Русалки — оборотни - Антонина Клименкова

— Немудрено тогда, прости господи, что тут черти завелись, — вздохнул Серафим Степанович, перекрестясь. — А куда еще тебя Глаша водила? — спросил старичок, хитро прищурившись — благо в сумраке не видно.

Но Феликс подвох в словах старого наставника и так легко распознал.

— Не девица, а репейник. Прилипла и ходит хвостом. И не замолчит ведь ни на минуту!

— Ну ничего, — поспешил успокоить помощника Серафим Степанович. — Девушки — они все такие. Ты бы с ней поласковей, она девчонка неглупая, шустрая. Может многое рассказать, ежели подход правильный найти. А коли помогать согласится — совсем хорошо! Нам тут без помощи, пожалуй, не обойтись… Ну так где вы еще были?

— На том самом месте, где, по словам потерпевшего, монастырского снабженца, на него напали разбойники.

— Я так и думал, что ты не утерпишь и сразу пойдешь искать улики. И что ты там обнаружил, позволь спросить?

— Ничего.

— Совсем ничего? — удивился Серафим Степанович.

— Если верить этому Фоме Лукичу, на него сначала напали русалки, которые предприняли попытки защекотать его до смерти, но это им не удалось. Сразу же после русалок потерпевшего бросились убивать разбойники. Они его жестоко избили и ограбили. Разбили притом бочку лампадного масла и порезали мешки, развеяв по ветру добрых три пуда муки.

— Четыре, — поправил старец, покивав.

— Пусть четыре, — согласился Феликс. — Что удивительно, я не нашел там ни кусочка мешковины. В траве ни следа якобы просыпанной муки. Остатки бочки имеются, однако обнаружил я ее на дне оврага, куда она скатилась с дороги. Вполне вероятно, бочка могла просто упасть с телеги по недосмотру. А разбилась от удара о дерево — о ствол засохшей осины, если быть точным.

— И все? — недоверчиво спросил старец.

— Все, — кивнул Феликс. — Так что версию с разбойным нападением я отметаю категорически. Кроме слов снабженца тому нет никаких подтверждений.

— А с нападением русалок как быть?

— Здесь, как ни странно, кое-что есть…

Похлопав себя по карманам, молодой человек достал аккуратно сложенный носовой платок, призрачной белизной засветившийся в синем сумраке. В платке оказался завернут маленький клочок полупрозрачной материи.

— Кто-то зацепился за колючку и оставил, — пояснил Феликс, демонстрируя находку, — Тут очень кстати кругом растет малина с шиповником.

— Тонкая тряпочка, приятная, — констатировал Серафим Степанович, пощупав лоскуток. — Похоже, дорогая, заморская.

— Возможно, даже не христианского происхождения, — усмехнулся Феликс.

— Ты думаешь, что… — усомнился Серафим Степанович.

— Я думаю, что в рассказе этого Фомы не придуманы единственно русалки.

— Разбойников не было, а русалки были?

— Отряд всадников с саблями, как утверждал снабженец? На дороге остались отпечатки подков одной-единственной лошади — запряженной в тяжело груженную телегу. И множество маленьких следов босых ног. Конечно, может быть, разбойники нам попались низкого роста, субтильной комплекции, с девичьим весом. И вся банда бегает без сапог — во главе с атаманом. Или летают по воздуху?

— Да, что-то подозрительно, — вынужден был признать старец. — Брат Феликс, а ты уверен, что осмотрел именно то самое место?

— Более чем. Даже прошли по версте в ту и другую сторону, на всякий случай.

— Вместе с Глашей?

— Куда же без нее, — буркнул Феликс. — К тому же по дороге сюда я тоже не увидел признаков проходившего отряда всадников. Сами понимаете — лошади, в таком количестве, как расписывал Фома Лукич…

— Может, пешком? — не сдавался Серафим Степанович.

— Они понесли бы на себе два пуда церковных свечей?

— Согласен, здесь места глухие. Но не люди же!

Серафим Степанович пожевал седой ус, почесал бороду.

— По-твоему выходит, русалки были, а разбойников не было.

— Скорее всего, — пожал плечами Феликс.

— Занятно…

Посидев еще минутку, подумав и сказав самому себе «М-да-а…», Серафим Степанович отправился спать.

Феликс же, невзирая на невидимых комаров, в объятия Морфея не торопился.

Толстенький молодой месяц, коромыслом висящий в вышине, отраженный мириадами бликов в водной глади, делал синеву летней ночи совершенно прозрачной. По берегу, во всяком случае, можно было свободно гулять, как днем.

