Проклятая реликвия - Средневековые убийцы

На дороге за деревушкой, как обычно, было полно народа: пастух гнал стадо коз на рынок, старуха тянула на веревке свинью, группа паломников в широкополых шляпах возвращалась из Кентербери. Мимо прогрохотала повозка с запряженным в нее быком, до краев полная турнепсом, а потом дорога опустела и завернула в густой высокий лес. Восточный ветер срывал с деревьев пожелтевшие листья. Это не могла быть настоящая чащоба, потому что сразу за спиной по обеим сторонам дороги взбегали вверх по склону холмов полоски полей деревни Клист Сент-Мэри, и все-таки лес был вполне солидный, словно западное продолжение лесов, раскинувшихся на мили на восток в сторону Оттери Сент-Мэри и Сидмаута.

Роберт Бландус не считал себя впечатлительным человеком и привык бродить в одиночку по дорогам многих стран. Меча у него не было, но он всегда ходил с крепким посохом, в основном служившим ему для опоры. Он считал, что простой коробейник вряд ли заинтересует разбойников с большой дороги, хотя предпочитал, если возможно, странствовать в компании.

Сегодня никто не шел в ту же сторону, что и он, и Бландус шагал среди деревьев, не испытывая никаких мрачных предчувствий и размышляя о том, как будет торговаться в аббатстве Гластонбери, чтобы получить за свою примечательную реликвию хорошую цену. Поэтому для него оказалось настоящим потрясением, когда в зарослях у дороги что-то зашуршало, и прежде, чем он успел повернуться, его крепко схватили сзади и жестоко швырнули на землю. Он успел заметить две оборванные фигуры, вцепившиеся в лямки его дорожного мешка, взмахнул посохом и сильно ударил одного по плечу. Завопив от боли, головорез поднял дубинку, сделанную из кривого сука, и опустил ее на голову Бландусу. Он сыпал проклятьями и наносил все новые и новые удары, а когда торговец лишился чувств, несколько раз сильно пнул его под ребра и в живот. Вытащив большой мешок и сорвав с пояса суму, оба разбойника исчезли за деревьями, оставив раненого на дороге.

Вероятно, где-то на небесах — а, может быть, в аду — дух магометанина Барзака с удовольствием отметил, что его проклятье по-прежнему действует отлично.

Высоко в узкой башне сторожки, в эксетерском замке Ружмонт, сидел в тесной, продуваемой всеми сквозняками комнатке коронер графства. Он с трудом произносил латинские слова, написанные на полоске пергамента, по которому коронер водил костлявым пальцем. Сэр Джон де Вольф учился читать, а в возрасте сорока лет это очень утомительно. Его клерк, бывший священник Томас де Пейн, сидел с другой стороны грубо сколоченного трехногого стола, который вместе с двумя табуретками составлял всю мебель в комнате, которую с ворчанием предоставил им шериф. Томас исподтишка следил, как хозяин с трудом читает, неправильно произнося слова, и жаждал помочь ему вместо тупого викария, так плохо обучавшего коронера. Клерк, бывший когда-то наставником в кафедральной школе Винчестера, читал бегло и был талантливым каллиграфом, поэтому ему было так мучительно видеть, что сэр Джон слишком медленно продвигается вперед, но он понимал, что гордость мешает коронеру обратиться к нему за помощью.

На подоконнике напротив стола сидел настоящий гигант и смотрел на улицу сквозь незастекленную прорезь окна, в которой стонал холодный ветер. Его рыжие волосы походили на разметавшийся в бурю стог сена, и у него были огромные обвисшие усы того же ржавого оттенка. Гвин, корнуоллец из Полруана, был спутником и товарищем де Вольфа почти двадцать лет, в походах от Ирландии до Святой Земли. Когда крестоносец года два назад, наконец, вложил свой меч в ножны, Гвин остался с ним, как охранник и служащий коронера. Он опустил ломоть хлеба с сыром, который жевал, и уставился ярко-синими глазами на дорогу, идущую от Хай-стрит до подъемного моста у сторожки.

— По Кастл-стрит скачет какой-то парень, словно дьявол наступает ему на пятки, — объявил он на своем корнуоллском кельтском, на котором всегда разговаривал с коронером, чья мать была валлийкой; от нее тот и научился этому языку.

— Почему ты не можешь разговаривать цивилизованно, а не на этом варварском наречии! — прохныкал клерк по-английски. Он был коротышкой, и такие превосходные мозги оказались заключены в весьма жалкое тело. Маленький, горбатый, хромоногий, с узким, словно прищемленным лицом и срезанным подбородком… То, что его лишили духовного сана из-за того, что он якобы приставал с непристойными предложениями к ученице в Винчестере, сделало его не самым приятным человеком на свете. Гвин, не обращая на него внимания, смахнул с усов хлебные крошки и снова обратился к Джону де Вольфу.

