Фаина Раневская. Как сказано! - Оксана Морозова

Теперь перед финишем понимаю ясно, что всё пустое.

Нужна только доброта и сострадание.

В старости главное — чувство достоинства, а его меня лишили.

Я не умею выражать сильных чувств, хотя могу сильно выражаться.

Вторая половинка есть у мозга, ж**ы и таблетки. А я изначально целая.

Сколько лет мне кричали на улице мальчишки: «Муля, не нервируй меня!» Хорошо одетые надушенные дамы протягивали ручку лодочкой и аккуратно сложенными губками, вместо того чтобы представиться, шептали: «Муля, не нервируй меня!» Государственные деятели шли навстречу и, проявляя любовь и уважение к искусству, говорили доброжелательно: «Муля, не нервируй меня!» Я не Муля.

Я старая актриса и никого не хочу нервировать. Мне трудно видеть людей.

Получаю письма: «Помогите стать актёром». Отвечаю: «Бог поможет!»

Я устала симулировать здоровье.

85 лет при диабете — не сахар.

Если человек умный и честный — то беспартийный.

Если умный и партийный — то нечестный.

Если честный и партийный — то дурак.

— Вот женишься, Алёшенька, тогда поймешь, что такое счастье.

— Да?

— Да. Но поздно будет.

Никто, кроме мёртвых вождей, не хочет терпеть праздноболтающихся моих грудей.

Кино — заведение босяцкое.

Женщины умирают позже мужчин, потому что вечно опаздывают.

Всю жизнь я страшно боюсь глупых. Особенно баб. Никогда не знаешь, как с ними разговаривать, не скатываясь на их уровень

Раневская забыла фамилию актрисы, с которой должна была играть на сцене:

— Ну эта, как ее… Такая плечистая в заду…

Ничего кроме отчаянья от невозможности что-либо изменить в моей судьбе.

Я не могу есть мясо. Оно ходило, любило, смотрело… Может быть, я психопатка? Нет, я себя считаю нормальной психопаткой. Но не могу есть мяса. Мясо я держу для людей.

Многие жалуются на свою внешность, и никто — на мозги.

Мужики от начала дней до их конца за с**кой тянутся.

Милочка, если хотите похудеть — ешьте голой и перед зеркалом.

Чтобы получить признание — надо, даже необходимо, умереть.

Тот слепой, которому ты подала монетку, не притвора, он действительно не видит.

— Почему ты так решила?

— Он же сказал тебе: «Спасибо, красотка!»

Если бы я часто смотрела в глаза Джоконде, я бы сошла с ума: она обо мне знает все, а я о ней ничего.

Когда в Москву привезли «Сикстинскую мадонну», все ходили на неё смотреть. Фаина Георгиевна услышала разговор двух чиновников из Министерства культуры. Один утверждал, что картина не произвела на него впечатления. Раневская заметила:

— Эта дама в течение стольких веков на таких людей производила впечатление, что теперь она сама вправе выбирать, на кого ей производить впечатление, а на кого нет!

Господи, уже все ушли, а я все живу. Бирман — и та умерла, а уж от нее я этого никак не ожидала.

Страшно, когда тебе внутри восемнадцать, когда восхищаешься прекрасной музыкой, стихами, живописью, а тебе уже пора, ты ничего не успела, а только начинаешь жить!

Поклонников миллион, а в аптеку сходить некому.

Фаина Раневская была на свадьбе друзей. Когда на плечо жениху нагадил голубь, сказала:

— Вот молодожёны, голубь символ того, что свобода ваша улетела и на прощание нагадила.

Не имей сто рублей, а имей двух грудей!

Ненавижу, когда б**ь строит из себя невинность!

Вы знаете, что такое сниматься в кино? Представьте, что вы моетесь в бане, а туда приводят экскурсию

Научиться быть артистом нельзя. Можно развить своё дарование, научиться говорить, изъясняться, но потрясать — нет. Для этого надо родиться с природой актёра.

Не лажу с бытом! Деньги мешают мне и когда их нет, и когда они есть.

Первый сезон в Крыму, я играю в пьесе Сумбатова Прелестницу, соблазняющую юного красавца. Действие происходит в горах Кавказа. Я стою на горе и говорю противно-нежным голосом: «Шаги мои легче пуха, я умею скользить, как змея…» После этих слов мне удалось свалить декорацию, изображавшую гору, и больно ушибить партнера. В публике смех, партнер, стеная, угрожает оторвать мне голову.

Известно, что Раневская позволяла себе крепкие выражения, и когда ей сделали замечание, что в литературном русском языке нет слова «ж**а», она ответила — странно, слова нет, а ж**а есть…

Обсуждая только что умершую подругу-актрису:

«Хотелось бы мне иметь её ноги — у нее были прелестные ноги! Жалко — теперь пропадут».

Питаться в одиночку так же противоестественно, как с**ть вдвоем!

Красивые люди тоже с**т.

— Сударыня, не могли бы вы разменять мне сто долларов?

— Увы! Но благодарю за комплимент!

Ох уж эти несносные журналисты!

Половина лжи, которую они распространяют обо мне, не соответствует действительности.

Моя любимая болезнь — чесотка: почесался и ещё хочется. А самая ненавистная — геморрой: ни себе посмотреть, ни людям показать.

На партсобрании в театре Моссовета, на котором обсуждалось немарксистское поведение одного именитого актера, обвиняющегося в гомосексуализме:

— Каждый волен распоряжаться своей ж**ой, как ему хочется. Поэтому я свою поднимаю у ******ю.

Приятельница сообщает "Раневской.:

— Я вчера была в гостях у N. И пела для них два часа…

Фаина Георгиевна прерывает ее возгласом:

— Так им и надо! Я их тоже терпеть не могу!

С этими «добрыми утрами» надо бороться, как с клопами, тут нужен дуст. Умиляющуюся девицу и авторов надо бить по черепу тяжелым утюгом, но это недозволительный прием, к великому моему огорчению. Все эти радиобарышни, которые смеются счастливым детским смехом, порождают миллионы идиотов, а это уже народное бедствие. В общем, всех создателей «Веселых спутников» — под суд! «С добрым утром» — туда же, «В субботу вечером» — коленом под зад! «Хорошее настроение» — на лесозаготовки, где они бы встретились (бы!) с руководством Театра им. Моссовета и его главарем — маразмистом-затейником Завадским.

(Из письма к Глебу Скороходову)

Мальчик сказал: «Я сержусь на Пушкина, няня ему рассказала сказки, а он их записал и выдал за свои». «Прелесть» — передавала услышанное Раневская. После глубокого вздоха последовало продолжение:

— Но боюсь, что мальчик все же полный идиот.

У Раневской спросили: что для неё самое трудное?