За серой полосой. Дилогия - Андрей Кайко

   За клубящеюся стеною внешней границы завесы, нас со Стодаллином ожидала неприятная новость. Оказывается, смертные иного мира значительно расширили своё поселение, и теперь вдоль лесной опушки пролегла дорога. Ровная, словно туго натянутое серое полотно, но твёрдая как прочный камень. По ней, быстрее самого резвого скакуна, непрерывным потоком неслись рычащие и воющие колдовские повозки. Эта дорога преградила нам путь к указанной магами вершине, на которой предстояло укрыть амулет, запирающий завесу.

   В надежде, что к ночи дорога опустеет, Стодаллин велел встать на днёвку. Мы прождали до ночи, а повозки всё так и мчались мимо нас. Казалось, этот монотонный поток никогда не кончится, но ко второй половине ночи он стал спадать, а к утру почти иссяк. Стодаллин выждал момент, когда дорога погрузилась во тьму, и приказал перебираться на другую сторону. Не стыжусь признаться, мне было страшно это сделать. Очень страшно. Но, собрав волю в кулак, я быстрее молнии пересекла тёмное полотно и остановилась лишь тогда, когда вновь почувствовала шелестящую траву под ногами.

   Стодаллин шел не спеша, гордо выпрямив спину, твёрдой походкой настоящего воина. Когда из-за поворота внезапно выскочила ещё одна nbsp;повозка, он даже не ускорил шаг, а лишь вскинул рnbsp;уку, насылая парализующие чары на приближающуюся опасность. Я успела увидеть, как сковало смертного, который правил повозкой, но железная колесница продолжала свой стремительный бег, и я... Я зажмурилась. Услыхала глухой удар, а через короткое мгновенье послышался лязг и скрежет сминаемого железа. Когда я открыла глаза, то всё было кончено. Повозка валялась в стороне, кверху колёсами в придорожной канаве, а неподалёку от меня на спине лежал Стодаллин, устремив к небу стекленеющие очи. Вот так я осталась одна.

   Одна в предрассветных сумерках отыскала нужную возвышенность, одна активировала амулет и вернулась. Одна.

   Видя моё состояние, старейшины, маги, а потом и просто любопытствующие старались меня сильно не тревожить и расспрашивали с особым тактом. Хотя это было очень не легко - вновь раз за разом переживать случившееся, я на все вопросы стремилась отвечать максимально подробно, поскольку считала, что эгоистичное молчание - не та награда, которую заслужили мои погибшие спутники.

   - Иалонниэль! - послышался голос. - Могу я нарушить твоё уединение?

   - Да, конечно, Труолин. - Обернувшись, я сразу узнала подошедшего воина. - Спрашивай.

   - Я рад твоему возвращению, хотя вместе со всеми скорблю о твоих погибших спутниках. Но сейчас мне хотелось спросить о том смертном, что помог тебе второй раз преодолеть завесу.

   Признаюсь, меня это удивило. Ну, смертный и смертный, что о них вспоминать? Или тут дело в неведомой магии, которой овладели люди иного мира? Пожалуй, это единственное, что достойно некоторого внимания.

   А Труолин между тем продолжал:

   - Понимаешь, мой сынишка, наслушавшись рассказов о вашем походе, решил удивить всех своей доблестью. И не нашел ничего лучшего, чем заявиться среди ночи к твоему бывшему попутчику. Юный эльф подумал, что тот человек будет так же трепетать при виде лесного жителя, как и его здешние сородичи. Но смертный мало того, что обидно высек моего сына, так ещё и меч отобрал. А это, следуя букве закона Леса, уже оскорбление не только семьи, но и всего клана! Чтоб не доводить дело до суда старейшин, как требуют иные горячие головы, я должен сам заступиться за младшего, сам наказать наглеца и сам вернуть оружие. И сделать это как можно быстрее, что бы опередить отца Стодаллина. Он, ослепленный своим горем, требует уничтожить в очистительном огне колдовскую повозку из иного мира вместе её с хозяином, "дабы наказать того за оскорбление Леса"!

   Я честный воин и понимаю, что один человек не может отвечать за деяния другого. Он обидел моего сына - за это он будет наказан! Но сжигать его за чужой поступок, лишь потому, что так хочет старый маг, я считаю, неверно! Вот я и прошу тебя, Иалонниэль, расскажи мне об этом человеке. Как ты думаешь, он сильный воин?

   - Не знаю. Может, он великий воин, а может быть никакой. По крайней мере, вступать в бой со стражами завесы он не рвался. Лишь одно могу сказать с уверенностью: в том мире, откуда этот человек, смертные оружие не носят. За день и ночь, проведённые мною там, я не встретила ни одного меча или лука. Ни в руках, ни на поясе.

   - Значит, надо готовиться к тому, что он силён! Так?

   - Возможно. И, Труолин, я пойду с тобой. После твоих слов, он мне тоже стал интересен.

