Дублерша для жены - Марина Серова

Нам завтра предстоит ехать к Борису Оттобальдовичу, так что вам, Женя, нужно вжиться в образ. Понимаете?

— Да отчего не понять. Ставьте свое видео. Оно у вас на компьютере?

— Нет, не привез я еще компьютер.

Я ведь все больше на новой квартире, которая жене принадлежит, жил. Там роскошь, конечно. А сюда она один раз приехала, посмотрела, да и рукой махнула: дескать, не хочу и не буду. Это у нее любимые фразы такие — «не хочу» и «не буду».

— У меня они тоже были любимыми.

— Правда? — с живостью повернулся он ко мне.

— Правда. Только тогда мне было пять или шесть лет. Ну что же, давайте смотреть ваши веселые картинки с Алиной Эллер.

— Красиво звучит, правда? — вдруг спросил мэтр.

— Что?

— Имя — Алина Эллер.

— Да. Только как-то.., по-нездешнему, что ли. На аллитерациях.

— Знаете, Женя, жена мне как-то раз заявила, что вышла за меня из-за двух вещей: во-первых, из-за моего имени, громкого имени, а во-вторых, тоже из-за имени, но из-за своего будущего, вот этого — Алина Эллер. Ей все казалось, что Алина Бжезинекая звучит по-еврейски. Она, кстати, ужасная антисемитка. И очень упряма. Если на чем-то своем упрется, то ничем не столкнешь. Вы запоминайте, запоминайте. Вам же предстоит быть ею.

— Я запоминаю. Включайте.

На экране появилось смеющееся женское лицо. Леонард Леонтьевич был совершенно прав: Алина, оказалось, феерически похожа на меня. Тот же овал лица, те же высокие округлые скулы, разрез глаз и форма губ, только Алина кривила рот по-детски капризно. Впрочем, при желании я могла скопировать это ее движение губ точь-в-точь. Так что при оговорке насчет пластической операции по корректировке внешности я могла «влиться в форму» Алины Эллер со стопроцентной точностью.

— Она очень женственная… — начал Леонард Леонтьевич и тут же перебил сам себя:

— Вы только не обижайтесь, но я режиссер и привык говорить свои замечания актерам, не стесняясь, в лицо. Так вот, вы выглядите посуше Алины и.., не скажу, что более мужеподобно, к вам такой эпитет не подходит, но — более строго и менее.., менее спонтанно, что ли. В вас чувствуется расчетливость, сильный характер и ум. А Алина — резвая козочка на склонах Альпийских гор.

— Почему Альпийских? — спросила я.

Эллер посмотрел на меня такими глазами, какие бывают у купальщика, который только что вынырнул из воды. Я почувствовала на себе взгляд знаменитого человека, славящегося способностью как бы впитывать облик того или иного человека и переносить его в свое художественное полотно, в свое творение.

— Это я ассоциативно, — пояснил Эллер, — первое, что пришло в голову, выдал.

Тем более что Алина-то действительно в Альпах отдыхает. Ну так что, Женя, как у вас с актерской подготовкой?

С актерской подготовкой у меня обстояло превосходно, и об этом я могу сказать без ложной скромности. А если уж говорить совсем без скромности, то неплохо у меня обстояло практически с любой подготовкой.

Да и как же иначе! И наследственность, и образование сказывались. Мой отец, генерал Максим Прокофьевич Охотников, родной брат тети Милы, еще при существовании СССР определил меня в секретный военный институт, в просторечии именуемый «ворошиловкой».

Название это имеет отношение не только к маршалу Ворошилову, но и к глаголу «ворошить». Если принять за исходную точку концепцию, что в каждом человеке изначально заложено все, что ему нужно и не нужно, и дурное и хорошее, и задача воспитателей и учителей этого человека — поднять и укрепить именно хорошее, то глагол «ворошить» как нельзя лучше соответствует сути обучения в этом институте. Мои уникальные преподаватели продрались сквозь пласты и залежи того, чем наделила меня природа, и «наворошили» такого, что в результате я изменилась кардинально. Слабости были затерты и нивелированы, а сильные черты взяты на вооружение и развиты.

Все-таки институт готовил кадры для разведки! А что в разведке главное? Правильно: маскировка, мимикрия, умение приспособиться, уподобиться, вжиться! Так говорили нам сначала в институте, а потом и в спецотряде «Сигма».

