Виза в пучину - Марат Каландаров

Эстонец взглянул на часы и стал по телефону с кем-то связываться.

— Через два часа, — послышался голос, — тебе надо быть на пражском аэровокзале. У билетной кассы «Пулково» будет ждать светловолосый, худощавый человек в серых шортах и белой рубашке. Он купит тебе билет и посадит на самолет.

— Спасибо, шеф, — обрадованно поблагодарил эстонец. Глаза его искрились. Он опять подмигнул мне и восхищенно проговорил:

— У моего шефа контакты по всему миру. О-о-чень серьезная контора…

Я догадывался, о какой конторе шла речь. Вряд ли он помнил о своей пьяной исповеди. Сейчас я еще раз убедился в том, что эстонец работает на спецслужбы.

Когда за ветровым стеклом вытянулась панорама небольшого городка Хостивице, я попросил притормозить у отеля.

— Машину надо оставить здесь, — я кивнул на стоянку. — Дальше добираться на общественном транспорте. Наверное, представители мафии караулят этот автомобиль на всех дорогах у въезда в Прагу.

— Нет, — возразил эстонец. — Вербовщику нет резона поднимать панику. Ведь он проштрафился.

— А если он уже доложил боссу? И с нами затеял игру? В конце концов, бережёного бог бережет.

Он тяжело вздохнул, почесал затылок и раздумчиво произнес:

— Возможно, вы и правы. А как мне добраться отсюда до аэропорта? На такси?

— На такси не советую. Отсюда туда идет местный автобус. Он колесит по проселочным дорогам, поэтому ехать не опасно. Конечная остановка — напротив главного терминала аэропорта «Рузине». На всякий случай сойди на предпоследней остановке и пешочком доберись до аэровокзала.

— А вы куда?

— В Прагу. Я на местном бусике доеду до остановки метро «Зличин».

Его автобус пришел первым. Прощаясь, он грустным голосом проговорил:

— Мы вместе прошли тяжелый путь. Поэтому нет смысла скрывать свое настоящее имя. Меня зовут Сергеем.

Я назвал свое имя. Сергей поднял с асфальта брошенный автобусный билет и на обороте нацарапал цифры.

— Это номер моего домашнего телефона. Дайте знать о себе. Он нырнул в автобус и махнул мне рукой. Я долго смотрел вслед уходящему автобусу и в ту минуту вряд ли мог предположить, что вскоре эстонец опять появится на моем горизонте. В уже другом журналистском расследовании.

Факт и комментарий.

Беседую с Ларсом Боргнесом, тележурналистом.

— Коллега, вы встречались с бывшим начальником таможенной службы Стокгольмского порта Леннардом Хендриксоном?

— Мы провели телепередачу, в которой он участвовал. После его сенсационного заявления я провел серьезное расследование. Выяснилось, что в этом деле замешано предприятие ERICSSON, в автомобиле которого провозилась российская военная электроника.

— Этот автомобиль прибыл четырнадцатого сентября. Есть сведения, что ровно через семь дней в Стокгольм паромом благополучно добралась еще одна машина с секретным военным грузом?

— Совершенно верно. И эта машина, по просьбе крупных чинов министерства обороны Швеции, беспрепятственно прошла таможенный контроль.

— Значит, вопреки общепринятым международным нормам на гражданском судне тайно перевозился военный груз? Но ведь это же преступление!

— Еще какое! Преступление под контролем правительства. И вот результат этой кощунственной акции — смерть 852 невинных граждан. Кто за это ответит?

ТАЛЛИН. СЕНТЯБРЬ 1994 г. ИГОРЬ КРИСТАПОВИЧ

Он проснулся от собственного крика. В груди разбухал вязкий кисловатый комок, на висках застыли холодные капельки пота. Игорь тряхнул головой, как бы освобождаясь от осколков кошмарного сна, поднялся и открыл створку окна.

В комнату серыми полосками вползала туманная сентябрьская ночь. Темный сгусток неба провисал над городом, тяжело опираясь на шпили соборов. Уличные фонари блекли в серых клубящихся кружевах. Он вдыхал йодистый запах прохладного морского воздуха, с болезненной отчетливостью сознавая, что ночные видения — это всего лишь сон.

А приснилось ему море. Оно искрилось зеркальными бликами, тихое и спокойное, как расплавленное стекло. Он плыл на яхте, наслаждаясь свежестью и тишиной. Управлял лодкой высокий, молчаливый человек в темном кепи, над широким козырьком которого высвечивалась надпись «FBI». Игорь знал значение этих букв. Как попал на яхту американец из службы безопасности, для Игоря оставалось загадкой.

