Плацдарм - Сергей Звонарев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Ну, вот и все. Через полчаса от полка не останется ничего».
Несмотря на мужество и опыт советских танкистов, шансов у них не было. В прошлом бою, потеряв три ИСа, им удалось подбить один «Маус» — да и то благодаря стечению обстоятельств. Теперь соотношение сил изменилось кардинально — немцы действовали наверняка.
Три «Мауса», идущих с запада, остановились, их башни окутались легким дымком, и тут же на позиции полка обрушились снаряды. ИСы почти не отвечали — что толку стрелять с расстояния в километр? С грохотом разрывов смешивался гром — гроза приблизились, хлынул ливень. Это немного помогло — теперь немцам стало сложнее целиться. Но ближе они пока не подходили — предпочитали, не жалея боеприпасов, накрывать огнем всю позицию.
Спустя полтора часа непрерывного обстрелаиз пятнадцати советских танков уцелели лишь девять. Немцы обошлись без потерь.
Они медленно двинулись вперед: «Маусы», а за ними, уступом — «Тигры». Когда до позиций осталось меньше пятисот метров, немцы остановились — приземистые силуэты ИСов с такой дистанции были хорошо видны, несмотря на сильную грозу. Вновь начался обстрел. Поняв, что ближе немцы не подойдут, уцелевшие советские танки открыли огонь. За десять минут боя — или, точнее, избиения, «Маусы» подбили еще три ИСа, получив лишь небольшие повреждения, самые серьезные из которых — перебитые гусеницы.
Первый «Маус» достиг линии обороны. Рота резерва, не открывавшая огня, все еще оставалась незамеченной. «Ну, давай, чего ты ждешь!» — с яростью подумал Селезнев. Вместе с командиром полка в отчаянную контратаку устремилась все уцелевшие. Немцы не ожидали такого напора от уже разбитых, казалось бы, русских. В «Маус», тяжело ворочавшийся на разрытых позициях полка, попали сразу три снаряда: один из них, угодивший в низ башни, пробил-таки броню, и немецкий танк остановился. «Есть!», — заорал наводчик, как будто бы этот успех предрешил ход боя. Но уже через секунду по броне ударил снаряд, а потом еще один, снизу пополз едкий дым. Из машинного отделения показались языки пламени. «Покинуть танк!» — приказал Селезнев и открыл люк.
Теплый дождь сразу омыл лицо и руки; гром гремел, не переставая, все небо покрылось угластым узором из молний. Полковник вылез на броню и быстро осмотрелся. Три «Мауса», натужно преодолевая небольшой подъем, готовились ворваться на позиции полка. Из трех ИСов резерва стрелял только один; пушки «Маусов» поворачивались в его сторону. Вот передний, достигнув гребня холма, остановился, изготовившись к выстрелу. Вот сейчас…
Селезнев не понял, что случилось: со страшным грохотом немецкая машина словно взорвалась изнутри. Ударная волна сбросила полковника с брони; прижимаясь к земле, он смотрел, не веря своим глазам: огромная башня, сама по размерам чуть ли не больше ИСа, перевернувшись, упала метрах в двадцати от корпуса и уперлась изогнутым дулом в землю. Селезнев посмотрел на два других «Мауса», заползших на позиции, и вдруг все понял. «Неужели так просто?» — промелькнула мысль. По стальным громадам высотой с двухэтажный дом, непрерывно били молнии; казалось, «Маусы» притягивали их. Экипажи уже сообразили, в чем дело, но ничего изменить не успевали: машины были слишком неповоротливыми. Меньше чем за минуту оба «Мауса», добравшиеся до позиций, превратились в груду металла, причем один из них тоже взорвался, а второй, на мгновение покрывшийся извивающей огненной сеткой, резко остановился и больше уже не двигался. В воздухе запахло озоном.
Селезнев поднялся и подбежал к переднему краю, от которого открывалась панорама битвы. Еще два «Мауса» и один «Королевский тигр» дымились, сраженные молниями. Остальные немецкие танки неуклюже разворачивались на размякшей от воды земле, пытаясь уйти назад, под защиту леса. После того, как поле боя опустела, гроза стихла. Тучи разошлись, проглянуло солнце. «Сейчас они вернутся, — подумал полковник, — и добьют нас». Со стороны дороги послышался низкий шум танковых моторов — но еще до того, как Селезнев их увидел, он понял: свои. Мокрые от дождя, сверкающие на солнце, с востока двигалась колонна темно-зеленых ИСов.
Полковник, волоча по грязи ноги, пошел им навстречу.
Крутов очнулся поздним вечером в больничной палате. На соседних постелях спали два раненых, незнакомых ему. Лейтенант сел, прислонился спиной к стене: голова немного кружилась, он чувствовал, что ее стягивают бинты, но боли не было, только в ушах слегка шумело. Откинул одеяло, осмотрел себя — синяки, ссадины, царапины: ничего серьезного.
Крутов, перехватываясь за спинки кроватей, побрел к выходу, открыл дверь. В тускло освещенном коридоре две медсестры обсуждали больничные дела. «Ну-ка, назад, в постель… — начала было одна из них, увидев лейтенанта, но тут Крутов заметил Сашку: тот стоял, глядя в окно с таким вниманием, словно бы там разыгрывали цирковое представление.
— Саша, — прохрипел Крутов, отмахиваясь от медсестры, — ты как?
Тот обернулся, его лицо расплылось в улыбке.
— Жив, как видишь, — сказал он, подойдя к лейтенанту. — А тебя контузило, серьезно, между прочим, так что ты бы послушал сестричку!
Они разговаривали долго, никто не мешал им. Лейтенант узнал все — и то, как он героически завалил «Маус» гранатой (повезло тебе, командир, граната твоя угодила прямиком в снаряд, когда тот заряжали), и про коварство американцев, получивших, впрочем, по заслугам. Узнал лейтенант и про последний, самый тяжелый бой, и про то, как неожиданно он закончился. Сразу после боя на позиции вышла бригада генерала Ренко, а когда небо прояснилось, в небоподнялись бомбардировщики. Больше немцы уже не атаковали.
А то, что из его экипажа больше никто не выжил, лейтенант понял сразу — по тому, как Сашка об этом молчал.
Потом, когда помянули погибших, Крутов спросил:
— Так откуда взялись немцы?
Саша пожал плечами:
— Никто не знает, ходят разные слухи. Американцы божатся, что они здесь не при чем, и всех сдавшихся им в плен сразу разоружают. А в подбитых танках нашли много чего интересного, вот смотри.
Саша достал карту, на которой победившая Германия распростерлась по всей Европе.
— Похоже, у Геббельса съехала крыша, — буркнул Крутов.
— Возможно, — согласился Саша, — но есть и другое объяснение.
— Другое? — возмутился лейтенант, — Ты что, сбрендил?
— Тише, тише, — успокоил его Саша, — пойдем, я тебе кое-что покажу.
Придерживая под руку командира, он вывел его в коридор, подвел к окну.
— Вот, смотри.
— На что?
— На небо.
— Это что еще за шуточки… — начал было лейтенант, но осекся. «Ядрена матрена», — пробормотал он растерянно.
На небосклоне сияли две луны, и одна из них была гораздо больше той, которую Крутов привык видеть с детства. И звезды светили ярче, словно бы небо промыли чистой водой.
— И
