Мой выбор (СИ) - "raksha_satana"

Неожиданная мысль вспыхнула в мозгу как молния и забилась в висках, перекрывая все остальные потоки сознания. Идиотизм как он есть, а почему, собственно, и нет? Сходить с ума – так по полной. Он посмотрел на Самсона.

— Гитару привези. Акустическую. Она в баре у тебя после прошлого выступления осталась, помнишь?

Черт, Женька пел под нее меньше двух недель назад. А по ощущениям целая вечность прошла...

Самсон долго и внимательно смотрел на Макса, судя по всему раздумывая, насколько у парня поехала крыша и нужен ли врач. Но озвучивать свои мысли не стал, очень разумно, учитывая, что после удара по лицу прошло всего пять минут. Только кивнул головой и бросил короткое:

— Ладно. Привезу.

Время в госпитале течет иначе. По крайней мере для Максима Савельева. Вроде бы вокруг есть люди, часы ясно дают понять, что стрелки двигаются вперед, а стоит войти в палату – и вакуум. Самсон уехал каких-то два часа назад, а по ощущениям он и вовсе не приезжал. Как будто Макс и не поднимался с этого стула, и не было с Женей приступа ночью.

Савельев облокотился о постель и дотронулся пальцами до щеки мужа. Теплая, с проступившей светлой щетиной, и такая бледная. Нет веснушек, нет ямочек, таких свойственных жениной улыбке. Будто он и сам целиком оказался в вакууме. Жизнь вокруг течет своим чередом, а у него замерла. И только монитор у изголовья своим пиликаньем сообщал, что это не так.

Макс накрыл своей ладонью руку Жени и слегка сжал. Какая жестокая иллюзия, вот так чувствовать человека в своих руках, понимая, что сознание его где-то очень далеко. Просто “Астрал” какой-то...

— Ты знаешь, смешно вышло... Утром собирался сюда как на пожар, схватил первые попавшиеся шмотки. А сейчас смотрю, те же джинсы, та же футболка, что были на мне в Мюнхене. Помнишь, да? Ты уронил меня в фонтан. Хорошо мы тогда напились...

Пожалуй, самое яркое воспоминание прошедшей весны, их спонтанная поездка в Баварию и три дня безудержного кутежа. Они не думали ни о чем, отпустили все проблемы, гоняли на машине, пили... И занимались любовью, будто молодожёны в медовый месяц. Макса всякий раз кидало в жар, когда в памяти всплывал тот фонтан. Они вышли из бара, что-то бурно обсуждая, смеялись и толкали друг друга, пока Макс в итоге не оказался в холодной воде. Стояла ночь, ясная, с полной луной, по какому-то странному стечению обстоятельств вокруг ни души, и Женя, жарко шепча, что опасается для Макса переохлаждения, встал на колени. Фантастический, крышесносный минет в центре города, и ощущение абсолютной правильности происходящего. Так это помнил Макс.

Рука снова скользнула вверх, дотронулась до лба и опустилась на светлые вьющиеся пряди, выглядывающие из-под бинтов. Макс наклонился и прижался губами к виску мужа.

— Где бы ты ни был сейчас, я надеюсь, ты меня слышишь. И ты все помнишь. Есть, ради чего бороться, родной. Есть к чему возвращаться.

На секунду ему показалось, что плотно сомкнутые веки Жени дернулись. Макс затаил дыхание, всматриваясь в любимое лицо, надеясь, что не показалось.

Увы.

Вот так и тает последняя надежда.

— Он тебя слышит. Не сомневайся в этом.

Макс обернулся: в дверях стоял Марк и грустно улыбался. В руках он держал гитару в чехле.

— Я был у Самсона в баре, он приедет позже. Просил передать тебе.

Марк прислонил гитару к стене и, обойдя кровать, наклонился к Жене и накрыл его лоб ладонью.

— Привет, сынок.

Макс неслышно поднялся со стула и вышел из палаты, аккуратно прикрыв за собой дверь. Время, которое Марк проводил у постели сына, было таинством, наполненным болью и надеждой. В нем было все, что объединяло их двоих с самого рождения Жени, и Макс чувствовал, в эти минуты не должно быть свидетелей. Даже таких близких.

