Альтернативная история – пособие для хронохичхайкеров - Сергей Соболев

Именно поэтому наиинтереснейшей задачей является поиск «вилок» исторического процесса; само название выдает с головой гастрономические корни в исторических поворотах.

Этот подход получил название концепции «ключевого факта»: мол, достаточно изменить некую мелкую, незначительную материальную деталь, чтобы изменить коренным образом ход мировой истории. На эксплуатации этой идеи построены сюжеты большинства классических произведений жанра, как «И грянул гром» Бредбери и «Конец вечности» Азимова. (Фрумкин, 2004, стр. 224). И если классики смогли создать блистательные оригинальные произведения, пользуясь как новизной проблематики, так и своим несомненным художественным даром, то фантастика последних лет показывает нам деградацию жанра. Например, в недавнем романе «Смело мы в бой пойдем..» А.Авраменко и др., революции 1917 года в России не состоялось только лишь из-за того, что в шалаше в Разливе был убит Ленин. И все! — этого, по мнению Авраменко и его соавторов, было вполне достаточно.

В массовом сознании такой «механицисткий» подход к пониманию исторического процесса наиболее распространен, может быть как раз потому, что он наиболее прост для понимания детьми и весьма удобен для преподавания истории с дидактической точки зрения. История для обывателя по прежнему пишется как роман: с непременной завязкой, сюжетом и облигатной развязкой. Как будто бы у движения человечества есть осмысленный финал!

Такой подход к истории (есть только несколько важных моментов в столетии, остальное несущественно, ибо все движется по воле всеобщего Духа) задан, по-видимому, еще во времена Гегеля. Вот что он писал в «Лекциях по философии истории» (1830–1838):

«Когда мы имеем дело с прошлым и занимаемся далеким от нас миром, духу открывается такое настоящее, которое, являясь собственно деятельностью духа, вознаграждает его за усилия. События различны, но общее и внутреннее в них, их связь едины. Это снимает прошлое и делает события современными. Таким образом, прагматические рефлексии при всей их абстрактности в самом деле являются современностью, и благодаря им повествования о прошлом наполняются жизнью сегодняшнего дня. От духа самого автора зависит, будут ли такие рефлексии в самом деле интересны и жизненны. Здесь следует в особенности упомянуть о моральных рефлексиях и о моральном поучении, которое следует извлекать из истории и для которого история часто излагалась. Хотя можно сказать, что примеры хорошего возвышают душу и что их следует приводить при нравственном воспитании детей, чтобы внушить им превосходные правила, однако судьбы народов и государств, их интересы, состояние и переживаемые ими осложнения являются иною областью. Правителям, государственным людям и народам с важностью советуют извлекать поучения из опыта истории. Но опыт и история учат, что народы и правительства никогда ничему не научились из истории и не действовали согласно поучениям, которые можно было бы извлечь из нее. В каждую эпоху оказываются такие особые обстоятельства, каждая эпоха является настолько индивидуальным состоянием, что в эту эпоху необходимо и возможно принимать лишь такие решения, которые вытекают из самого этого состояния. В сутолоке мировых событий не помогает общий принцип или воспоминание о сходных обстоятельствах, потому что бледное воспоминание прошлого не имеет никакой силы по сравнению с жизненностью и свободой настоящего». (Г.Ф. Гегель, «Лекции по философии истории», перевод А.М.Водена).

Конечно, Гегель считал, что историей движет некий разумный Дух, каковой, собственно говоря, и является историей, познающий самое себя через деяния. Именно в рамках этого, гегелевского концепта всеобщего Духа Истории, и лежит основная часть произведений альтернативной истории. Попробуем расшифровать это на примере повести В.Щепетнева «Марс, 1939»: каковы бы ни были отклонения от частностей двадцатого века (зеки строят Беломорканал или колонизируют Марс), вектор развития мирового духа остается неизменным, ведь, допустим, именно в этот период ему потребовалось осознание себя через массовый террор на российской земле.

Незначительное допущение накручивает вокруг себя волны изменений незначительного порядка, постепенно вытесняя известную нам реальность мира-А1 давлением новых факторов, присущих только миру-А2. Свершившиеся события мира-А2 тянут за собой другие происшествия, напрочь вытесняя из отпочковавшегося мира-А2 явления первоосновного мира-А1 — в альтернативном мире этим событиям уже нет совершенно никакого места; небесная канцелярия выдает строго определенное число бланков на Важные Эпохальные События, и если изобретен в мире-А2 двигатель, работающий на воде, то там уже никогда детишки не будут радоваться трехцветной зубной пасте.

Вот как объясняется этот щекотливый момент у О.С.Карда в романе «Искупление Христофора Колумба»:

«Нет такого момента времени, в котором эти события существовали бы. Поэтому их нельзя увидеть или посетить, потому что временная ниша, которую они занимали, теперь занята другими моментами. Два взаимно противоречащих набора событий не могут занимать один и тот же момент».

