Странный человек - Михаил Лермонтов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
(Владимир, бледный, быстро входит.)
Владимир (громко и скоро). Батюшка!
Павел Григ<орич>. Что тебе надобно?
Владимир. Я пришел, чтобы… у меня есть одна, единственная просьба до вас… не откажите мне… поедемте со мною! поедемте! заклинаю вас; одна минута замедленья, и вы сами будете раскаиваться.
Павел Гри<горич>. Куда мне ехать с тобою? ты с ума сошел!..
Владимир. Немудрено. Если б даже вы увидали, что я видел, и остались при своем уме, то я бы удивился!
Павел Григ<орич>. Это уж ни на что не похоже! ты, Владимир, выводишь меня из терпения.
Владимир. Так вы не хотите со мною ехать! так вы мне не верите! А я думал… но теперь вынужден всё сказать. Слушайте: одна умирающая женщина хочет вас видеть; эта женщина…
Павел Григ<орич>. Что мне за дело до нее?
Владимир. Она ваша супруга!
Павел Гри<горич> (с досадой). Владимир!
Владимир. Вы, верно, думаете меня испугать этим строгим взглядом и удушить голос природы в груди моей? Но я не таков, как вы; этот самый голос, приказывающий мне повиноваться вам, заставляет… да! ненавидеть вас! да! если вы будете далее противиться мольбам моей матери! О! нынешний день уничтожил во мне все опасенья: я говорю прямо! Я ваш сын и ее сын; вы счастливы, она страдает на постели смерти, кто прав, кто виноват, не мое дело. Я слышал, слышал ее мольбы и рыданья, и последний нищий назвал бы меня подлецом, если б я мог еще любить вас!..
Павел Григ<орич>. Дерзкий! Я давно уж не жду от тебя любви; но где видано, чтобы сын упрекал отца такими словами? прочь с глаз моих!
Владимир. Я уж просил вас не уничтожать во мне последнюю искру покорности сыновней, чтоб я не повторил эти обвиненья перед целым светом!
Павел Григ<орич>. Боже мой! до чего я дожил? (Ему) Знаешь ли…
Владимир. Я знаю: вы сами терзаемы совестью, вы сами не имеете спокойных минут – вы виновны во многом…
Павел Григ<орич>. Замолчи!..
Владимир. Не замолчу! не просить пришел я, но требовать! требовать! Я имею на это право! Нет! эти слезы врезались у меня в память! батюшка! (Бросается на колени.) батюшка! пойдемте со мною!
Павел Григ<орич>. Встань! (Он встревожен.)
Владимир. Вы пойдете?
Павел Григ<орич> (в сторону). Что если в самом деле? Может быть…
Владимир. Так вы не хотите? (Встает.)
Павел Григ<орич> (в сторону). Она умирает, говорит Владимир! желает получить мое прощенье… правда! я бы… но ехать туда? если узнают, что скажут?
Владимир. Вам нечего бояться: моя мать нынче же умрет. Она желает с вами примириться, не для того, чтобы жить вашим именем; она не хочет сойти в могилу, пока имеет врага на земле. Вот вся ее просьба, вся ее молитва к богу. Вы не хотели. Есть на небе судия. Ваш подвиг прекрасен; он показывает твердость характера; поверьте, люди будут вас за это хвалить, и что за важность, если посреди тысячи похвал раздастся один обвинительный голос. (Горько улыбается.)
Павел Григ<орич> (принужденно). Оставь меня!
Владимир. Хорошо! Я пойду… и скажу, что вы не можете, заняты. (Горько) Она еще раз в жизни поверит надежде! (Тихо идет к дверям.) О, если б гром убил меня на этом пороге; как? я приду – один! я сделаюсь убийцею моей матери. (Останавливается и смотрит на отца.) Боже! вот человек!
Павел Григ<орич> (про себя). Однако для чего мне не ехать? что за беда? пред смертью помириться ничего; смеяться никто над этим не станет… а всё бы лучше! да, так и быть, отправлюсь. Она, верно, без памяти и меня не узнает… скажу ей, что прощаю, и делу конец! (Громко) Владимир! послушай… погоди! (Владимир недоверчиво приближается.) Я пойду с тобою… я решился! Нас никто не увидит? но я верю! пойдем… только смотри, в другой раз думай об том, что говоришь…
Владимир. Так вы точно хотите идти к моей матери? точно? это невероятно! Нет, скажите: точно?
Павел Григ<орич>. Точно!
Владимир (кидается ему на шею). У меня есть отец! У меня снова есть отец! (Плачет.) Боже! боже! я опять счастлив! Как легко стало сердцу! у меня есть отец! Вижу, вижу, что трудно бороться с природными чувствами… о! как я счастлив! Видите ли, батюшка! как приятно сделать, решиться сделать добро… ваши глаза прояснели, ваше лицо сделалось ангельским лицом! (Обнимает его.) О мой отец, вы будете вознаграждены богом! Пойдемте, пойдемте скорей – ее надобно застать при жизни!