— Я родом из Аляски, — агент тщательно подбирал русские слова. — Это почти ваша Чукотка…

Он вдруг оборвал фразу и повел себя странно. Губы его беззвучно шевелились, а свинцовые зрачки, устремленные за борт, стали расширяться и, казалось, вот-вот вылезут из глазниц. В них царил ужас. Игорь повернул голову туда, куда устремился взгляд гостя, и сам чуть было не свалился за борт — из водной пучины медленно всплывала человеческая голова. Теперь уже и перед глазами Игоря поплыли разноцветные круги. Сквозь их радужную оправу он разглядел старца лет семидесяти, с посиневшим лицом, в котором, как показалось Игорю, теплилась жизнь. Рядом всплывала еще одна голова, еще и еще… Некая сила выталкивала из бездны людские тела, и они колыхались на водной глади, словно привязанные невидимой нитью ко дну. И взрослые, и детские лица безвольно покачивались, устремленные обреченным взором в одну точку, только губы их шевелились, будто молитву читали перед смертью.

— Боже, — перешел на родной язык американец, то и дело протирая рот ребром ладони, — откуда они?..

Игорь воспринимал слова чужестранца словно сквозь некую пелену. Он неотрывно смотрел на молоденькое и удивительно красивое лицо девушки с огромными бархатными глазами. Над водой веером рассыпались ее иссиня-черные волосы. «Сколько ей, — мучительно подумал Игорь, — пятнадцать, семнадцать…» Он смотрел на девушку и силился сказать: «Протяни руку, я спасу тебя». Но слова комом застревали в горле. Она будто услышала его, и в ответ лишь чуть-чуть опустила уголки бескровных губ. Глаза ее продолжали смотреть сквозь него, сквозь воздух, и, наверное, одному Господу Богу было известно, что они там видели.

Смутная тревога охватила Игоря, и сердце забилось глухо и ноюще. Беда, беда неслась откуда-то! Он чувствовал это всеми фибрами своего тела. И, как бы в подтверждение этому чувству, в звенящей тишине раздался пронзительный крик чайки. Сложив крылья, птица ринулась свистящим снарядом вниз… В следующую секунду перепончатые лапки вцепились в мраморный лоб девушки… А далее — о господи! — острый клюв птицы проткнул ее бархатный зрачок, потом второй, и вместо ангельских очей кровоточили пустые глазницы. Ни один мускул не дрогнул на ее лице — она смиренно принимала смерть…

— Так бывает, — сглатывая слюну, шептал американец. — Я жил на Аляске… Сам видел обессиленных рыбаков на льдине… Они лежали без глаз… Птицы выклевывали… Чайки любят полакомиться человеческими зрачками…

Со всех сторон с пронзительным криком слетались птицы. Они садились на головы людей, протыкали глаза и кружились в торжественном гомоне.

У Игоря яростно задергалось сердце, глухим шумом отдаваясь в ушах. Жуть нацеленных острых клювов передалась ему и его спутнику.

— Я облегчу их страдания, — хрипел американец. — Я должен это сделать. Бог мне приказывает помочь им…

Он дрожащей рукой достал пистолет и стал стрелять в головы людей, и они, эти головы, разлетались кровавыми ошметками.

— Калибр в пистолете такой, — нервно, со свистом пояснял агент, — что череп слона на куски разнесет… Я помогу этим людям. Я облегчу им предсмертные минуты… Они скажут мне спасибо…

Он вдруг залился безумным смехом, посылая пулю за пулей…

Грохот стоял такой, что Игорю казалось — по его голове бьют кувалдой… Он хочет крикнуть, крикнуть от цепкого холода под сердцем, но крик вязким комом застрял в горле.

И тут он с трудом расцепил веки.

Игорь долго стоял у окна, и лента кричащих видений нескончаемо проплывала в лабиринтах мозга. «Тут, — подумал он, — без спиртного не обойтись». И до краев наполнил бокал водкой. Горячая влага вскоре оглушила его, и все вокруг потеряло устойчивость и поплыло перед глазами.

Он добрел до кровати, ускользающим сознанием силясь постичь смысл морской шарады, но вскоре впал в забытье.

Утром он прошел в ванную комнату, подставил лицо под холодные струи душа, пытаясь смыть ночные видения. Потом достал бритвенный прибор. Бриться каждое утро стало для него доброй традицией независимо от того, куда забрасывала его судьба: в поезде, в отеле, в рабочем кабинете. Сейчас, увидев в зеркале свое лицо, удивился происшедшим переменам. На него смотрело белесое, словно припорошенное известью лицо с потемневшим от вылезшей щетины подбородком.

После бритья всегда ощущался прилив бодрости. За чашкой кофе бегло просмотрел газету и потянулся к телефону.