Русские корни. Мы держим Небо (сборник) - Лев Прозоров

В Царьград они, очевидно, ехали молча. Может, вообще, тайком и украдкой.

Ко всему прочему, скандинавы в Византии федератами не назывались и называться не могли – слишком далеко жили от ее границ. Наемниками они там были, наемниками из дворцовой гвардии, и только. Причем «Сага о людях из лососьей долины» совершенно ясно сообщает, что ее герой Болле, сын Болле, прибыв в Константинополь и присоединившись к дружине «верингов», был первым из норманнов , которые служили императору Восточного Рима. Чтоб обойти это крайне неудобное для них свидетельство, норманнисты идут, к сожалению, на прямой подлог под видом перевода. Вместо «норманнов» пишут «норвежцев и исландцев», хотя такого значения слово «норманн» никогда не имело. Норманн может означать норвежца – и до сих пор остается самоназванием этой нации – или скандинава вообще, или, наконец, представителя любого племени на берегах Балтийского моря. Так термином пользовались за пределами Скандинавии – франки и их южные и западные соседи. В их хрониках «норманнами» становятся северные саксы-нордальбинги, и балтийские славяне.

Но мы отвлеклись, вернемся к ругам – точнее, все же к русам, ибо, как справедливо отмечает В.И. Меркулов, не было народа, называвшего себя ругами. Только пройдя двойное искажение у римского автора, услышавшего его от германцев, или у германца, пишущего на латыни, имя приобретало такое звучание. Так вот, они, в отличие от скандинавов, как раз и были федератами-верингами, да не кого-нибудь, а великого, еще не утратившего большую часть своего блеска и славы Рима. И такое положение было настолько почетно, что его как раз могли превратить в название народа: «Смотрите, дикари из болот и чащоб, мы – не вы, мы – федераты, мы – веринги, мы служим великому Риму!»

По крайней мере, это было бы более разумно, чем странная версия, по которой скандинавы получили от славян название по статусу, полученному ими в третьей стране, путь в которую лежал через славянские земли…

Земля дунайских ругов-русов оставила по себе память в целом гнезде местных названий и личных имен от слова «рус, русский». Документы эпохи Карла Великого отмечают на том же месте «Русскую Марку». Интересно, что и ближайшие соседи и сородичи ругов – ободриты – тоже отметились на Дунае, и в тех же самых местах. И в русских летописях мелькают некие «варяги дунайские».

Самым знаменитым ругом-русом того времени, без сомнения, должен считаться Одоакр. Личность, надо сказать, тоже весьма загадочная – не меньше, чем, скажем, гунны. Кем его только не называют в источниках! И внуком тому самому Кроку, и безродным, и сыном вождя. И готом (ну, это понятно, служил в готских отрядах, значит, гот), и «герулом с острова Рюген», и скиром. Скиры эти сами по себе странный народ. Жили где-то рядом с венедами, в государстве Аттилы играли немалую роль. Римские источники называют их – ну естественно! – германцами, а историки послушно это повторяют. Я же не буду в третий раз повторять, что значит «германцы» в устах римских историков, и сколько веса это определение имеет. Вождь скиров Едико был приближенным Аттилы и возглавлял посольство гуннского повелителя в Константинополь. Вместе с ним в посольстве ехал римлянин на гуннской службе – да, бывали и такие типажи – по имени Орест. После смерти Аттилы и распада его скороспелой державы вождь остроготов Теодомир разгромил скиров и убил Едико. После этого поражения скиры так и не оправились. Более они не появлялись на исторической арене.

Иордан же именует Одоакра ругом. Может, скиры и были одним из ругских племен?

Одоакр из родных мест пришел в провинцию Норик – точнее, уже в королевство русов. Там он повстречался с отшельником Северином – его житие до сих пор служит одним из основных источников о королевстве русов. Отшельник пользовался большой популярностью в провинции и имел влияния даже на короля русов, которому уже давно принадлежала реальная власть в Норике. Более того, уважение к Северину испытывал и сосед ругов, заклятый язычник, король алеманов Гильбульд. Впрочем, Северин и не пользовался известностью в интересах своей веры – не сказано, чтоб он пытался обратить короля, часто внимавшего его советам, или королевского вельможу, чьего сына исцелил. Не очень понятно поэтому, за какие заслуги Северина величают «апостолом ругов». Среди примеров прозорливости святого житие приводит и историю о его встрече с молодым еще Одоакром. Юный великан явился к старцу, славному предсказаниями, чтобы узнать о своей судьбе. Одетый в сшитую из шкур одежду, он едва не выворотил низкий потолок кельи отшельника головой. Отшельник предсказал ему, что, отправившись в Италию, он прославится и станет великим властелином. Предсказание сбылось. Когда Одоакр со своими людьми прибыл в Италию, Римом, точнее Равенной, куда из разоренной готами и вандалами столицы переместилось правительство умирающей империи, правил от имени провозглашенного императором сына патриций Орест – тот самый, что некогда служил Аттиле и ходил послом в Константинополь вместе с скиром Едико. В скором времени Одоакр стал командующим войсками Ореста – а потом возглавил мятеж недовольных правителем воинов. Орест погиб, его малолетний сын, Ромул Августул, вскоре отрекся от престола. Одоакр не стал облачать в императорские регалии очередную марионетку, не стал надевать их и сам. Он фактически «закрыл» западную Римскую империю, отправив регалии в Константинополь, императору Зенону. Православный владыка отблагодарил варвара за щедрый дар, натравив на него вождя остроготов, воспитывавшегося в Константинополе Теодориха, сына разгромившего скиров Теодомира. Война длилась долго, пока Одоакра не убили предательски на пиру в честь «примирения».