— Я его знаю, это управляющий имением из Клист Сент-Мэри. Бьюсь об заклад, он скачет сюда.

Коронер с омерзением оттолкнул пергамент, с радостью цепляясь за возможность прекратить урок.

— Там уже много недель ничего не случалось, — пророкотал он. Будучи первым коронером Девона, назначенным меньше трех месяцев назад, он должен был рассматривать случаи внезапных смертей, убийства, несчастные случаи, серьезные нападения, изнасилования, пожары, найденные клады, ловлю королевской рыбы и массу других юридических случаев, в основном связанных со сбором средств для короля Ричарда, чтобы помочь ему расплатиться за дорогостоящие войны во Франции, а также выплатить солидный выкуп королю Генриху Германскому, пленившему Ричарда по пути домой из крестового похода.

Гвин не ошибся, потому что скоро на узкой винтовой лестнице, ведущей из караульного помещения, загрохотали шаги. Дерюга, висевшая на двери, чтобы хоть чуть-чуть уберечь комнату от сквозняков, отлетела в сторону, и внутрь вошли двое. Первый был воин в толстой кожаной куртке и круглом железном шлеме, второй — тощий человечек с заячьей губой, в запыленном саржевом плаще.

— Ты опоздал, Гэбриэл, эль весь кончился! — пошутил Гвин, ухмыляясь другу, сержанту из замковой охраны. Старый седой солдат прикоснулся к шлему, приветствуя де Вольфа, которого очень уважал, как закаленного воина.

— Этот человек хочет сообщить о насильственной смерти. Его звать Эйлмер, управляющий из Клист Сент-Мэри.

Управляющий следил за имением, устанавливал очередность работ для бейлифа и был вроде старосты в деревне. Он впервые имел дело с этим новомодным делом — коронером — и смотрел на чиновника одновременно с любопытством и беспокойством.

Перед ним за трехногим столом сидел мужчина такой же высокий, как Гвин, но не такого массивного сложения, одетый в простой черный мундир, подходивший по цвету густым черным волосам, падавшим на воротник, и темной щетине на длинном сухощавом лице. Тяжелые черные брови нависали над глубоко посаженными глазами; крючковатый нос и слегка ссутулившаяся фигура делали его похожим на большую хищную птицу. Эйлмер уже был наслышан о нем, а теперь понял, почему его называли в армии «Черный Джон».

— Ну, что там такое? Нечего стоять, раззявив рот! — рявкнул коронер.

Управляющий вернулся к действительности и торопливо описал, как сегодня утром у дороги нашли израненного мужчину, который меньше часа назад умер. На него наткнулись двое жителей деревни, которые шли, чтобы починить овечьи загоны по ту сторону леса. Один тут же побежал назад в Клист и поднял там шум, но больше ничего не нашли, и бейлиф немедленно отправил Эйлмера в Эксетер, чтобы известить коронера.

— Мы слышали, что тотчас же должны сообщать вам обо всех смертях, коронер, — серьезно сказал он. — Как мы поняли, тело даже нельзя трогать.

Он произнес это так, словно это было самое маловразумительное распоряжение на свете, но де Вольф кивнул.

— Вы поступили правильно, управляющий. Вам известно, кто этот человек?

Эйлмер помотал головой.

— Совершенный незнакомец, шел по дороге. Бог его знает, откуда или куда он направлялся. Не местный, это уж точно.

В то самое время, когда управляющий вел свой рассказ, небольшая группа мужчин сидела на корточках вокруг затухающего костра на лесной поляне, в нескольких милях от Клист Сент-Мэри. Они были растрепаны и неухожены, некоторые одеты в лохмотья, и все выглядели голодными — жалкая шайка разбойников, сбившихся вместе только из-за своей ненависти к властям и страха перед девонширскими законниками. У каждого из этих девятерых имелась своя причина стать лесным изгоем — одни сбежали из тюрьмы, кто перед судом, кто после приговора, не дожидаясь, когда его отправят на виселицу. Побеги совершались нередко, потому что тюремных стражей всегда можно было подкупить, а общины частенько стремились сэкономить расходы на питание, пока осужденные дожидались казни. Кто-то, совершив преступление, искал убежища в церкви, а потом решал отречься от родины. Коронер выслушивал их исповедь и отправлял их, одетых в дерюгу, в порт, чтобы посадить на первое же судно, уходящее прочь из английского королевства. Но, стоило им завернуть за первый поворот на дороге, многие такие отрекшиеся выбрасывали деревянный крест, который обязаны были нести, и растворялись среди деревьев — становились изгоями. Еще кто-то просто убегал, если его обвиняли в совершении преступления, неважно, виновен он был или нет.