К.Фрумкин в своей монографии пишет о гипотезе «хронодендрита», каковая подводит более широкую базу под выбор бифуркационных точек альтернативного развития: «Согласно этой обсуждавшейся в физике концепции, каждое мгновение во Вселенной возникает бессчетное число равновероятных вариантов дальнейшего развития событий. Но поскольку они действительно равновероятны, и нет никаких оснований, чтобы выбрать один из них, то реализуются все они сразу. Таким образом, каждое мгновение из одной вселенной возникает бесконечное количество новых вселенных, в каждой из которых реализуется один из возможных вариантов старого мира. В следующее мгновение каждая из новых вселенных также «делится» на огромное количество сверхновых. Таким образом, в теории хронодендрита мы имеем дело не просто со Спектром Миров, но со спектром, перманентно динамически расширяющимся» (Фрумкин, 2004, с.168). Поэтому совсем необязательно в фантастическом произведении иметь в виду, что развилка произошла в какой-то один конкретный, всем известный, ставший уже символический, год: 1812, 1825, 1917, 1941.. В ряде неплохо проработанных АИ-произведениях, с искусно выписанными деталями и исторически правдоподобным антуражем, конкретную развилку найти и не очень-то просто. Складывается впечатление, что постепенные изменения накапливались годами, десятилетиями, или может быть даже веками, пока не привели к появлению мира, радикально отличающегося от нашего. Например, мир «Опоздавших к лету» А.Лазарчука имеет столько привязок к нашему миру и столько противоречий с ним, что невозможно выделить какую-то одну, вторую, третью или более точек расхождения между мирами.

По классической схеме возникновения Альтернативного Мира со своей Историей, существует первичный мир-А1, от которого почкуется мир-А2. Но так же, как и для европейцев в четырнадцатом веке было неожиданностью открытие нуля, так и для читателей становится полной неожиданностью то обстоятельство, что существует еще и мир-А0, являющийся первоосновой для такого привычного и незыблемого в наших глазах исторического пространства, каковым является наш мир-А1 со своими рузвельтами, сталинами, чингисханами и кромвелями.

Наиболее громко эта бомба сыграла в романе В.Рыбакова «Гравилет «Цесаревич»». О.С.Кард не стал сколько-нибудь дотошно разрабатывать эту идею, ограничившись лишь конспективным очерком мира-А0: Христофор Колумб там возглавил новый крестовый поход, вырезал всех турок-сельджуков, а Европу в это время начали захватывать тлаксаланы — гордое, быстро развивающееся племя, живущее близ Теночтитлана в Средней Америке.

История показывает нам, что социальная инерция развития — весьма существенное, зачастую непреодолимое препятствие для резких перемен. Если в бурный период перемен выбор был совершён, то многие следующие года мало чего будет изменено. Приведу небольшую цитату из статьи Ю.Каграманова: «Листая как-то парижские «Современные записки», я наткнулся (№ LX за 1936год) на статью неизвестного мне С. Ивановича «Пути русской свободы». Автор приходит к горькому для себя и своих читателей журнала выводу, что советский строй обладает большим запасом прочности и все попытки сокрушить его в обозримом будущем безнадежны. «Режим, — пишет он, — должен остыть, сложиться, стать «пожилым», потерять блеск великих событий (хотя бы это были и великие преступления, и великие мерзости), чтобы в отношениях к нему страдающих народных масс могла проявиться свобода оценки и в психике народа могли бы накопиться элементы объективной ориентации в своем собственном положении. Нужно, чтобы исчезли всякие надежды и иллюзии насчет существующего режима, нужно, чтобы на нем осели густые слои пыли…» Лучшие русские умы в рассеянье все же надеялись на счастливый поворот событий, который позволит белой эмиграции победно вернуться на родину, а Иванович угадал правду: не будет счастливого поворота. То есть будет, конечно, но очень-очень нескоро. «Когда нас не станет»…» (Каграманов, 1999). И действительно, в истории СССР были десятки крупных восстаний против власти (крестьянская война в Тамбовской губернии, многотысячные восстания зеков в сталинских лагерях, события в Новочеркасске, бунт Саблина на противолодочном корабле), и лишь в 1990-91 несколько — куда менее кровавых, всего несколько жертв! — стычек ускорили развал СССР. Кстати, нелишне напомнить, что первая русская революция 1905 года потому и потерпела крах, что не было еще широкой социальной базы недовольства режимом. (Конечно, концепция «медленного времени» школы «Анналов», или психоисторические штудии куда существеннее для понимания истории, нежели традиционный событийный, сюжетный подход — но, повторимся, подробное изучение генезиса исторических альтернатив в большинстве случаев не только опускается писателями, но и вовсе не рассматривается ими в момент создания альтернативной истории).