Двойной горизонт - Андрей Земляной

– Тёмник поместной управы военного приказа, князь Стародубский с княжной Марией Стародубской и старший советник Личной Государевой Канцелярии княжич Стародубский! – громко объявил глашатай, и Стародубские вошли в зал.

Парадный Знамённый зал Большого дворца уже был полон гостями праздника. В основном высшими чиновниками империи, хотя мелькали золотые пояса купцов первой гильдии и национальные костюмы, в которых приехали выборные от губерний.

Как и было заведено с подачи князя Кропоткина ещё лет пятьдесят назад, вдоль стен зала стояли столы с лёгкой закуской, винами и сладостями для дам.

Неторопливо совершая круг по залу, князь и княжич раскланивались с знакомыми, и их представляли пока ещё незнакомым гостям, в числе которых совершенно неожиданно оказался посланник короля Франции – магистр ордена Благодати Господней граф д’Артуа. Высокий мужчина в сером сюртуке с несколько измождённым лицом, со слегка поникшей ярко-алой розой в петлице и магистерском поясе, расшитом серебром.

Французским Горыня владел не очень хорошо, но, несмотря на это, граф наговорил комплиментов, хваля произношение, а затем, перейдя к Маше, буквально осыпал её ворохом славословий. Оторваться от навязчивого француза удалось с некоторым трудом, и, перейдя в Царский зал, они вновь попали в людской водоворот, только на этот раз деловитый и осмысленный, так как все готовились к выходу императора.

Через полчаса вдруг запели горны, и под громкий крик глашатая: «Император Всея Руси Михайло Третий» высокие двери распахнулись.

Государь на этот раз был не только в сопровождении всех пяти жён, но также детей, среди которых взгляд Горыни сразу выхватил царевну Анну.

Одетая в белое платье, расшитое жемчугом, и с высоким венцом на голове, Анна держала за руку шестилетнего брата Яромила, который, судя по лицу, вообще не понимал, что он здесь делает.

Пройдя по коридору из первых лиц империи, государь занял место на троне, а жёны и дети сели рядом на одну или две ступеньки ниже, как было положено по рангу.

После началась долгая и неторопливая церемония представления всех новоприглашённых, среди которых были военные, чиновники, купцы и выборные от общин. Стародубских вызвали последними, но в отличие от всех прежних, государь вдруг попросил Марию Стародубскую с князем подойти ближе и минут десять о чём-то с ними беседовал, а после даже встал с трона и, обращаясь к князю, произнёс:

– Славный род и славные воины. Рад видеть вас, князь Стародубский, и вас, княжна, у себя в гостях. Ну, а вас, господин старший советник, прошу подойти ближе.

Горыня, подивившись такому повороту, вышел из толпы и встал перед троном, отметив лишь, как по бокам выдвинулись двое ведунов, отсекая трон и пространство перед ним силовым пологом.

– Что же это вы, Горыня Григорьевич, лишаете наших охотников и волхвов работы? – с лёгкой улыбкой произнёс Михайло. – Вот, князь, жалуюсь вам на сына вашего. Опять учудил. Уничтожил полный круг ведьм полонских, колдуна из Германского царства, да спас от лютой смерти шестьдесят пять детей и отроков. Ведьмы те затеяли волшбу на старом источнике, про который мы сами ничего не знали, так что чудище оттуда могло вырваться невиданной мощи.

– Всегда неслухом был. – Притворно вздохнул князь. – Вот когда Машеньку скрали, так в одиночку ворвался в крепость и всю внешнюю охрану да трёх упырей перебил. Если бы не ещё пара упырей да ведьма внутри, так и вовсе зря волхвов военной управы беспокоил. А так, государь, он парень хороший. Резкий, конечно, да быстрый, так и возраст такой.

– Женить его поскорее, что ли, дабы род не пресёкся? – Государь задумчиво посмотрел на княжича.

– Так предлагал уже. – Князь вздохнул ещё более горестно и покачал головой. – И боярынь из семей родовитых, и графинь заморских, и даже княжон из старых семей.

– Неужто никто не люб? – Михайло, грозно нахмурившись, посмотрел на Горыню. – Нешто у нас в державе не найдётся невесты такому молодцу? Может, среди ханьских поискать, или вот давеча посольство маньчжурское прибыло. Так там просто цветник юных красавиц. А? Что скажешь, Горыня Григорьевич?

– Люба мне одна девица, государь. – Горыня не отрываясь смотрел в лицо Анны, которая, тоже не опуская глаз, сидела выпрямившись в кресле, напряжённо сжимая подлокотники. – Только она и видеть меня не желает.

– Может, обидел чем? – предположил государь и посмотрел на дочь.

– Того не ведаю, но спрашивал и ответа не получил.

