Игрок на другой стороне - Эллери Квин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Если ты говоришь, что все в порядке, — ответила она, — значит, так оно и есть.
Роберт Йорк обернулся к своему кузену Персивалу:
— Тогда оставим это, и я перейду к следующему вопросу, прежде чем мы займемся нашими обычными делами.
Достав дешевый конверт, он вытащил из него карточку с пятью гранями.
— Кто из вас прислал эту чепуху?
Последовала недоуменная пауза. Затем Эмили с любопытством осведомилась:
— А что это такое?
Сжав губы, Роберт Йорк передал ей карточку.
— «J», — прочитала Эмили, вертя ее в руках. — Хм!
Роберт протянул руку за карточкой, но ее перехватил Персивал.
— Что это? — рассеянно спросила Майра, обратив внимание на путешествующий из рук в руки клочок бумаги.
Энн Дру взяла карточку у Персивала и передала ее ей.
— Что это? — повторила Майра.
— Ничего, дорогая, — успокаивающе ответила Энн.
— Я с вами не согласен, мисс Дру, — возразил Роберт Йорк. — Вынужден снова спросить: кто из вас это прислал?
— Не я, — ответил Персивал настолько быстро, что Роберт обернулся к нему с явным подозрением.
— Господи, Роберт! — воскликнула Эмили. — Это просто чья-то шутка.
— Я не вижу в этом ничего смешного, — заметил Роберт. — А вы, Арчер?
Вздрогнув, Том оторвал взгляд от Энн Дру.
— По-моему, сэр, это дело рук какого-то шутника, желающего привлечь к себе внимание. Это согласуется с вашей теорией.
Роберт фыркнул.
— Кто-нибудь из вас получил нечто подобное? — Последовало всеобщее отрицание. — Тогда почему это прислали только мне?
— Вы говорили о разрезанных марках, мистер Йорк, — напомнил Арчер.
— Я изменил мнение, — с раздражением отозвался Роберт. — К тому же эта история едва ли заинтересует моих кузенов.
— Если она объясняет твое нелепое беспокойство по этому поводу, Роберт, — резко заявила Эмили, — то я хотела бы ее услышать.
В этот момент послышался стук в дверь в северной стене, напротив входа в холл. Майра Йорк вскочила, и Энн Дру поднялась вместе с ней.
— Там кто-то есть! — пискнула Майра.
Энн успокаивала ее ласковыми словами, пока Арчер подошел к двери и открыл ее.
На пороге стоял Уолт. Он не отпрянул, когда дверь распахнулась. Круглые, как у совы, глаза смотрели не мигая, а влажные полные губы не дрогнули. Окинув взглядом лица присутствующих — сердитые, удивленные, озадаченные, испуганные, — он подошел к Энн Дру.
— Все исправлено, мисс.
— Спасибо, Уолт. — Мягкий голос Энн четко прозвучал в неловком молчании. — Кухонная раковина засорилась, — объяснила она.
— Я нашел это в трубе. — Уолт протянул маленький предмет. Стоящий рядом Арчер взял его. — Кольцо.
— Уолт нашел ваше кольцо, дорогая, — сообщила Энн Майре Йорк и, заметив на лице Эмили выражение недовольства от такого небрежного обращения с вещами, добавила: — Оно не ценное, — просто безделушка.
Взяв кольцо у Арчера, девушка протянула его Майре.
— Раз уж вы пришли, Уолт, — промолвил Роберт Йорк, — ответьте мне на один вопрос. Вы когда-нибудь получали по почте нечто подобное? — Он склонился вперед с карточкой в руке.
Не изменив выражения лица, Уолт подошел к нему и молча взял карточку.
— Ну? — настаивал Роберт. — Получали вы такую карточку или нет?
— С буквой «J»? — осведомился Уолт.
— С чем угодно!
— Нет, мистер Роберт.
— У вас есть идея насчет того, что это может означать?
— Нет, мистер Роберт. — Уолт вернул карточку.
— Отлично.
Роберт Йорк сделал характерный для него властный жест рукой. Уолт, очевидно, расценил его как приказ удалиться, так как, мигнув круглыми глазами, повернулся к двери и, выйдя, закрыл ее за собой.
— Ну? — спросила Эмили. — Что за история с разрезанными марками?
Роберт Йорк раздраженно мотнул головой. Вместо него ответил Том Арчер:
— Это просто идея мистера Йорка. В 1847 году Соединенные Штаты выпустили десятицентовую черную марку. В те дни, когда на почте кончался запас пятицентовых марок, почтмейстеры часто изготавливали их из десятицентовых, разрезая их надвое и приклеивая к конвертам половинки. Некоторые из них были разрезаны по вертикали, некоторые — по горизонтали, а некоторые — по диагонали, от верхнего угла к нижнему противоположному. Среди филателистов уже давно ходил слух о предполагаемой ошибке среди черных марок 1847 года, разрезанных по диагонали. Говорят, что один почтмейстер вместо того, чтобы разрезать марку от угла к углу, неосторожно отрезал маленький треугольный кусочек в верхнем углу, в результате чего марка стала практически пятисторонней — наподобие этой карточки. Если бы удалось обнаружить на конверте одну из таких марок, то она обладала бы огромной ценностью. Мистер Йорк подумал, что, возможно, какой-то охотник за марками нашел такой огрызок и попытался подобным образом привлечь к нему интерес мистера Йорка.
— Ну, — заметила Эмили Йорк, — это достаточно просто все объясняет.
— Все, кроме буквы «J», — с обычной усмешкой добавил Персивал.
Побагровев, Роберт досадливым жестом щелкнул по карточке.
— Возможно, это инициал парня или что-нибудь в этом роде! Как бы то ни было, я же сказал, что изменил мнение!
Он бросил карточку и конверт в чемоданчик, стоящий рядом со стулом. Когда Роберт Йорк заговорил снова, в его голосе звучал гнев простодушного и нескладного человека, оказавшегося среди ловких и сообразительных людей.
— Я не понимаю этого! А мне не нравятся вещи, которых я не понимаю!
— Тогда забудь об этом, Роберт, — посоветовала Эмили. — Я уже опаздываю. Может, перейдем к делам? Есть что-нибудь важное?
— Еще какое, черт возьми! — сердито проворчал Персивал, устремив на Роберта злобный взгляд. — Ты суешь нос в мои счета, Роберт, и я прихлопну тебя, как таракана!
Роберт Йорк смотрел на Персивала Йорка широко открытыми глазами; его желтовато-розовая кожа стала желтовато-серой. Казалось, до него с трудом доходит, что его кузен обратился к нему.
— Я не знаю, что ты имеешь в виду, Персивал.
— Не добавляй лживость к своим прочим талантам, ты, двуличный маленький Недонаполеон со змеиным сердцем! — рявкнул Персивал. — Ты отлично знаешь, что пустил ее по моему следу.
— Ее? — переспросил Роберт, окидывая недоуменным взглядом знакомые лица. Эмили густо покраснела, но ошеломленный Роберт не различал цветов.
— Предупреждаю тебя, Роберт, не лезь больше в мои личные дела. Я могу причинить вреда больше, чем в состоянии вообразить твои кроличьи мозги, так что, если это случится снова, пеняй на себя.
— Но я не понимаю, о чем ты! — воскликнул Роберт.
Показав некрасивые зубы в волчьей ухмылке, Персивал вскочил так внезапно, что Роберт отпрянул. Однако его кузен ограничился тем, что схватил с комода шляпу и зашагал к двери.
— Но, Персивал, в чем дело? — Ошарашенный Роберт подобрал с колен гроссбух.
Ответом ему послужил грохот захлопнувшейся парадной двери. Майра Йорк вцепилась в руку Энн Дру.
— Кто это был?
— Тихо, дорогая. Все в порядке, — шепнула Энн.
— Простите, — произнес Роберт. — Я очень сожалею…
— Это не ваша вина, — проговорил Арчер не менее утешительным тоном, чем тот, каким девушка успокаивала Майру.
— Безусловно, — подтвердила Эмили. Она, казалось, хотела что-то добавить, но передумала.
— Ну, тогда продолжим, — предложил Роберт, облизнув губы. — Вот счет за… ах да, за опылитель лужаек для парка. Его, конечно, нужно оплатить из общего фонда… Далее, мне сообщили о разбившемся позолоченном блюде для мяса из коллекции Натаниэла Йорка-старшего. Хотя его разбила экономка в доме Майры, оно принадлежит всем нам. Поэтому замену также следует оплатить из общего фонда…
— Это была ужасная вещь, — фыркнула Эмили, радуясь перемене темы. — Тем лучше, что ее разбили.
— С другой стороны, — продолжал Роберт, — может быть, следует вычесть его стоимость из жалованья экономки? Арчер, какова инвентарная цена блюда?
— Сто восемьдесят долларов, сэр.
— Оно только чуть-чуть треснуло, — робко вставила Энн Дру.
— Тем лучше, — повторила Эмили. — Вычеркни его из описи, Роберт.
Роберт сделал отметку в гроссбухе.
— Хорошо. Но разумеется, это не должно продолжаться. Так… Уолт доложил о поломке бордюрного камня перед домом Персивала. Чтобы это обсудить, Персивалу следовало здесь присутствовать, — сердито добавил он. — Почему же он?..
— Забудь о камне и о Персивале, — поспешно посоветовала Эмили. — Пожалуйста, Роберт, продолжай! Уже поздно.
Роберт Йорк продолжил. Пропорциональное распределение уплаты налогов и страховки сменил спор о том, должна ли страдать семья или прислуга, которой платили жалованье первого числа каждого месяца, из-за лишнего дня в месяцах с тридцать одним днем. Это служило постоянным предметом разногласий между Эмили Йорк, отстаивающей права трудящихся, и Робертом Йорком, столь же упорно защищавшим прерогативы хозяев. Решение, как всегда, было отложено до следующей встречи.