Честный акционер - Фридрих Незнанский

— Алло, Слава? Это Турецкий.

— А, привет, — раздался в трубке вялый голос Гряз-нова. — Что, тоже не спится?

— Угу. Наглотался, понимаешь, на ночь кофе, теперь вот мучаюсь.

Грязнов хмыкнул и изрек:

— Кофе, Саня, здесь ни при чем. Бессонница — проблема всех стариков. Это, так сказать, первый звоночек.

— Какой еще, к черту, звоночек?

— Обыкновенный, — насмешливо ответил Гряз-нов. — Предупреждение о том, что мы приближаемся к конечной станции. Знаешь, как бывает в поездах? За час до прибытия проводница будит всех пассажиров, чтобы они успели привести себя в порядок. Вот так и тут.

— Типун тебе на язык, Грязнов, — недовольно проворчал Турецкий, которого страшно раздражали все намеки на приближающуюся старость. — Чем болтать всякую чушь, ты мне лучше скажи… Как думаешь, не могли наши доблестные опера подбросить Кизикову рацию?

— Рацию? Какую ра..? А, ты об этом. — Грязнов помолчал, видимо обмозговывая слова Турецкого. — Что это тебе взбрело?

— Да так, знаешь, подумал.

— Подумал? Хорошие же мысли лезут тебе в голову в два часа ночи. Мой тебе совет: не морочь себе голову всякой ерундой. Никто ему рацию не подкидывал. Это все чушь собачья.

— Да я и сам так считаю, — немного стушевавшись, согласился Александр Борисович. — Тогда у меня другая идейка. Что, если кто-то воспользовался враждой олигарха Берлина с властями и правоохранительными органами и, как говорится, под шумок решил свои проблемы?

В трубке повисла пауза. Вслед за тем задумчивый голос Вячеслава Ивановича произнес:

— В том смысле, что все шишки все равно посыпят-ся на голову Берлина?

— Вот именно. Он ведь публично угрожал властям. Кто-то мог воспользоваться этим обстоятельством и попросту его подставить.

— Гм… Собственно, почему бы и нет? Эту версию стоит проверить. В любом случае нужно искать тех, кому была выгодна смерть генералов. А также тех, кто был бы не прочь избавиться от Берлина.

— Соображаешь, — похвалил друга Турецкий. — Вижу, я не ошибся, когда взял тебя к себе в группу.

— Спасибо за доверие, шеф. Но позволь тебе напомнить, это не ты меня взял, а я милостиво согласился тебе помочь. И вообще — я спать хочу. Уже надел пижаму и забрался под одеяло. И даже начал видеть сон, но тут ты меня отвлек.

— И что, хороший сон? — иронично поинтересовался Турецкий.

— Лучше, чем тебе доводилось видеть, — в тон ему ответил Грязнов. — Так что я был бы не прочь продолжить этот разговор завтра. Если, конечно, у тебя в голове нет других оригинальных мыслишек. Например, о том, что на место преступления подбросили не только рацию, но и самого Кизикова — вместе с мотоциклом и шлемом.

— Ладно, старый перец, не ворчи. Договорим завтра, досматривай свой сон.

— То-то же. Спокойной ночи, мистер Холмс!

— Спокойной ночи… миссис Хадсон.

— Что-о? А вот за Хадсон ответишь…

Турецкий положил трубку на рычаг. После разговора с Грязновым ему стало легче на душе. Добродушный и слегка ворчливый голос старого друга всегда действовал на него успокаивающе. Турецкий лег в постель и через десять минут уснул.

Глава вторая

ДЕЛО ЦЕНОЮ В МИЛЛИАРД

(за несколько недель до взрыва)

1

Владимир Михайлович Казанский, начальник Следственного управления Генпрокуратуры по расследованию особо опасных преступлений, поднял руку, успокаивая журналистов, осадивших его со всех сторон, и строго сказал:

— Совершенно верно. Предприниматель Борис Берлин фигурирует в деле Михаила Храбровицкого.

— Можно подробнее? — выпалил журналист, задавший предыдущий вопрос.

— Подробности вы узнаете позже, — строго ответил ему Казанский.

— Когда?

Владимир Михайлович едва заметно усмехнулся и сказал:

— Когда дело будет передано в суд. — И двинулся к машине.

— В одном из интервью вы обмолвились, что воспринимаете олигархов как своих личных врагов! — громко крикнула юная журналисточка, преследуя Владимира Михайловича по пятам.

Казанский, собравшийся было сесть в машину, остановился и серьезно посмотрел на журналистку, задавшую вопрос.

