Шанс? Параллельный переход - Василий Кононюк

С двумя палками против сабли можно выходить. Мастер, помнится, уверял, что даже слабый боец парным оружием способен победить сильного бойца, вооруженного одним клинком. Осталось только проверить это на практике.

Вырубив себе две подходящие дубовые палки, я посвятил все оставшееся до приезда Иллара время тренировке основных блоков и движений, а также детальному изучению возможностей нашего с Богданом тела. Примерно через полчаса интенсивной тренировки можно было подвести первые итоги. Все было даже лучше, чем можно надеяться. Богдан был высоким, гибким и физически хорошо развитым парнем. Но самое главное — его тело было быстрым и от природы одаренным на восприятие движения. Все новые движения тело Богдана ловило на лету, тут же воспроизводя практически без ошибок. Видимо, большая часть моей двигательной памяти сохранилась и вошла в новую сущность. Помахав еще полчаса палками и увидев приближающийся воз с Оксаной, а за ним двух вооруженных всадников, отставил палки в сторону и приготовился к предстоящему разговору.

Иллар был высоким, крепким, как дуб, мужиком лет сорока, с длинными черными усами, в которых густо серебрилась ранняя седина. Властное, отмеченное интеллектом лицо располагало к себе как открытостью, так и силой характера, которой были наполнены все черты. Черные глаза смотрели на меня иронично, но приветливо.

— Ну, показывай, следопыт, что тебе сегодня привиделось, — весело промолвил он, соскакивая с коня. За ним спешился юноша, который его сопровождал.

Сняв шапку и поклонившись ему, сказал:

— Добрый день тебе, атаман, и всем твоим казакам.

— И тебе добрый день, честный парубок. Рассказывай, зачем звал.

— Вчера тут меня хотели убить, а сестру мою умыкнуть, — сразу перешел к сути дела и повел их показывать все, что нашел, попутно рассказывая свою версию событий. Чем больше говорил и показывал, тем больше мрачнел Иллар, бросая на меня непонимающие взгляды.

Когда мы закончили все осматривать и остановились на том месте, где следы разделялись, он хмуро заявил:

— Все говорят, что ты дурнык, а ты тут нам такой псалом пропел — дьяк позавидует.

— Был дурнык, да весь вышел, — коротко ответил, твердо глядя ему в глаза.

Поиграв со мной в гляделки и поняв, что отводить глаз никто не собирается, он спросил:

— Что делать думаешь?

— Пойти надо по этому следу, что в низ реки ведет, — это кто-то из наших казаков, знакомый он мне, да вспомнить не могу. Как увижу, сразу признаю, — не смущаясь явно провокационного вопроса, заявил нахально, прозрачно намекая, что просто так этого не оставлю.

— Ну пошли, — хмуро бросил он. — Давид, скачи в село, собери всех казаков возле церкви.

— Может, Оксану отправим, а Давид с нами пойдет? Лишние глаза в таком деле не помешают, — робко предложил, за что удостоился благодарного взгляда от Давида, до этого смотревшего на меня как на пустое место.

Иллар, ничего не ответив, пошел по следу, ведя коня в поводу, всем видом показывая, что его такие мелочи не волнуют. Давид застыл, не зная, что ему делать.

— Так я побегу скажу Оксане? — задал вопрос удаляющейся спине. Как говорится, начал масть — продолжай, а то окажусь дурнем перед Давидом.

— Беги, да под ноги смотри, а то у нас яйца другие, не откатаем, — обронил Иллар, не оборачиваясь.

Мне, уже уклоняясь от ветвей, летящих в глаза, оставалось удивляться, как легко он согласился заняться этим. Мужик он, безусловно, достойный — сразу видно, но та легкость, с которой он согласился, была подозрительной. Отправив Оксану выполнять очередное общественное задание и загрузив в воз свою рогатину, которая теперь мешала крутить в руках палки, сам побежал напрямик, приблизительно представляя, куда могут вести следы. Где-то в километре ниже по течению был удобный брод, где легко можно было переправиться через речку, не слезая с коня и не замочив ног.

— Заскакивай на коня, — великодушно предложил Давид, и ему не пришлось повторять: засунув свои палки сзади за кушак так, чтобы они торчали над плечами на манер парных клинков, выполнив прыжок с упором руками о круп коня, затормозил, врезавшись в широкую спину Давида.

— Не прижимайся так, ты не девка, — улыбаясь, оттолкнул меня плечами Давид.

— Слухаюсь! — четко ответил, хватаясь за луку седла.

— Чисто щенята малые, — буркнул Иллар, переезжая брод.

Дальше следы пошли по лугу вдоль реки, и, недолго проехав, мы повернули вслед за ними к одной из казацких хат.

— Так я и знал, что без Оттара тут не обошлось, — зло проговорил Иллар, направляя коня к хате.

