Селеста, бедная Селеста... - Александра Матвеева

Вдруг мой взгляд выхватил девичье лицо. Очень белое, чистое и спокойное. Девушка сидела среди гама одна и не волновалась. Длинная толстенная коса была перекинута на грудь. Девушка тоненькими пальчиками расплетала и заплетала косу. Это сейчас я знаю, что так у тебя выражается крайняя степень волнения. Тогда ты казалась безмятежной и притянула меня к себе. Я сел рядом, и ты посмотрела на меня понимающе и одобрительно. Потом всегда, что бы ни случилось, я оборачивался и встречал твой взгляд, понимающий и одобрительный.

У меня долго все силы уходили на учебу. Я не сразу понял, что за тобой ухаживают.

В этом месте я заснула, так и не узнав, что послужило толчком к Лешкиной влюбленности.

Проснулась я довольно рано, сразу поняла, что Лешки рядом нет. Некоторое время я лежала на спине, глядя в синеющее окно и пытаясь определить, что чувствую после этой ночи: облегчение или разочарование.

Когда Лешка сел рядом со мной и взял мою руку в свою, я приготовилась к серьезному разговору. После поцелуев моя бедная головушка сладко кружилась и разговаривать не хотелось, а хотелось гладить плюшевую голову, целовать тугие щеки, чувствовать его губы, руки, сильное тело, уже не страшное своей силой, а волнующее, влекущее.

Но после того, как мы выяснили, что ни у кого из нас нет опыта, нам следовало поговорить. Я читала советы специалистов о начале интимных отношений и знала, что прежде, чем лечь в постель, надо договориться по ряду пунктов, например о том, как поступить в случае беременности.

Я не знала, как бы я стала поступать и чего мне следует требовать от Лешки. Я вообще не была способна рассуждать, договариваться, вырабатывать позицию. Поэтому предоставила право говорить Лешке.

— Аля, — торжественно начал он, — я тебя люблю. Я хочу, чтобы ты стала моей первой женщиной.

Здесь он вдруг замолчал, покраснел и заговорил, быстро, сбивчиво, больно тиская мою ладонь и не замечая этого:

— Я хочу тебя. Все время. Если бы ты знала, как я тебя хочу.

Разговор перестал мне нравиться. Я затосковала, теряя решимость. Стало ясно, что я совсем не готова приобретать опыт. В панике я не сразу поняла слова Лешки.

— Я не хочу просто так. Вдруг тебе не понравится? И ты больше не захочешь. Я боюсь тебя потерять.

— Что же делать?

Я облегченно вздохнула, радуясь, что не надо на что-то решаться немедленно.

— Выходи за меня замуж.

— Когда?

— Летом, сразу.

— Как сразу?

— Поедем к моим. Познакомимся. И сразу подадим заявление в ЗАГС. И обвенчаемся.

— С ума сошел?

— Почему?

— Венчаться — это навсегда.

— А ты не хочешь?

Я походила по пустой квартире. Лешки нигде не было. Вообще никого не было. Квартира выглядела так, будто ее хорошенько убрали месяц назад, а потом просто старались не слишком пачкать.

Одна из дверей, выходящих в просторный квадратный холл, оказалась закрытой. Ночью я спросила у Лешки:

— Чья это квартира?

— Моя.

— Откуда у тебя?

— От бабушки с дедушкой.

— Они умерли?

— С чего это? Удалились на покой. Живут в Ставрополье на родине деда.

Наверное, в закрытой комнате хранятся вещи бывших хозяев.

Отсутствие Лешки начинало беспокоить. Я заглянула в холодильник, установила наличие яиц и масла. Следовательно, о завтраке можно не волноваться.

Зашла в ванную. Оглядела себя в зеркале. Лешкина футболка, презентованная им в качестве ночнушки, доходила до колен. Ну можно ли быть таким здоровенным?

Я повертела кран и с радостью обнаружила наличие горячей воды. Чудо, что у них воду все еще не отключили на профилактику.

Я быстренько нырнула под душ, хорошенько вымылась и выстирала кое-что. Натянув на голое тело футболку, направилась на кухню, после недолгих поисков увидела необходимое — утюг. Погладив кое-что, натянула на себя. Наличие на теле белья, к тому же свежепостиранного, вселяло уверенность, и я, довольная жизнью, встала перед зеркалом и начала расплетать косу.

Я не слышала, как он вошел, что очень странно, потому что Лешка движется с грацией пожилого слона.

Но я не слышала, как он вошел, просто внезапно его лицо возникло рядом с моим в зеркале. Лешка выглядел бы вполне пристойно, если бы не роза в зубах. Я обернулась, он разжал зубы, роза упала в мою ладонь. Я сжала пальцами длинный стебель и прижала губы к длинному пунцовому бутону.

— Спасибо, Лешик, миленький, — растроганно протянула я.

Лешка обнял и поцеловал меня. И снова поцелуй был другим, незнакомым, несущим неизведанные ощущения. Лешка поцеловал меня неторопливо, сильно и нежно. Это было новым. И новой была уверенность, с которой Лешка обнимал и целовал меня. Словно он сознавал свои права на меня, точно знал, что, целуя меня, не только получает удовольствие, но и дарит его. Он вел себя не как настырный мальчишка, а как взрослый мужчина.

Я смотрела в сияющие антрацитовые глаза и поражалась произошедшей в Лешке перемене.

— Какой ты… — сказала я, и Лешка кивнул, не уточняя, что я имею в виду.

— Можно, я заплету тебе косу? — робко спросил он и погладил мои волосы.

— Попробуй, — неуверенно разрешила я.

Он сопел, стараясь. Его пальцы путались в моих волосах, больно дергая их.

Я терпела, сжав зубы, чтобы не вскрикнуть от боли и чтобы не рассмеяться при виде кривобокого чудовища, созданного моим парикмахером.

Очередной рывок оказался сильнее предыдущих, я заорала в голос, невольно схватив за руку безжалостного палача.

— Пусти, Лешка, ты мне все волосы вырвал!

— Ну подожди. Я уже почти закончил.

— Ты что, воображаешь, что я с этим выйду на улицу?

— Нет? А для чего я старался?

— Для удовольствия. Ты ведь садист. Выдираешь волосы и тащишься.

— Ты что, серьезно считаешь, что я нарочно причиняю тебе боль?

— Считаю.

— И получаю от этого удовольствие?

— Конечно.

— Дура! — неожиданно обиженно сказал Лешка. У него даже губы дрожали от несправедливого обвинения. Я сразу пожалела о своей шутке и пошла за Лешкой в комнату.

Он сидел на тахте, уставившись в окно. Очень большой, очень здоровый и очень печальный.

— Лешик… — Я нерешительно обняла его и обрадовалась, когда он не отстранился.

— Это шутка.

— Глупая.

— Глупая, — согласилась я. — Хочешь еще поплести?

Он угрюмо помотал головой.

— А порасчесывать? — искушала я, и Лешка не выдержал.

Он бережно водил расческой по всей длине волос. От усердия его лицо раскраснелось, над верхней губой выступили бисеринки пота. Я смотрела на него и испытывала странное чувство, постепенно догадываясь, что это незнакомое мне томительное посасывание под ложечкой и есть любовь.