Детектив Франции Выпуск 8 - Мишель Лебрен

Щелкнув пальцами, он подозвал девушку, менявшую деньги:

— Выдайте этому месье фишек на три миллиона, а если понадобится, то и больше.

Игрок рассыпался в благодарностях, настоял на том, чтобы оба они взяли по сигаре из его позолоченного портсигара, и побежал занимать место за столиком. Макс пренебрежительно повертел сигару между пальцами, проворчав:

— С таким–то состоянием он мог бы курить сигары и получше!

— Мне кажется, — решился вставить слово Фред, — что немного рискованно одалживать ему столько денег…

— Это наш лучший и самый старый клиент! Ты забываешь, что половина нашего капитала хранится в одном из его банков. Надо уметь делать людям приятное… К тому же уже завтра он вернет всю сумму, так что не расстраивайся. Гляди–ка, а вот и советник с новым членом клуба.

Они направились к двум мужчинам лет пятидесяти, только что вошедшим в зал, но неожиданно застыли на месте. Новый игрок, с холеным лицом, в роговых очках, который как раз в этот момент улыбался своему другу… Это лицо с багровыми прожилками, эти тонкие, едва проступавшие усики, над которыми ещё несколько лет назад потешались все карикатуристы…

— Черт побери! — забывшись, воскликнул Фред. — Это же Тайней!

— Отец того парня! — уточнил Макс.

Но они быстро взяли себя в руки и подошли к вновь прибывшим, чтобы их поприветствовать. Советник представил всех друг другу:

— Господин Макс, господин Фред… а это мой друг Паскаль Тайней, у которого я давно распалил желание стать членом нашего клуба.

Оба компаньона выразили свое восхищение состоявшимся событием и усадили месье за столик, где играли в шмен–де–фер.

Затем они обменялись репликами:

— То, что Тайней здесь, может оказаться опасным. Если он расскажет сыну, что побывал…

— Тот не сопоставит местонахождение виллы, если только отец не сообщит ему точного адреса, но это маловероятно. Этот человек никогда не признается сыну, что провел ночь в игорном доме в Сюси–ан–Бри!

— И все же кто знает… Надо как можно скорее менять место.

— Да, видимо, ты прав. Пойдем выпьем чего–нибудь.

Они спустились в бар, где, как всегда, толпились члены клуба, поскольку угощение было бесплатным, и заказали фруктовый сок. Ночь только начиналась, и оба директора намеревались после закрытия подсчитывать выручку на свежую голову.

Постепенно, час за часом, игроков за столиками становилось все меньше и меньше, а к четырем часам утра осталось лишь несколько самых фанатичных приверженцев рулетки. Персонал спустился вниз перекусить, а мадемуазель Роза доложила своим шефам о положении дел:

— Банкир попросил дать ему номер телефона Жозет–ты. Я его сообщила в обмен, как всегда, на десять тысяч франков.

— Хорошо.

— А комиссионер с Чрева Парижа* пожелал узнать сразу два номера Жанны и Клары. Итого — двадцать тысяч франков.

* Описанный Э.Золя оптовый продовольственный рынок Парижа.

— Превосходно. У этих мясников слишком играет кровь. Это от мяса.

— Жильда, кажется, околдовала новенького, и я сказала ему, как можно до неё дозвониться.

Глаза молодой женщины округлились при виде той реакции, которую вызвало её в общем–то банальное сообщение. Оба патрона поперхнулись, стали хлопать друг друга по спине, а господин Макс даже процедил дурное слово, в то время как господин Фред безрассудно стукнул себя по лбу кулаком.

— Что, этого не надо было делать? — осведомилась Роза. — Но вы ведь ничего мне не сказали, а я хотела сделать как лучше, не так ли…

Оба директора наконец относительно успокоились. Они переглянулись, казалось взвешивая все «за» и «против». Наконец Макс заявил:

— По–моему, все может ещё уладиться. Роза, будьте добры, оставьте нас вдвоем.

Они довольно долго молчали, когда она покинула тесную комнатку, служившую компаньонам временным кабинетом. Первым заговорил Макс:

— Да, это действительно необыкновенная игра случая. Чтобы именно этот политикан явился сюда ночью и именно он заинтересовался той самой женщиной, с которой его сын не позже чем позавчера…

Фред нашел разгадку. Мрачный, как туча, он изрек:

— Ты знаешь, что я думаю? Что этому типу все известно. Его дурень–сын тотчас же помчался к папеньке и рассказал о своих злоключениях, сообщив ему адрес, где это произошло, то есть как раз здесь, и имя женщины, которая устроила ему ловушку. Придя сюда, отец узнал место, описанное его отпрыском, а через десять минут столкнулся с женщиной по имени Жильда… Так что, старина Гастон, он знает все!