— Смею вас уверить, милая девушка, что, возбуждая это дело, мы руководствовались не соображениями мести. Нет. Основанием к возбуждению уголовного дела послужили материалы проверки обращения депутата Госдумы Владимира Юрина. Он обратил внимание на безобразия, творящиеся на рынке акций. Только и всего. Все остальное — досужие домыслы ваших нечистоплотных коллег.

Тут же со всех сторон посыпались новые вопросы, но Казанский глянул на часы (между прочим, с дарственной надписью от самого президента России!) и развел руками.

— Прошу прощения, но мне пора на работу, — добродушно сказал он журналистам.

Затем повернулся и сел в машину. Стоило дверце автомобиля захлопнуться, как добродушное выражение тут же испарилось с лица Владимира Михайловича. Его тонкие губы презрительно скривились, а глаза ненавидяще сузились. Казанский терпеть не мог журналистов. Еще больше он ненавидел только хапуг, которые в девяностых годах растащили страну на куски и присвоили их себе — безо всякого на то права. Олигархи и журналисты — вот две породы людей, которые портили Владимиру Михайловичу кровь и которых — будь его воля — он, не задумываясь, усадил бы на нары. Рядышком. Как кур на деревянный насест. Вот и пусть бы они кудахтали между собой: о демократии, о пользе, которую якобы приносят людям, о «четвертой власти» и о том, что процветание нефтяных магнатов означает процветание страны. Стены камеры глухи к демагогии, их этими побасенками с места не сдвинешь. Зато сердце у Владимира Михайловича, в отличие от этих стен, было не каменное и нервы, в отличие от стальных прутьев решетки, не железные.

— Поехали! — сказал он шоферу.

И машина тронулась.

Генпрокурор сидел в кресле, держа в правой руке большую белую чашку с кофе, а другой — аккуратно и методично перемешивал ложечкой сахар, который он (как знал Казанский) так щедро насыпал в кофе, что терпкий, бодрящий напиток превращался в приторносладкий, тягучий кисель.

— Нет ничего лучше с утра, чем чашка крепкого кофе, — с вежливой и предупредительной улыбкой начал Казанский.

— Я не пью крепкий, — возразил Игорь Михайлович Истомин. — Это смешно, но от крепкого кофе у меня начинает чесаться голова.

— Это нервы, — все так же предупредительно сказал начальнику Казанский.

Тот кивнул:

— Я знаю. Поэтому пью некрепкий. — Он отпил из чашки, почмокал губами и сказал: — Итак, что вы установили?

Казанский откашлялся и приступил к докладу:

— Следствием установлено, что Берлин Б. Г., являясь членом совета директоров фирмы «СНК», в 1994 году вошел в организованную группу лиц, созданную и руководимую председателем совета директоров «СНК» Храбровицким М. Б.

Владимир Михайлович сделал паузу, чтобы перевести дух. Генпрокурор нахмурился:

— С какой целью?

— С целью завладения путем обмана акциями российских предприятий в период проведения приватизации, — продолжил Казанский свою неуклюжую, как и все официальные нагромождения, фразу. — Совместно с Михаилом Храбровицким Берлин руководил деятельностью этой группы в процессе совершения преступлений.

— Какова роль каждого из фигурантов в этом деле? — поинтересовался Истомин, отхлебнув из чашки.

— Роли в группе были распределены четко. Храбровицкий должен был организовать деятельность членов группы, направленную на обманное завладение акциями приватизируемых предприятий. Берлин, используя свое служебное положение президента банка «Темп», должен был непосредственно руководить действиями членов организованной группы и других лиц, являющихся работниками этой коммерческой организации. Он жестко контролировал деятельность подконтрольных ему структур.

— Контролировал деятельность подконтрольных структур… — с неудовольствием повторил генпрокурор. — Масло масляное. Старайтесь составлять отчеты грамотнее, Владимир Михайлович.

— Хорошо, я постараюсь, — кивнул Казанский. И продолжил: — В обязанности Берлина также входило выдавать банковские гарантии подставным коммерческим организациям, от имени которых обманным путем приобретались акции. — Казанский глянул на Истомина и уточнил: — Гарантии о выполнении финансовых обязательств, которые брались при оформлении сделок купли-продажи. При этом конечно же заранее подразумевалось, что эти обязательства выполняться не будут.

— Ну разумеется, — кивнул Истомин.

— Таким образом, мы предъявляем Берлину обвинение в совершении преступлений, предусмотренных шестью статьями Уголовного кодекса. Это…

Неожиданно Истомин сделал нетерпеливый жест рукой и сказал: