Деревянные четки - Наталия Роллечек

Когда я вошла в нашу комнату, Луция, стоявшая возле биллиардного стола, посмотрела на меня с недоумением и тревогой.

– Ты должна будешь теперь каждый день обливаться холодной водой, – скороговоркой пояснила я назначение кувшина и, повернувшись к Луции спиной, чтобы она не видела выражения моего лица, добавила небрежно: – В этом году, знаешь ли, многие люди болеют от яблок, потому что они очень червивые. А дышать свежим воздухом будешь из окна комнаты, поскольку на балкончике можно получить ревматизм.

Однако Луция не хотела дышать свежим воздухом из окна комнаты, и всё оставалось по-старому. Только на туалетном столике, вместо одного, теперь торчали два жестяных кувшина. И каждый вечер Луция, раздеваясь почти догола, вставала возле медного таза и усиленно натиралась мокрой тряпкой. А я громко командовала:

– Ну, а теперь левую лопатку! И живот! Ты же забыла про живот! Хочешь, я тебя полью водой из кувшина? Хочешь?

Но Луция, стуча от холода зубами, вовсе не хотела этого. Тогда я кричала пренебрежительно:

– Ну, ты и растяпа! Как ты канителишься! Неженка! Сущий мотылек-недотрога! Воды боится!

А иногда я хватала кувшин и, не слушая ее отчаянных протестов, выливала ей на спину холодную воду. В такие вечера Луция обычно долго плакала потом, уткнувшись лицом в подушку.

Признаков «укрепления» организма что-то не было видно. Мы утешали себя надеждой, что они появятся несколько позже. Однако вместо них появился у Луции сильный кашель, который изматывал ее так, что после каждого приступа она ложилась на кровать совершенно ослабевшая, с лицом белее, чем бумага.

Наша опекунша, узнав, что ее указания выполняются самым скрупулезным образом, прислала нам слегка разорванную, но еще вполне годную к употреблению резиновую банную перчатку – «мойку», как называла ее Рузя. «Мойка» очень пригодилась: не желая пачкать карманы, я в ней приносила раковины и камешки, выловленные в реке.

В противоположность Луции, которая неохотно покидала комнату, я почти всё время находилась либо на выгоне для скота, либо возле воды. Однако мысль о потерянном нами балкончике не давала мне покоя. Очень хотелось продемонстрировать панне Янине наше умение и без ее помощи, вопреки ее воле, находить себе развлечения. «Пусть она лишила нас права пользоваться балкончиком, – рассуждала я, – а мы всё равно найдем себе другое место для игр, и не худшее».

Во время обеда меня осенила блестящая идея. Глядя, как Луция, у которой глубоко ввалились глаза после очередной бессонной ночи, нехотя ковыряет ложкой кашу, я громко крикнула:

– Слушай! А я знаю!

– Что?

– Знаю, что делать. Ведь панна Янина разрешила нам ходить в ту, другую, мокрую часть парка. Верно? Так вот, давай найдем там для себя какой-нибудь уютный уголок и будем в нем играть. Зачем же каждый раз ходить в лес или на выгон?

Луция утвердительно, но совершенно равнодушно кивнула головой.

Не откладывая дела в долгий ящик, мы отправились в парк. После продолжительных поисков наш выбор пал на небольшой продолговатый холмик, всего десятка полтора шагов в ширину и густо заросший хвощом и кустарником.

В тот же день мы взялись за работу. Мне доставляло громадное удовольствие лазить по ручью, вытаскивать из ила камни, расправляться с хвощом, не желавшим уступать дороги, убирать доскою грязь. Луция, которая старалась не жаловаться на донимавшую ее всё последнее время боль под лопаткой, активно мне помогала.

Потрудившись на славу, мы в течение одной недели убрали весь ил, камни и водоросли, которые задерживали бег ручья. После этого надо было расчистить место от прошлогодних листьев, образовавших толстое, заскорузлое покрывало на обоих берегах ручья. Я выдергивала хвощи и кухонным ножом срезала наружный слой спрессовавшихся листьев, а Луция разлапистой еловой веткой, как метлой, сгребала их в одну кучу.

Когда мы со всем этим наконец управились, Луция, глядя на оголенный холмик, вздохнула:

– Вот если бы здесь был песок, тогда… Тогда наверняка здесь было бы уютно. А так, хоть и чисто, конечно, но всё же хмуро.

Песок нашелся на дне ручья, в неглубоком омуте. Кувшин панны Янины, стоявший с некоторого времени без употребления, пошел в работу. По нескольку десятков раз в день таскали мы на плечах кувшин с песком из омута, чтобы сделать наш холмик более уютным. И вот он начал светлеть и желтеть.

