Первая просека - Александр Грачев

Тысячная толпа расположилась на ящиках, у буртов с мешками, возле палаток. Кое-кто взобрался на льдины. Помимо приехавших строителей, около девятисот комсомольцев, тут было почти все взрослое население Пермского. На самом верху сложенных ящиков водрузили большое красное знамя. То там, то тут слышались звонкоголосые переборы гармошек. Двое одесситов отбивали «Яблочко», дружный многоголосый хор ростовчан с присвистом пел:

Во солдаты меня мать провожала…

Но вот к знамени взобралось несколько человек, и среди них высокий, тощий, в длинном кожаном пальто, с продолговатым бледным лицом и козлиной бородкой начальник строительства. На берегу постепенно смолкли шум и песни, наступила торжественная тишина.

— Больше-ви-истска-ая па-артия и Сове-етское пра-а-витель-ство, — растягивая слова и делая паузы между ними, стал выкрикивать секретарь парткома Фалдеев, держа над головой кепку, — поручили на-ам с ва-ами, товарищи, почетное историческое дело: построить вот в этой тайге гигантское предприятие социалистической индустрии — крупнейший механический комбинат, который будет снабжать весь Дальний Восток механизмами, необходимыми для освоения богатств края. С ним же будет построен и социалистический город — первый на Дэвэка… Митинг разрешите считать открытым. Слово для доклада о задачах строительного сезона 1932 года предоставляется начальнику строительства, товарищу Ковалю.

Начальник строительства не отличался красноречием. Уже на десятой минуте он утомил слушателей цифрами: столько-то тысяч квадратных метров раскорчевать тайги, столько-то погонных метров прорыть осушительных канав, построить дороги, заготовить деловую древесину, построить жилье, выполнить земляные работы, возвести производственные сооружения… Цифры, цифры…

Захар сначала пытался запоминать их, но скоро все начало путаться в голове, и он лишь слушал нудный голос начальника строительства.

По толпе сначала тихо, потом громче стал ходить говорок.

— Куда-то направят нас завтра, — вздыхая, говорил Аниканов. — Ох, и достанется же, наверное, нам, ведь по специальности никому работы нет!

— Да, судя по всему, придется корчевать тайгу да копать землю, — отвечал Захар, одним ухом прислушиваясь к тому, что говорил оратор. — Все голыми руками…

— Что, пасовать начинаете? — вмешалась Касимова. — Не́чего робеть, не век будем тайгу корчевать. Построим город — инженерами станем. Слышали? В будущем году должны пустить первые заводы комбината.

Начальник строительства закончил речь, и на его месте появился кряжистый паренек с лицом кавказского типа.

— Костя Замгиев, — заметил кто-то из краснодарцев, стоявших неподалеку.

— Не Костя, а Коста, он же осетин, — поправил другой голос.

Замгиев заговорил зычно, быстро и горячо и с первых же слов овладел вниманием. Заметный кавказский акцент делал его речь забавной и пылкой.

— Ми скоро будем самый богатый страна в мире! — размахивая руками, с горячностью кричал он. — Сталинградский и Харьковский тракторозаводы построили? Построили! Днепрострой построили? Построили! Челябинский тракторный строим? Строим и скоро пустим! А Магнитострой, а Хибиногорск? А почему? А потому, что наш большевистский партия сказал народу: надо строит, чтобы жит богато и чтобы врагу по зубам дат, если он полезет войной на нас. А ми зачем приехал на Дэвэка за десять тысяч километров? Чтобы тоже строит! Тут нас некоторые местные граждане пугают, говорят: «Вот придот стадо медвед и вас сожрот». (В толпе смех.) «Летом вас комар и мошкара тоже сожрот». (В толпе хохот.) «Сожрот, сожрот», — передразнил он воображаемого противника, скорчив страшную мину и растопырив скрюченные пальцы. — А ми кто вам, ишак или казавка?

Толпа разразилась хохотом, кое-где захлопали в ладоши.

— Не пугайте нас, пожалуйста, некоторые граждане, ми обязательно не уедем, пока не построим тоже комбинат-гигант! — единым дыханием прокричал Замгиев. — Всякий трудности выдержим, но построим, раз большевистская партия наш сказала так комсомолу!.. Ура, товарищи! — неожиданно закончил он.

Некоторое время было тихо, но вот сначала не густо, а потом как нарастающий прибой грохнули могучие крики «ура».

Следующим выступал горьковчанин. Его окающая неторопливая речь была выслушана со вниманием, но никого особенно не взволновала. Когда он торопливо сошел с ящиков и Фалдеев, продолжая держать смятую кепку в правой руке, пригласил желающих выступить, Леля Касимова толкнула Аниканова:

— Выступи, Андрюша, от нас, новочеркасских комсомольцев!

