Блондинка вне закона - Ронда Поллеро

Поливание орхидей — не что иное, как наказание. Для матери это еще один тонкий способ намекнуть мне, что я не оправдала ее надежд. В отличие от меня моя сестра Лиза способна вдохнуть жизнь даже в дрова.

Но Лиза сейчас в Нью-Йорке, где завершает медицинское образование, а в конце сентября готовится отпраздновать свадьбу столетия. Ее ждет не просто работа в больнице. Стать рядовым врачом — это не для нее. Она провела последние три года, специализируясь в области детской онкологии. Моя мать готова с гордостью поведать любому, кто в данный момент стоит рядом с ней, что ее дочь посвятила свою жизнь борьбе с детским раком. Обычно это происходит примерно вот таким образом…

Совершенно посторонний человек:

— У вас есть дети?

Моя мать:

— Да, у меня прекрасная дочь Лиза. Она с отличием окончила медицинский факультет в Гарварде. Получала именную стипендию. Скоро она выйдет замуж за доктора Дэвида Хантингтона Сент-Джона Четвертого. Это сын судьи верховного суда штата Джорджия Дэвида Хантингтона Сент-Джона Третьего. Лиза и ее будущий муж назначили бракосочетание на осень — разумеется, оно состоится в семейном поместье в Бакхеде, — потому что летние месяцы Дэвид проведет в Центральной Америке, где будет участвовать в акции «Врачи без границ». Ах да, у меня есть еще одна дочь, чье имя в данный момент вылетело у меня из головы…

Это во мне, конечно, говорит вредность. Сказать по правде, Лиза — замечательный человек, а ее Дэвид — прекрасный парень. Просто чем лучше дела обстоят у них, тем бледнее выгляжу на их фоне я как в глазах остального мира, так и в глазах маман.

Кстати, моя мать — Кэссиди Пресли Таннер Росси Браунинг Джонстон, бывшая восходящая звезда «Метрополитен-оперы». Кэссиди — ее сценический псевдоним, но еще в семидесятые за сотню баксов она сделала его частью своего настоящего имени. Ей показалось, что это экзотическое имя куда больше, чем ее собственное, Кэрол, подходит оперной певице.

У моей матери был прекрасный голос. Но ее многообещающая сценическая карьера прервалась в одночасье из-за узелков на связках. После операции, когда узлы удалили, ее чудный голос превратился в нечто весьма заурядное, что никак не вязалось со статусом примадонны.

Так она избрала себе новую карьеру — серийные замужества.

Первым мужем моей матери стал Джонатан Таннер. Мне в ту пору было полтора года. Он сделал красивый жест, удочерив меня и воспитав как родную дочь. Лишь в тринадцатилетнем возрасте я случайно узнала, что он мне не родной отец. Как-то раз, копаясь в ящике матери в поисках лифчика за двести долларов — мне ужасно хотелось проверить, как он будет смотреться на мне, — я обнаружила свое свидетельство о рождении и документы об удочерении.

А до этого говорили, что мое имя, вернее, мои имена — старые семейные имена по материнской линии. В принципе, так оно и есть. Финли и Андерсон — это фамилии, а не имена членов ее семьи. Вернее, фамилии двух мужчин, с которыми спала моя мать, когда была беременна мной.

По идее, сей факт должен не давать мне покоя, но на самом деле это не так, потому что Джонатан был замечательным отцом. Как ни странно, хотя у нас с ним не было ни единого общего фрагмента ДНК, он относился ко мне и к Лизе совершенно одинаково. И наоборот, моя родная мать самым беспардонным образом предпочитала мне сестру. Нельзя сказать, чтобы она совсем не любила меня. Скорее, причина в том, что Лиза — само совершенство. С ней не было никаких проблем. В отличие от меня. Я, к примеру, нарочно трогала горячую плиту, когда меня просили этого не делать. Отец считал мое непослушание проявлением вольного духа, мать же оно раздражало.

Джонатан был незаурядной личностью, и я скучаю по нему даже сейчас, пятнадцать лет спустя. Хотя с ним не всегда было легко. Думаю, именно благодаря ему моей матери так понравилось выходить замуж.

Сейчас она пребывает в поисках мужа номер шесть. По этой причине я вынуждена поливать ее комнатные растения. Пока она плавает по морям в другом полушарии, я должна накручивать лишние семь миль по дороге домой, чтобы полить ее чертовы орхидеи. А если учитывать повороты, то и все десять.

Благодаря трем выгодным разводам и собственности в виде двух внушительных участков земли у моей матери обалденная квартира на Сингер-Айленд с потрясающим видом на Атлантику. Сам дом двенадцатиэтажный, с охраняемой территорией, на которую посторонний не сунет и носа, потому что сразу наткнется на охранников в фойе по ту сторону двойных стеклянных дверей.

Я поставила свою тачку на площадке под табличкой «Только для доставки. В противном случае вызываем эвакуатор», вышла из машины и поднялась по отполированным ступеням крыльца. Огромный причудливый фонтан окутывал дорожку туманом мелких брызг. Команда садовников меняла на клумбах цветы. Скажу честно, я отказываюсь понимать, зачем это нужно. Подумайте сами: совершенно нормальные цветы вырывают с корнем, отбрасывают в сторону, как мусор, а на их места сажают новые, только других оттенков. Какая разница, ведь и то и другое — цветы! Такое впечатление, что ассоциации владельцев больше нечем себя занять. Для них растительность — что-то вроде украшений, которые надо снять и убрать с глаз подальше, особенно если в этом году тот или иной предмет уже вышел из моды.

Охранник, узнав мою персону, впустил меня и отметил время моего прибытия в блокноте. Я тем временем направилась к лифту. Стук моих каблуков по мраморному полу эхом разносился по двухэтажному фойе.

В лифте всегда чувствуется легкий запах тех, кто ехал в нем до вас. Я принюхалась — пахло туберозой, жасмином и флердоранжем. Не иначе как «Страсть гардений» от Анники Гутал.

Я играла в игру «Угадай аромат» первые пять этажей. Затем просто переминалась с ноги на ногу, маясь от скуки, пока лифт медленно полз к пентхаусу. И хотя матери рядом не было, на меня накатило, правда в умеренной степени, чувство вины за то, что я не оправдала ее надежд.

Я чувствую себя вполне уверенно в других областях жизни, но как только дело касается матери, то тут я полная неудачница. Это все из серии дочки-матери. Матери наделены удивительной способностью сделать так, что ты постоянно чувствуешь себя шестнадцатилетней недотепой, даже если сами они в данный момент находятся за тысячи миль. Как вы понимаете, это небольшое телепатическое напоминание никоим образом не подняло моего настроения.

Когда же я открыла дверь квартиры и принялась считать увядшие растения, настроение вообще опустилось ниже плинтуса. У меня даже возникла мысль, а не сбегать ли мне за мелом и не обвести их усохшие тельца. Чтобы вся квартира стала похожа на сцену массового ботанического убийства. Это у меня такой юмор. Мать в отличие от меня восприняла бы эту выходку как очередное доказательство моего непочтительного к ней отношения.