Павел Григ<орич> (хочет идти). (В сторону) Итак, я должен увидеться… хорошо! Да нет ли тут какой-нибудь сети? однако отчаяние Владимира!.. Но разве она не может притвориться и уверить его, что умирает? Разве женщине, а особливо моей жене, трудно обмануть… кого бы ни было? О, я предчувствовал, я проникнул этот замысел, и теперь всё ясно. Заманить меня опять… упросить… и если я не соглашусь, то сын мой всему городу станет рассказывать про такую жестокость! Она, пожалуй, его подобьет! Признаюсь! прехитрый план! прехитрейший!.. Однако не на того напали! Хорошо, что я во-время догадался! Не пойду же я! Пускай умрет одна, если могла жить без меня!
Владимир. Вы медлите!
Павел Гр<игорич> (холодно). Да! Я медлю!
Владимир. Вы… эта перемена! вы…
Павел Григ<орич> (гордо). Я остаюсь! Скажи своей матери и бывшей моей жене, что я не попался вторично в расставленную сеть… скажи, что я благодарю за приглашение и желаю ей веселой дороги!
(Владимир вздрагивает и отступает назад.)
Владимир. Как! (С отчаяньем) Это превзошло мои ожиданья! И с такой открытой холодностью! с такой адской улыбкой? И я – ваш сын? Так, я ваш сын и потому должен быть врагом всего священного, врагом вашим… из благодарности! О, если б я мог мои чувства, сердце, душу, мое дыхание превратить в одно слово, в один звук, то этот звук был бы проклятие первому мгновению моей жизни, громовой удар, который потряс бы твою внутренность, мой отец… и отучил бы тебя называть меня сыном!
Павел Григ<орич>. Замолчи, сумасшедший! Страшись моего гнева… погоди: придут дни более спокойные; тогда ты узнаешь, как опасно оскорблять родителя… я тебя примерно накажу!..
Владимир (закрыв лицо руками). А я мечтал найти жалость!..
Павел Григ<орич>. Неблагодарный! неблагодарный! чудовище! мне ли ты не обязан?.. И с такими упреками…
Владимир. Неблагодарный? Вы мне дали жизнь: возьмите, возьмите ее назад, если можете… о! это горький дар!
Павел Григ<орич>. Вон скорей из моего дома! и не смей воротиться, пока не умрет моя бедная супруга. (Со смехом) Посмотрим, скоро ли ты придешь? Посмотрим, настоящая ли болезнь, ведущая к могиле, или неловкая хитрость наделала столько шуму и заставила тебя забыть почтение и обязанность! Теперь ступай! Рассуди хорошенько о своем поступке, припомни, чтó ты говорил – и тогда, тогда, если осмелишься, покажись опять мне на глаза! (Злобно взглянув на сына, уходит и запирает двери за собою.)
Владимир (который стоял как вкопанный, смотрит вслед, после краткого молчанья). Всё кончилось!..
(Уходит в другую дверь. Решительная безнадежность приметна во всех его движениях. Он оставляет за собою дверь растворенную; и долго видно, как он то пойдет скорыми шагами, то остановится; наконец, махнув рукой, он удаляется.)
Сцена VIII
3-го февраля. День.
(Спальня Марьи Дмитревны. Стол с лекарствами. Она лежит на постели. Аннушка стоит возле нее.)
Аннушка. У вас, сударыня, сильная лихорадка! Не угодно ли чаю горяченького или бузины? Тотчас будет готово. Ах, ты, моя родная! Какие руки-то холодные: точно ледяные. Не прикажете ли, матушка, послать за лекарем?
Марья Дми<тревна>. Послушай! Что давит мне грудь?
Аннушка. Ничего, сударыня: одеяло прелегкое! отчего бы, кажется, давить?
Марья Дм<итревна>. Аннушка! я сегодня умру!
Аннушка. И! Марья Дмитревна! выздоровеете! Бог милостив – зачем умирать?
Марья Дм<итревна>. Зачем?
Аннушка. Не всё больные умирают, иногда и здоровые прежде больных попадают на тот свет. Не пора ли лекарство принять?
Марья Дм<итревна>. Я не хочу лекарства… где мой сын? Да, я и позабыла, что сама его послала!.. Посмотри в окно, нейдет ли он? Поди к окну… что? нейдет? Как долго!
Аннушка. На улице пусто!
Марья Дм<итревна> (про себя). Он уговорит отца! Я уверена… о! как сладко примириться перед концом: теперь я не стыжусь встретить его взор. (Погромче) Аннушка! что ты так смотришь в окно?