Аниканов окинул взглядом ребят.

— Пойти?

— Валяй!

— Разрешите слово!

— Пожалуйста. Кто там? — спросил Фалдеев.

Захар не знал, что Аниканов был «дежурным оратором» на всех комсомольских конференциях и активах в Новочеркасске — собственно, поэтому Касимова и предложила ему выступить. Говорил Андрей звонко, с привычными ораторскими жестами и выражениями, держался свободно, независимо, чем немало удивил Захара: «Да Аниканов ли это?» Правда, Андрей ничего нового не прибавил к тому, что уже было известно до него, только по-своему повторил то же, о чем говорил Замгиев, — о запугивании комсомольцев, рассказал о том, что говорил ему (Захара он не назвал) один крестьянин, когда он зашел в его дом (о причине посещения Андрей умолчал). Но говорил Аниканов звонко, слова бросал хлестко. В заключение произнес три здравицы в честь партии, советского народа и Ленинского комсомола и горделиво спустился с ящиков под шум дружных аплодисментов.

Стало уже смеркаться, когда митинг закончился. Но люди долго не расходились с берега. Повсюду то и дело вспыхивал смех — вспоминали выступление Замгиева, его слова: «А ми кто вам, ишак или казавка?»

В этот день многие из пермских до глубокой ночи не могли уснуть, прислушиваясь к красивой украинской песне харьковчан, растекающейся в беспокойной весенней тишине над Амуром.

Особенно мучительно засыпал Никандр.«И черт потянул меня на это собрание! — ругал он себя. — Только еще больше замутилась душа…»

ГЛАВА ПЯТАЯ

Тайга, тайга…

Захар, степной житель, видел лишь небольшие островки лесных зарослей в пойме Дона. Всей душой любил он эти леса. Когда-то в детстве ему нравилось залезать в самую глухомань и там, в первозданной тишине, в зеленой сумрачной чаще ежевичника, черноклена, колючей крушины, укрытых сверху ветвистым пологом вековых дубов, испытывать непонятный страх и очарование перед лесной таинственностью. То, что он видел из дверей теплушки на протяжении почти всей дороги от Урала до Хабаровска, было сверх всяких его представлений о лесе. Это было то, что называли тайгой, — бесконечное, удивительное море леса.

Еще более могучие, совсем нетронутые леса он увидел с парохода, плывя от Хабаровска вниз по Амуру. Перед ним лежал необозримый простор, в котором властвовала лишь тайга, одна тайга. Словно исполинская зыбь застывшего океана, уходили ярус за ярусом цепи сопок к востоку и западу от Амура. Тайга густо ощетинила их конусы частоколом елей и пихт, затянула долины мягкими курчавыми куделями разнолесья, темнела во всех распадках и падях, мрачной стеной подступала к берегам Амура.

То же очарование и трепет, что испытывал Захар в детстве среди придонского леса, владели им и теперь, но только с бо́льшей силой. Пораженный, оробевший, всматривался Захар в таежную даль, пытаясь проникнуть в ее суровую тайну.

Так вместе со всем новым, что принесла в его жизнь дальняя дорога от Новочеркасска до Пермского, волнующей загадкой вошла в его мир тайга. Что бы он ни делал: бродил ли по палубе или записывал что-нибудь в свой дневник, который регулярно стал вести в дороге, хлебал ли суп из консервной банки или укладывался спать на голых нарах, над всем этим была не покидающая его, идущая рядом, словно что-то живое, тайга.

Именно с этим ощущением необыкновенной новизны он проснулся, разбуженный басистым гудком парохода, вдруг вторгнувшимся в утреннюю тишину. В глаза ударил яркий свет солнца, густым сеевом сочившийся сквозь парусину палатки. В мужской половине уже никого не было. Значит, он проспал: с вечера беспокоила нога, и он долго не мог уснуть, вертелся с боку на бок, выбирая положение поудобнее. За пологом разговаривали девушки. Не успел Захар одеться, как у входа в палатку послышался бойкий голос вчерашнего глашатая:

— Новочеркасск, можно к вам?

— Входите, — разом ответили девушки и Захар.

— Не пойму, как тут к вам входить. Ага, вот, разобрался. О, да тут у вас прямо-таки апартаменты! Здравствуйте, девушки. Только вы мне не нужны, охочусь за мужским полом, который в сапогах.

— Вон за одеялом мужской пол в сапогах, — насмешливо сказала Маруся Дробышева. — А вы просто поднимите край одеяла и входите туда.