Феликс решил пройтись, развеяться. Тем более русалок он не боялся. Хоть народ и считает, будто речными духами становятся девушки-утопленницы, но ведь призраки не оставляют на колючих кустах лоскутки одежды. Пусть и тончайшей, как лунный свет на песке мелководья… Обычных же девиц мужчине опасаться тем паче негоже.

К тому же за сегодняшний день он, кажется, набрался опыта общения с противоположным полом больше, чем за все предыдущие годы жизни, проведенные в мужском монастыре…

— …Я бы не хотел вас затруднять.

— Что вы, мне ничуть не трудно.

— Но если позволите…

— Конечно-конечно! Я с удовольствием вам помогу.

— Это вовсе не обязательно. Наверняка у вас найдутся другие заботы.

— Пустяки! Я нынче совершенно свободна.

Ну что тут скажешь? Спорить Феликс не привык, да не очень-то и умел. Пришлось смириться и запастись терпением — похоже, оное ему еще очень пригодится.

Глафира была чрезвычайно любезна. Она не только объяснила, где и когда произошел инцидент, но лично проводила гостя на место происшествия. И этим не ограничилась — изо всех сил принялась помогать, замечая малейшие подозрительные приметы и указывая на них Феликсу. А заодно, ведя учтивую беседу, ненавязчиво постаралась разузнать побольше о личности самих приезжих.

— Феликс Тимофеевич, а вам Серафим Степанович кем приходится? Дедушкой?

— Нет, мы не родственники.

— Да? Гм. И правда, совсем не похожи. Ой, смотрите, Феликс Тимофеевич, вон веточка сломана! А тут траву примяли. А здесь лопух с корнем вырвали. Наверное, медведь проходил. Нет, корова. Фу… Феликс Тимофеевич, а у вас братья-сестры есть?

— Нет.

— А где вы живете? В городе?

— Нет, при монастыре.

— Это котором? Мужском или женском?.. Ой, что я говорю! А вы женаты?

— Нет.

— Ой, а вы монах, значит?

— Нет, но собираюсь им стать.

— Послушник, получается? — блеснула эрудицией Глаша.

— Тоже нет. Пока еще не благословили…

— А чем вы занимаетесь в монастыре?

— Секретарем служу.

— Кем? — ужаснулась девушка.

— Письмоводителем.

— А, ясно. А Серафим Степанович монах? А он может жениха с невестой повенчать? А грехи отпустить? Даже самые пустяковые? Самые-самые малюсенькие? А ребенка окрестить? Хоть младенчика? А воду освящать он умеет? Ну хотя бы ручеек? Или хоть полведерка?..

— Может, вам стоит обо всем этом спросить самого Серафима Степановича? — не выдержал Феликс.

— Да? Ладно, спрошу, — надулась Глаша. — Я-то думала, вы должны знать…

Феликс покосился на настырную девицу, но ничего не сказал.

— У нас дождей недели две уж не случалось, — припомнила Глаша. — Вон видите, земля какая твердая стала, — и потопала ногой для убедительности, — Вот если б дожди лили, а потом вдруг перестали — другое бы дело. Тогда б в грязи все следы отпечатались, а потом засохли б как есть. Вот тогда б все было видно — и кто куда ехал, и кто куда шел… Ой, а тут следы какие-то непонятные. Косолапые какие-то. Феликс Тимофеевич, идите сюда, гляньте!.. Ах, это мои, оказывается. Феликс Тимофеевич, не ходите! Нет тут ничего интересного.

Болтовня Глафиры Феликса крайне раздражала, а главное, не давала сосредоточиться. Следов здесь хватало и без дождей (правда, не тех, которые он ожидал найти), земля и так была мягкая, лесная. Это в поле и на берегу стояла душная жара, здесь же из глубокого оврага, по краю которого шла дорога, тянуло холодом. Скорей всего, в низине начиналось болото. А сырости, как слышал Феликс, в этих местах в каждой канаве предостаточно. Речки, озера, болота — идеальный край для русалок…

— Феликс Тимофеевич, ау-у! Вы где? — спохватилась Глаша, оторвавшись от распутывания цепочки своих же следов — притом совершенно запутавшись, — Вот так всегда, — сказала она, оглядывая пейзаж, — Был человек — и нету. Интересно, заблудился или уже кикиморы увели? Ау-у!! — позвала она погромче, впрочем, без особой надежды на ответ.

— Я здесь, — отозвался Феликс из-за глухой стены рябиновых кустов.

— Ой, напугать так можно! Нашли там что-то?

— Нет, не нашел.

— Это плохо, — вздохнула девушка.

— Наоборот, хорошо, — возразил Феликс, вылезая из зарослей и обирая с плеча прилипшую паутину.

— Почему это? — удивилась Глаша, сняв с его волос зацепившийся сухой листок.

— Спасибо. Потому что, если нет следов ограбления, это значит, что его не было. Понятно?