За нашей работой (поистине саперной!) всё время наблюдали издали двое детей баронессы: восьмилетний мальчик и его младшая сестренка. Они с вожделением подсматривали, как вытаскивали мы из воды гнилой пень или выкладывали плоскими камешками берег ручья. В горящих глазах, следивших за каждым нашим движением, была зависть, зависть от скуки, от неумения заняться чем-либо интересным и полезным. Но малыши тотчас же исчезали, словно проворные лесные духи, как только вдали раздавался зычный голос воспитателя.

Их молчаливое восхищение нашим трудом вдохновляло и взбадривало нас. Изо дня в день узкий клочок земли менял свой вид, на нем становилось всё больше места, света и воздуха.

Как только наши земляные работы были закончены, я выступила с новым проектом.

– А теперь давай построим шалаш. Такой маленький лесной домик, понимаешь? Сделаем крышу из ветвей, отверстия для окон. Он у нас будет отличный. Хочешь?

Луция с радостью приняла мое предложение.

Домик, полновластными хозяевами которого станем мы и только мы, сразу же завладел нашим воображением. Лежа вечером в кровати, мы делились друг с другом своими мечтами, которые целиком были поглощены этим предметом.

– Знаешь, я его уже хорошо представляю! Он такой уютный!..

– Ага! Только бы ветер его не опрокинул!

– Ну, почему же! Он ведь будет очень прочный… Вход мы украсим рябиной…

– Крыша у него должна быть двойная, чтобы не протекала. В таком убежище можно будет сидеть когда угодно, в любую погоду…

– Да, да, – вздыхала Луция. – Я буду туда часто-часто приходить. Он-то уж будет весь наш. До самого конца каникул. Всегда! Всегда!..

К концу второй недели после этого разговора на холмике стоял великолепный шалаш из еловых ветвей, с отверстиями для двери и окна. Основание шалаша, которое было сделано из валежника, связанного тонкими, хорошо гнущимися прутьями, создавало впечатление большой прочности. Пол в шалаше был выложен мхом, вход в него украшали кисти рябины и еловые шишки. Наконец всё было готово. Мы отошли чуть в сторону от шалаша и, взявшись за руки, в молчании смотрели на него.

Солнце уже опускалось за горизонт, и его последние лучи трепетно дрожали на близлежащих кустах. Ручей, который еще недели две назад напоминал собою грязную, илистую канаву, очищенный и направленный в искусственное русло из плоских камней, бежал теперь легко и резво, неся на своей поверхности клочки белоснежной пены. Выровненные берега его стали значительно просторнее, суше и светлее. Под дубом, как большой зеленый мохнатый гриб, виднелся наш еловый домик. Всё это было делом наших собственных рук, в которое мы вложили столько вдохновения, пота и труда. Вырванный у болота кусочек земли принадлежал нам и только нам. Луция уже не могла участвовать в дальних прогулках, а до конца каникул оставался еще месяц. Мы получили разрешение панны Янины пользоваться этим холмиком, и потому ничто не могло помешать нашим играм возле шалаша.

На другой день, подходя к ручью, я услышала долетавшие от холмика голоса. Это разговаривала с кем-то Луция. Я спряталась за кустами и прислушалась.

– Вы всегда ходите одна? – спрашивал юношеский голос.

Я затаила дыхание.

– Одна? Нет, с Талей…

– Э, этот крысенок с косичками не в счет! А вы не желаете пойти на прогулку с кем-нибудь другим?

Неуверенный голос Луции:

– Нет…

В ответ зазвенел смех:

– Вы чертовски милы! Хотите, отгадаю, сколько вам лет?… Шестнадцать, верно?

– Д… да…

– Пойдемте со мной вечером на прогулку. Я буду вас ждать.

Молчание.

Мне представилось, что этот человек наклонился сейчас над моей сестрой, и я почувствовала, как у меня прилила к щекам кровь.

Молчание Луции, видимо, придало ему отваги, и тон его стал еще более настойчивым:

– Пойдемте со мной на прогулку. Я вас прошу. Пройдемся вечерком. Хорошо?

В ответ – мягкий, чистый, чуть дрожащий смех.

– Я ведь не могу… Панна Янина…

– Это набожное чучело? Глупости! Берите пример с меня! Меня ничто не стесняет во дворце. Я делаю всё, что мне только нравится. Вот это – жизнь! Представляете?! Мой дядя через знакомого каноника[20] устроил мне сюда хорошую протекцию. Вчера в салоне были танцы. Я должен был танцевать с несколькими графинями. Ну и что ж из этого?… Так вы пойдете со мною на прогулку, панна Луция?

– Нет! – порывисто крикнула Луция.

– Ну, может быть, мне прийти к вам? Однако тогда надо будет сплавить куда-нибудь вашу сестрицу. Возможно, впрочем, вы предпочитаете прийти вечером в мою комнату сами? Паненки это даже любят… Ну, что же ты так покраснела?