– Так что же? – Михайло Алексеевич задумался. – Воин справный, разумный на диво, в непотребствах не замечен, рода достойного, да и статью не обижен… – Государь повернулся к Анне. – Может, скажешь своё слово? А то ведь мне уже все уши прожужжали про сватовство с Горыней Стародубским. И Курбатовы, и Веретенниковы, и вот ещё Татищевы… Ведь правду говорят. Или забирайте молодца, или отпустите на вольное сватовство. А сдерживать отцам молодых дочерей уже никак невозможно.

– А сам-то что скажешь, княжич? – Анна, напряжённая до звона, словно струна, смотрела на Горыню так, словно хотела пробурить в нём дырку. – Не одну ведь меня берёшь. С сёстрами моими тоже объясниться должен.

– А ты-то сама знаешь, чего хочешь? – Горыня, которого уже несколько утомили эти скачки, спокойно посмотрел на Анну. – Девчонки рядом? Ну так пойдём и объяснимся по-людски. – Он перевёл взгляд на императора. – Вы позволите, государь?

– Иди, да будет дух Перуна с тобой. – Михайло вздохнул и качнул головой. И лишь когда Горыня с Анной скрылись за одной из дверей, ведущих из зала, устало посмотрел на князя. – Даст Род, слюбится там у них, да всё нам полегче.

– То так, государь, – Стародубский кивнул. – Дети на выданье и слону хребет переломят.

В комнате, украшенной цветочными корзинами и от того благоухающей густыми цветочными ароматами, тихо словно мышки сидели в креслах изящная словно статуэтка Катерина Лопухина, жёсткая и прямая будто клинок Анфиса Гагарина, обычно весёлая, но сейчас непривычно тихая и зажатая Любава Туманова, и Лиза Дашкова, философское настроение которой не могло поколебать ничего.

Анна заняла одно из свободных кресел и кивнула Горыне.

– Ну вот. Мы здесь. Говори, что хотел.

Около минуты Горыня молчал, посматривая на девушек, и после, шагнув так, чтобы видеть их всех, коротко поклонился.

– А всё уже сказано не по одному разу. И каждой из вас, и всем вместе. К сожалению, я ничего не знал ни о Макошином круге, ни о сложностях, которые с этим связаны, но что-то такое предполагал. Уж больно смотрины у вас были… сложные. – Горыня помедлил, подбирая слова. – Что хочу сказать, кроме того. Просто не будет. Мы все разные, и если двум людям сложно подстроиться друг к другу, то одному к пяти девушкам ещё сложнее. Но если вы этого захотите, то всё сложится. Почему большая часть гармонии зависит от вас? Так вы знакомы уже много лет и между собой-то притёрлись. А я, как ни крути, человек новый. Чего там ещё от меня ожидать, кто знает? – Он сделал паузу.

– Катя. – Горыня посмотрел на Лопухину. – Я знаю, что секреты этого мира для тебя важнее, чем всё остальное. Ты роешься в старых книгах, пытаешься понять, как устроено всё, что вокруг нас. Обещаю тебе, что расскажу всё, что знаю и что не рассказывал ещё никому. И мир никогда не встанет между нами. – Княжич перевёл взгляд на Гагарину. – Анфиса. Ты человек боя и знаешь об этом не меньше меня. Но все мои знания – твои знания. Стрелковая подготовка, тактика и всё, что я знаю о войне. И никогда она не встанет между нами. – Он повернулся к Любаве Тумановой.

– Любава. Я ничем не смогу тебе помочь. То, что ты сделала смыслом своей жизни, мне вообще никак не знакомо. Но обещаю тебе все артефакты и древние вещи, которые я достану, добуду или выкуплю. И никогда и ничто не встанет между нами. А тебе, Лиза, смогу рассказать совсем немногое, потому как твоё лекарское искусство намного выше, чем мои знания. Но тоже помогу, чем смогу. Хотя мои знания о ядах тебе вряд ли пригодятся.

Он повернулся к Анне.

– Анна. Ты открываешь новые источники и наделяешь силой всех ведунов. За тобой вся мощь империи, и я лишь малая песчинка в стене этой крепости. Но всё, что от меня зависит, я сделаю.

– А про любовь что-нибудь расскажешь? – негромко произнесла лукавая Любава и будто бы в смущении прикрылась кончиком платка, наброшенного на плечи.

– Про любовь? – Горыня улыбнулся. – Так я и не знаю про неё ничего. А говорить о том, чего не знаешь, могут или глупцы, или политики. Но вот с каждой из вас мне было хорошо. И не только тогда, когда мы были близки. Но и когда просто гуляли, говорили. Хорошо, спокойно, и я не чувствую никого из вас как чужого человека. Могу узнать любую из вас по запаху, по звуку шагов. Знаю, что любит каждая из вас, и знаю, чего не любит. Ещё, наверное, многого не знаю, но тут всё в ваших руках.

Из комнаты он вышел уставшим, словно целый день таскал железо, и, прислонившись к прохладной стене, некоторое время приходил в себя, а когда открыл глаза, обнаружил, что метрах в пяти стоит князь Васильчиков.