать. Не оказалось упоминаний о путешествии в Берлин также в семейных архивах Капнистов, как и в семейных преданиях. Потомки дворянского (к тому времени уже графского) рода только пожимали плечами. Мало того, позднее исследователи установили, что весной 1791 года Василий Капнист вообще не покидал пределов Украины. Это заставило некоторых историков предположить, что к Герцбергу обращался Петр Капнист, пребывавший в указанное время во Франции и оттуда, возможно (никаких доказательств тому, опять же, не было), съездивший в прусскую столицу. Однако и данная версия выглядела очень сомнительной.

«Источник, из которого почерпнуто г. Грушевским это сведение (о «миссии Капниста» — Авт.) — довольно мутный, — констатировали видные украинские историки братья Андрей и Николай Стороженко. — И вряд ли оно может выдержать строгую историческую критику; скорее в нем следует видеть чью-то досужую сплетню».

Впрочем, отсутствие доказательств, останавливая настоящих ученых, никогда не служило препятствием для «национально сознательных» авторов, сочиняющих опусы на псевдоисторическую тему. Поэтому о «поездке в Берлин Василия Капниста» и его «переговорах с представителями прусских правительственных кругов о помощи украинскому национально-освободительному движению» уверенно повествуют сегодня многие издания, в том числе учебники и различного рода справочники по истории Украины. Само собой разумеется, что подается все это как очередное подтверждение «вековечных стремлений украинцев к освобождению от российского ига». Не смущает «национально сознательных» даже тот факт, что дворянский род Капнистов вовсе не украинского происхождения. Его основатель (отец Петра, Николая и Василия) — купец-грек, поступивший на русскую службу, успешно сделавший военную карьеру и погибший в одном из сражений именно с пруссаками (во время Семилетней войны).

Конечно, не все доморощенные «историки» ограничиваются голословными заявлениями. Некоторые из них все же тужатся доказать достоверность «миссии Капниста», но делают это неуклюже. Так, например, как профессор Ярослав Дашкевич из Львова, взявшийся проводить «графологический анализ» записки, написанной таинственным посланцем к Герцбергу с просьбой об аудиенции. Сей эксперт-самоучка (насколько известно, профессиональным специалистом-графологом Дашкевич не является) как мог сопоставил почерк записки с почерком одного из писем Василия Капниста жене и пришел к заключению, что оба текста «писал один и тот же человек». При этом профессор вынужден был признать, что почерки письма и записки «не полностью идентичны» (что, кстати сказать, видно невооруженным глазом из опубликованных фотокопий), но объяснил это тем, что, дескать, к Герцбергу Капнист старался писать каллиграфически, а к жене писал небрежно. Тем не менее, изображение некоторых букв в обоих текстах (они на французском языке) похоже, чего для Дашкевича оказалось достаточно.

Почему способ написания этих букв — «особенный, индивидуализированный», присущий исключительно Василию Капнисту? Неужели никто другой так не писал? Как быть с другими буквами, написание которых в письме и записке не схоже? На эти вопросы профессор ответа не дал. Между тем, Бронислав Дембинский, первым обнаруживший в архиве указанную записку, отмечал, что это не подлинник, а всего лишь копия, текст точно переписанный с оригинала неизвестным немецким канцеляристом. Если это действительно так, то потуги львовского «графолога» выглядят просто комично.

Но и без того курьезов и изъянов в «системе доказательств» г-на Дашкевича предостаточно. К примеру, ему необходимо было пояснить, каким образом в короткой (всего четыре предложения) записке к канцлеру оказалось множество (около десяти) грамматических ошибок. Трудно представить, чтобы их допустил Василий Капнист, человек хорошо образованный, для которого, к тому же, французский был языком постоянного общения (в том числе переписки) с близкими людьми.

Профессор попытался объяснить лишь один случай — с обращением Votre Excellence (Ваше Превосходительство). В записке стоит Votre Exelence (две ошибки в одном слове и это не описка — словосочетание встречается в тексте четыре раза и всюду написано неправильно). Указаный факт Дашкевич деликатно именует «индивидуальным написанием» и глубокомысленно заключает: «Индивидуальное написание Exelence (вместо правильного Excellence) мы склонны считать фонетическим украинизмом. Украинский язык не любит сочетания нескольких (в данном случае — трех) согласных. Латинское слово excellentia трансформировалось в украинском языке в слово екселенцiя (которое вошло в таком виде в начале ХIХ в. в орфографическую практику, особенно в Западной Украине), в котором сочетание трех согласных заменено сочетанием двух».

О какой «орфографической практике украинского языка» можно говорить применительно ко времени Василия Капниста? Какое влияние она могла бы иметь (даже если б в реальности и существовала в Западной Украине в начале ХIХ века) на текст, написанный в XVIII веке по-французски неукраиноязычным жителем Левобережья? Вряд ли на это можно ответить внятно. Думается, уровень «аргументации» г-на профессора проявился тут в полной мере.

Происки кривого дипломата

Но кто же все-таки явился с визитом к высокопоставленному прусскому чиновнику? Некоторые историки склонялись к выводу, что никакого визита не было. Герцберг сам его выдумал. Стремясь к обострению русско-прусских отношений, канцлер в осторожной форме попытался увлечь своего короля перспективой ослабления Российской империи путем организации в ней восстания. И тут же подстраховался: дескать, доверять таинственному эмиссару следует с оглядкой, мало ли кем он может оказаться на самом деле. Но поскольку заинтересовать Фридриха-Вильгельма не удалось, Герцберг поторопился отказаться (и сразу же отмежевался) от этой идеи.

Такая версия имеет право на существование. Нельзя исключать и сознательную фабрикацию документов Брониславом Дембинским (это предположение тоже высказывалось). Но вероятнее всего другое.