   - Хорошо, встретимся здесь после заката.

   Когда я подошла к условленному месту, там собралось уже одиннадцать эльфов. Труолин со своей четвёркой воинов, негромко беседуя, лежали на траве, старейшина Каруллин, с двумя охранниками за спиной, сверлил взглядом упрямо набычившегося мага Ворролина, отца покойного Стодаллина. Что он не поделили, я узнать не успела - при виде меня все замолчали, поднялись и тесной группой отправились в сторону человеческого поселения.

   Я пошла следом. Предчувствие мне говорило, что общение шагающих впереди мужчин с иномирцем одними разговорами не ограничится. В схватку, если таковая случится, лезть мне совершенно не хотелось. На любой стороне. Но вот понаблюдать издали, кажется, будет весьма интересно!

   Взгляд со стороны:

   Безусловно, спать удобнее в мягкой постели и, желательно, в уютной спаленке, а никак не на разложенных автомобильных сиденьях. Неудивительно, что Вовка проснулся совершенно разбитым, с негнущейся спиной и совершенно затёкшей шеей. Кряхтя, как старый дед, он выбрался из душного салона джипа на свежий воздух. Видимо, ночь выдалась довольно прохладной, потому что весь двор был в обильной росе, сверкающей яркими искрами в лучах жизнерадостного светила. Бодрость солнца абсолютно не соответствовала мрачному настроению человека, а потому не удостоилась ни одного хвалебного эпитета. Буркнув себе под нос что-то раздраженное, Вовка нехотя отправился умываться к ручью, заранее вздрагивая от предстоящей встречи со столь холодной и такой мокрой водицей.

   Он отодвинул засов, открыл ворота и замер на полушаге. Перед ним собралось не менее двух десятков селян, во главе с Тихоном терпеливо дожидающихся его пробуждения. Увидев Вовку, кузнец увлёк его обратно во двор, придерживая под локоток и торопливо шепча на ухо:

   - Ты уж, колдун, не серчай на меня особливо. Я-то сделал всё, как ты сказывал. И жене вчерась велел языком не трепать про амулетку, мол, колдун строго наказал держать об ней в секрете. Вот дура-баба по секрету своим подруженькам и растрепала. Те, под ещё большем секретом, всё село оповестили!

   - Так эти, за воротами, они тоже с нерабочими зажигалками?! - ужаснулся Володя.

   - Ну, у кого что... - замялся кузнец.

   - А ты и рад стараться, сюда их притащил!

   - А чаво мне делать-то оставалось! Сам посуди: с зарёю поднялся, а у моих ворот уж соседи толпятся. Галдят, кричат, друг с дружкою спорят! Петухи сунулись их переорать, так, устыдившись, умолкли, в курятники позабивались. Веди, говорят, нас, Тихон, к колдуну!

   - Кто говорит, петухи?

   - Да ну тебя! Соседушки мои ненаглядные!

   - И ты, конечно, безропотно повёл! А подумал, есть ли у меня время и желание с их барахлом возиться?! Я здесь гол как сокол, мне о хлебе насущном думать надо, магов искать, которые мне для дороги домой завесу откроют, и деньги зарабатывать, чтоб с теми магами расплатиться.

   - Так и я про тож! - кузнец украдкой оглянулся на закрывшиеся за ними ворота. - Помочь обчеству - помоги. Но! И плату взять не позабудь. Тут грош, там денежка, глядишь, в мошне-то и зазвенело!

   - Грош, денежка? Да ты сам говорил, что рабочая зажигалка двух коней стоит!

   - Ну дысь, так-то оно так... Токмо вот... Денешка-то она тожить, не лишняя быват... - Тихон откровенно замялся, припомнив свой вчерашний прокол, когда он проговорился о реальных ценах. А Вовка усилил натиск, понимая, что сейчас самое время для торга. Как себя поставишь с самого начала, так дела и пойдут в дальнейшем.

   Спорили долго и яростно. Кузнец стоял горой за кошельки односельчан, а Вовка упирал на эксклюзивность своих услуг. Сторговались на трети рыночной цены - одна треть условились считать стоимостью самой вещи, вторую отнесли в доход владельца, а третья шла в Вовкин карман, как плата за услуги. Оценивать принесённое, повздыхав, взялся Тихон, поставив непременное условие: о его участии односельчане знать не должны!

   - Обид-то будет, обид! - причитал кузнец. - Все ж, почитай, родня. Ох, и наслушаюсь опосля, коли люди прознают...

   - Я тебя не выдам, слово даю! Но и ты смотри не обмани. Если пойму, что ты сельчанам подыгрываешь и цену занижаешь, то тогда я обижусь. Я духов в амулеты загонять буду, я их и на волю выпущу! Скажу слово заветное и всё, амулеты пусты. Вот тогда ты точно от соседей наслушаешься! Понял?