Могу смело сказать, что в результате обучения и стажировки я приобрела знания и умения, которых хватило бы на нескольких человек: на дипломированного психолога, например, на эрудированного историка, высококвалифицированного переводчика. Могу я и еще многое-многое другое, как то: быть кинокаскадером, телохранителем, тренером по ряду единоборств, а равно и профессиональным снайпером, легкоатлетом и даже автогонщиком. По поводу последнего отмечу: конечно, с Михаэлем Шумахером мне не сравниться, но уровня среднего пилота «Формулы» я достигла, это как пить дать.

Но главным моим достоинством, наиболее отточенной гранью мастерства, является искусство перевоплощения. Недаром в «Сигме» я получила прозвище Хамелеон.

А в «Сигме», дорогие мои, никто просто так не давал прозвищ. Имена прикреплялись на уровне высшего соответствия. Если тебя прозвали Кабан — то изволь рыть землю и валить деревья не хуже дикого вепря. Получил имя Змея — соблаговоли двигаться бесшумно и молниеносно, замирать и готовить силы для одного-единственного смертельного удара. А мне дали имя Хамелеон именно за то, что я могла почти мгновенно превращаться в кого угодно. С годами, в процессе работы телохранителем, мое умение перевоплощаться достигло еще более высокого уровня. Думаю, если бы я выбрала актерскую профессию, то стала бы находкой для любого театра.

Но я использовала свои возможности иначе. Выбрав профессию телохранителя, я разработала собственный метод. Основной принцип, заложенный в него, стар как мир: тот телохранитель наиболее профессионален, которого никто не замечает. Когда охрана невидима, кажется, что охраняемый человек совсем даже и не охраняем никем.

Обычные охранники достигают этого внешнего эффекта посредством того, что стушевываются, ретушируются, как бы уходят в тень. Мой же способ сделать охрану невидимой постороннему глазу — метод Хамелеона — оригинален и состоит в том, что я не только не прячусь, а даже наоборот — лезу на глаза. Просто никто не может заподозрить во мне телохранителя, а тем более — элитного.

Если за охраняемым по моей методике человеком (на профессиональном языке — объектом) кто-нибудь следит, то преследователь не может иногда даже распознать, находится ли объект под охраной или охрана отсутствует. Потому что охранник, способный тем не менее пресечь любую попытку нападения исподтишка или открытой агрессии, — может оказаться кем угодно.

Например, тетенькой продавщицей, торгующей мороженым, или бестолковым коммивояжером, лезущим куда надо и куда не надо (очень удобная ипостась, кстати). Он может оказаться бомжом, учительницей, уличным плясуном, уборщицей, официантом в кафе и даже проституткой. Последнее, конечно, нежелательно из этических соображений, но иногда, при острой необходимости, их можно откинуть.

Искусство маскировки и перевоплощения, оно же — лицедейство, я изучила до тонкостей и научилась перевоплощаться, работая практически на подсознательном уровне. Мне не нужно всматриваться в лицо человека и запоминать его мимику — запоминание и уподобление происходит автоматически, по годами отлаженному алгоритму.

И вот теперь мне, выпускнице «ворошиловки», прошедшей боевую подготовку в группе «Сигма» под именем Хамелеон, задали невинный, хотя и вполне резонный вопрос:

— Как у вас с актерской подготовкой?

— Прекрасно! — ответила я.

— Люблю таких, — сказал маститый кинорежиссер. — Уверенно, с апломбом, без запинки. Вот что, Женя. Вы уже достаточно посмотрели на Алину? Разглядели ее, зафиксировали, так сказать?

— Вполне.

— В соседней комнате в шкафу есть несколько ее вещей, которые она тут забыла, — сказал Леонард Леонтьевич. — Если вы готовы, то идите и переоденьтесь. Вы заметили, как Алина накладывает косметику?

Я специально показал вам эпизод, где она делает макияж. Ведь у каждой женщины индивидуальный способ краситься.

— Да. Если женщина — индивидуальность, а не девочка из пешеходного перехода или с обочины дороги.

— Ну, те, конечно, — как под копирку.

— Хорошо, я пошла.

Думаю, мне потребовалось примерно полчаса, чтобы вжиться в образ Алины Эллер. Одевшись в ее вещи, я походила по комнате, отрабатывая походку, — у Алины она отличалась от моей большей амплитудой раскачивания бедер и манерой ставить ступни по одной линии, как будто идешь по канату. В жестикуляции Алины тоже было отличительное свойство — она кокетливо заламывает руки в запястьях и.., впрочем, на словах это сложно объяснить. Балетмейстеры меня поймут.

Дольше всего я отрабатывала мимику и манеру разговора. На макияж ушло гораздо меньше времени, буквально несколько минут, так как красилась Алина, как я отметила, смотря видео, несколько небрежно.