Отворив калитку со стороны огорода, мы въехали во двор. На порог хаты выбежала молодая женщина с деревянным ковшиком в руках.

— Добрый день, Иллар, добрый день, казаки, попробуйте молочка свежего, — с поклоном протянула Иллару ковшик.

Мы слезли с коней. Иллар взял ковшик, отпил и протянул Давиду, а тот, соответственно, мне. Выпив остатки и перевернув ковшик, демонстрируя, что в нем ничего нет, с поклоном вернул его хозяйке.

— И тебе добрый день, Настя, а что, вернулся вже Оттар? А то мы ехали вдоль реки — давай, думаем, повернем к Оттару, — ласково спросил Иллар, осматриваясь вокруг.

— И ще вчера к вечеру вернулся, оружия доброго добыл, — затарахтела Настя, хвастаясь своим мужем. — Велел припасу на неделю готовить, обратно в поход собирается. Не сидит дома мой добытчик.

— А чего ж не выходит, не показывает, аль спит с устатку? — продолжал тем же тоном Иллар.

— Так к церкви пошел — Иван заходил, сказал, ты всех собираешь, — недоуменно глядя на нас, ответила Настя.

— Ну, так и мы поедем, а то заждались, поди, казаки, — весело сказал Иллар, вскакивая в седло.

Настя бросилась открывать ворота, и мы дружно поехали к церкви. Там уже гудело полтора десятка казаков, опоясанных саблями, дальше собралось десятка два взрослых мужиков без оружия. Спешившись, Давид пошел к казакам, а я остался возле лошадей.

— Добрый день, казаки, — сняв шапку и поклонившись, начал Иллар.

— И тебе добрый день, батьку, — поклонились ему казаки.

— Собрал я вас, казаки, потому, что обвиняет парубок Богдан казака Оттара в тяжком грехе. Я с Давидом следы тропил — был там Оттар, ведут следы двух коней к Оттаровой хате, и кони те у Оттара в стойле стоят. Поэтому спрашиваю, Оттар, тебя я и спрашивает наше товарищество: с кем был ты вчера у Волчьего оврага и что ты видел?

Оттар оказался молодым казаком лет двадцати пяти, смуглым и черноволосым. Больше всего он напоминал молодого хищного волка: поджарый, двигающийся со звериной грацией. Сходство усиливали зеленовато-желтые злые глаза. «Сильный боец…» Мысль была окрашена каким-то внутренним сожалением, что такой сильный и по-своему красивый человек оказался врагом. Скоро на этой площади один из нас умрет: другого выхода не было.

— Был я там с казаком Загулею, Ахметом и Товстым из села атамана Непыйводы, видел, как этот щенок по лесу бежал и орал, как недорезанный. А в чем этот дурнык меня обвиняет? — Справившись с первоначальной растерянностью, Оттар в конце уже перешел на откровенно наглый тон.

— Кто из них носит полный татарский доспех с железной маской? — невозмутимо продолжил допрос Иллар.

— Ахмет. Ты скажи толком, атаман, в чем я виноват, я не хлопчик тут тебе, — вспылил Оттар.

«Заводной ты хлопец, будем иметь в виду. А не пора ли нам вступить в разговор?» — мелькнула мысль.

— Это его стрела? — тыкнул Иллар Оттару под нос найденную стрелу.

— Может, и его, мне почем знать, я что, его стрелы собираю? — Допрос явно заходил в тупик, никаких доказательств у нас не было.

Собравшись с духом, я вышел, снял шапку и, поклонившись, обратился к собранию:

— А дозвольте и мне, казаки, слово молвить.

— Говори, — ответил за всех Иллар, недовольно глядя на меня, и больше тридцати пар глаз устремились на меня.

— Обвиняю казака Оттара, что продал он свою душу за червонцы. Что ворует он наших сестер и продает нехристям в рабство. — Если хочешь драки, давить надо на эмоции, а не на факты. — Что видел меня вчера, как видит сегодня, видел, как пускал его подельщик Ахмет в меня стрелу, чтобы меня побить, а сестру мою Оксану умыкнуть и татарам продать. Обвиняю казака Оттара, что не человек он более, а смердючая крыса, что поедает своих детей. — У меня было наготовлено намного больше сравнений и эпитетов, но они не понадобились.

— Да я порублю тебя сейчас на куски, недоносок, — вспылил Оттар, хватаясь за саблю. Это было то, что можно принять за вызов на поединок.

— Принимаю твой вызов, Оттар. Мы будем биться в круге, до смерти, саблями в обеих руках. И да рассудит нас Бог. Атаман, объяви поединок.

Глядя в глаза Иллара, я хотел вложить в свой взгляд так много, ибо от его решения зависело, как повернется не только моя жизнь, но и многое другое. Он смотрел на меня холодным, испытующим взором, раздумывая, что сказать и как сказать. В его взгляде мелькнуло что-то похожее на жалость — так обычно смотрят на человека, которому вынесен приговор.