Самое интересное – об Одоакре, судя по всему, помнили на Руси. Спустя семь веков после его гибели новгородский летописец, рассказывая о взятии Царьграда крестоносцами, особо отметил, что их вождь был из «Берна» (Вероны), особо отметил – «идеже бысть злый поганый Дидрех», то есть Дитрих, как звали Теодриха в немецких песнях и преданиях. Иной причины настолько ненавидеть давно умершего вождя остроготов, кроме убийства соплеменника-Одоакра, у новгородского летописца не было. Интересна мимолетность упоминания – видимо, «злый поганый Дидрех» и его злодеяние хорошо были известны возможным читателям – землякам – современникам летописца.

О «князе Одонацере», взявшем Рим во главе русов «из Ругии, с Балтийского или Немецкого Поморья», напомнил своим воинам-запорожцам Богдан Хмельницкий в одном из универсалов. Позднее, в надгробной речи, с «древним руським Одонацером» сравнит гетмана Богдана его писарь Самийло Зирка.

Вот именно поэтому – а отнюдь не только потому, что мне так хотелось или так интереснее, – я и предпочел версию Иордана об Одоакре-руге.

Помнили Теодориха и в варяжской Руси, через которую память об Одоакре и его гибели могла прийти на земли Руси Новгородской и Киевской. Народная легенда поставила его во главе полуночной Дикой Охоты проклятых душ. На это обратил внимание еще славянофил Хомяков в своей книге «Семирамида».

Германцы также помнили о вражде Теодориха с русами. Сохранилась «Тидрек-сага», рассказывающая о войнах, которые вели, с одной стороны, конунги готов и гуннов, а с другой – вожди русов и «вильтинов» – то есть вильцев, велетов [8] . По этой последней детали мы можем определить, когда сложилось это предание. Дело в том, что в Х веке велеты стали называться лютичами. Прежнее название очень быстро вытеснило старое. Еще Фортинский в 1872 году обратил внимание, что германский хронист начала XI столетия Титмар Мерзебургский употребляет слово «велеты» только в цитатах из более ранних летописцев, когда же рассказывает сам, то говорит только о «лютичах». Во французской «Песни о Роланде», скажем, хотя и идет речь о временах Карла Великого (действительно воевавшего с велетами, о чем мы будем говорить позднее), но говорится именно о «лютиче (leutiz) Дапаморе». Из этого можно заключить, что песня складывалась позже времен Карла. В саге же, наоборот, говорится только о «вильтинах» и нигде – о лютичах. Значит, она была сложена никак не раньше начала XI века.

И вот что любопытно – если с гуннской и готской стороны выступают, соответственно, Аттила (что любопытно, в саге его владения скорее где-то во Фрисландии) и Тидрек (Теодорих) Бернский, то со стороны русов выступают кроме Озантрикса (в котором иногда видят Одоакра) конунг Вальдамар и его главный воин Илиас (Илья) Русский. Традиционно считается, что они попали туда из русских былин, связанных-де с Владимиром Крестителем. Но если, как мы видели, сага не могла сложиться позже начала XI века, то о каком влиянии былин про Крестителя можно говорить? Креститель на момент сложения саги был или живым современником, или недавним покойником. Вывести его в саге как современника Аттилы решительно невозможно. И получается, что речь о каком-то совсем ином Владимире – а то и об иной Руси. Тем паче, что ЭТА Русь граничит с вильтинами-велетами – и одновременно с итальянскими владениями Тидрека-Теодориха. Да не дунайское ли королевство русов-ругов перед нами? На эту мысль наводит и зачин саги: «Сага эта начинается в Апулии и идет к северу по Лангобардии и Венеции в Швабию, Венгрию, Руссию , Виндланд, Данию…» Как видим, «Руссия» саги лежит между Венгрией и Виндландом – землями полабских славян. Но ведь и в наших былинах, на что нечасто обращают внимание, Киев, в котором княжит Владимир Красно Солнышко, стоит на Дунае, а не на Днепре. Впрочем, былинам я посвятил особую книгу, выдержавшую уже два издания.