— Макс, — поправил его Гастон.

— Старина Макс, — послушно повторил Фред. — Мы погорели! Что будем делать?

Он с беспокойством уставился на дверь, будто ожидая, что сейчас она откроется и войдет комиссар полиции, перепоясанный трехцветным шарфом. Однако Макс его быстро успокоил:

— Нет, это невозможно, и ничего ему не известно. Если бы ты видел, как струхнул этот мальчишка, когда я угрожал ему рассказать обо всем отцу! Нет, он наверняка ничего не сказал, и мы можем спать спокойно. Более того, теперь, когда парень и Эвелин порвали между собой, практически не осталось шансов на то, чтобы Тайней как–то сопоставил меня с отцом той девушки, с которой встречался его сын.

На Фреда эти аргументы не подействовали. Он налил полную рюмку «Бенедиктина» и улыбнулся, глядя на потолок. Этажом выше последние, самые отчаянные игроки просаживали оставшиеся ещё у них фишки. Выручка должна была быть отменной.

— Прикинем, как шли дела сегодня, — предложил он.

Макс развернул на столе записочки, на которых крупье и девушки, менявшие деньги, отмечали поступления. Почти на всех столах они были более или менее в выигрыше. Только на размене денег они приобрели четыре миллиона. За вычетом всех расходов каждый получил за вечер чистой прибыли в полтора миллиона франков. Фред потер руки:

— Пожалуй, теперь можно позволить преподнести Лили норковую шубку взамен старой, о чем она так настойчиво твердит уже полгода.

— А я, — сказал Макс, — куплю боны казначейства.

Они ещё раз пересчитали свои выкладки, затем сложили в два чемодана банковские билеты, предварительно перетянув резинкой пачки по сто тысяч франков. Это заняло у них час. За это время их оповестили, что самые упорные игроки уже разъехались. Им оставалось только расплатиться и попрощаться с персоналом. Затем они обошли все помещания, замаскировав столики и все, что напоминало об игорном доме, который вновь принял вид тихой загородной виллы.

В шесть утра они покинули Сюси–ан–Бри. В машине Макса, ставшего опять Гастоном, Филипп сообщил своему родственнику:

— Кстати, ты будешь доволен. Я порвал с ней. Не спуская глаз с дороги, Макс поинтересовался:

— Не очень переживала?

— Довольно остро. Горевала.

— На сколько?

— На два миллиона.

— Вот это да! Она тебя действительно любила. Кто она? Я её знаю?

Филипп ответил не без иронии:

— Дорогой мой, сдержанность, являясь основой доверия…

Гастон кивнул. Впрочем, ему хотелось спать.

* * *

Франсуаза Беррьен не сомкнула глаз в течение всей ночи. Заботы матери семейства — тема неисчерпаемая. Особенно если имеешь двойняшек, которые достигли того деликатного возраста, когда они ещё подростки, но уже и взрослые. Тем более если близнецы разного пола, что порождает противоположные для каждого из них проблемы. И уж совсем трудно матери, когда они больше тянутся к отцу, чем к ней. Так и идет жизнь: выходишь замуж, появляются дети, чувствуешь себя счастливой до того самого момента, когда вдруг замечаешь, что произвела на свет почти уже мужчину и почти уже женщину, которые оказываются совершенно чужими тебе людьми. К материнским надо добавить ещё и супружеские заботы. А густо поперчив и посолив это все хлопотами по хозяйству, получишь одну из тех мигреней, которые мешают заснуть, но зато чрезвычайно усиливают слух.

Все это объясняет настроение Франсуазы, которая услышала, как где–то в половине одиннадцатого её супруг вышел на цыпочках из дома и уехал в неизвестном направлении, а в одиннадцать пятнадцать куда–то отбыл на мотороллере сын. Чуть позже, к полуночи, нечто подобное предприняла и её дочь, с той только разницей, что она пошла пешком

Когда уходил муж, Франсуазе захотелось встать и спросить его, куда это он собрался, но, вспомнив об инциденте по аналогичному поводу несколькими месяцами ранее, который закончился ужасной сценой, она отказалась от своего намерения.

Она могла подняться и потребовать разъяснений и тогда, когда дом покидал сын. Но она не стала делать и этого, будучи уверена, что у того уже наготове какое–нибудь убедительное объяснение.

Велико было искушение забросать вопросами и выходившую из дома дочь. Но она и тут не решилась что–либо предпринять, боясь услышать ответ, который чересчур ужаснул бы её.