Опустившись на диван в холле, он вынул из кармана телефон и посмотрел на экран. Два пропущенных от Ганса. Этого парня им сама судьба послала, не иначе, он столько раз выручал их. Вот и теперь Ганс Шлицер полностью взял на себя магазин. Макс был ему бесконечно признателен: меньше всего он сейчас был способен думать о делах. Палец выбрал последний из входящих звонков и нажал на значок “Вызов”.

— Ганс, привет, извини, я не слышал звонка.

— Да я все понимаю, само собой. Не хотел отвлекать, но тут такое дело, снова объявился тот тип из Ганновера, ему до сих пор не поступили назад деньги. А ноутбук ваш запаролен, не могу выслать ему чек перевода.

Слова Ганса звучали словно из какой-то другой жизни и не сразу дошли до сознания Макса. Будь проклят и Ганновер, и этот мужик, не сумевший самостоятельно забрать свой драндулет.

— Нет проблем, сейчас сброшу тебе пароль, там отдельная папка с возвратами.

— Спасибо, Макс. Как у вас дела?

Идиотской вопрос. Хотелось ответить и резко, и грубо, да только Ганс был точно не виноват в случившемся. Не за что ему огребать. И Макс сдержался.

— Да без перемен. Еще раз спасибо, старик.

Еще одним плюсом Шлицера было то, что он не лез в душу ни лишним сочувствием, ни долгими разговорами.

Побродив по коридору еще немного, Макс подумал, что, пожалуй, можно уже и вернуться в палату, но прежде, чем он направился в нужную сторону, телефон завибрировал, сообщая о новом входящем звонке. Высветился незнакомый номер, хотя Максу и показалось, что где-то он его уже видел. А может и нет.

— Я слушаю.

— Господин Савельев?

— Да.

— Это Эрик Шнайдер. То есть, офицер Шнайдер. Мы с вами виделись в день аварии вашего мужа, помните?

Точно, и голос показался знакомым, и номер тоже: с него Шнайдер и звонил тогда Максу, чтобы сообщить об аварии. Интересно, что нужно полицейскому спустя целую неделю?

— Да, офицер, я помню вас. Что-то случилось?

— Хм... Да, собственно, пока ничего... – голос в трубке замолчал, словно его хозяин о чем-то задумался. – Но мне необходимо переговорить с вами. Лично. Это возможно?

Совсем интересно.

— Я почти все время нахожусь в госпитале. Если вы сюда приедете, я готов с вами увидеться, да, – Макс старался говорить безразлично, хотя любопытство уже подняло голову.

Трубка тут же оживилась.

— Отлично, я приеду завтра. Всего доброго, господин Савельев.

Как-то странно, разве полиция обычно не вызывает к себе, если что-то нужно? С чего бы офицеру приезжать самому?

Макс смотрел на погасший телефон в своей руке еще пару секунд, пожал плечами и пошел в сторону палаты. Завтра. О полиции он подумает завтра.

На входе в палату он столкнулся нос к носу с Марком, держащим мобильник в руке, судя по всему, сегодня все решили достать их по телефону. Макс пропустил тестя, кивнул в ответ на его заверение, что он будет тут рядом, и вошёл внутрь. В который раз за этот день.

Конечно, ничего не поменялось за те минуты, что он шатался по коридору. На что уж тут рассчитывать. Хотя кое-что было, новое и непривычное. Макс вынул гитару из чехла и сел на свое место, проводя пальцами правой руки по струнам.

Ему в жизни не научиться так играть, как муж. Ни голосом, ни слухом до него не дотянуться. С Женей вообще никто не мог сравниться. И все же одну песню Макс очень хотел научиться играть. Ее он целый месяц мурыжил в свободное время, доводя женины педагогические способности до отчаянного сверления в мозгу. До состояния гроверной шайбы, как кто-то удачно выразился. Но Макс не сдавался и тренировался, почти каждый день. Кроме этой недели. Он взял первый аккорд и покосился на мужа.

— Лучше тебе побыстрее прийти в себя и снова заняться моим обучением. Сам знаешь, в противном случае кто-нибудь не выдержит, да и гитару мне вместо воротника на шею наденет. Ведь это только ты можешь бесконечно слушать мой скулеж. А я хочу, чтобы ее спел ты сам.

Правая рука заиграла перебор, и Макс, закрыв глаза, запел, отдаваясь тому, как, в его представлении, это должно было звучать. Жениным голосом.

I’ve heard there was a secret chord

That David played, and it pleased the Lord

But you don’t really care for music, do you?