Оранжевый – хит сезона. Как я провела год в женской тюрьме - Пайпер Керман

Меня приговорили к пятнадцати месяцам заключения в федеральной тюрьме. Я услышала, как сзади меня заплакали Ларри, мои родители и моя подруга Кристен. Мне же такой короткий срок показался настоящим чудом – к тому же я была так измотана ожиданием, что мне не терпелось как можно скорее оставить все это позади. И все же страдания моих родителей были хуже любой моей печали, усталости и депрессии от долгого ожидания.

Меня приговорили к пятнадцати месяцам заключения в федеральной тюрьме. Такой короткий срок показался настоящим чудом.

Однако теперь мне снова пришлось ждать, на этот раз – направления в тюрьму. Это было все равно что ждать письма из колледжа – я надеялась попасть в тюрьму Данбери в Коннектикуте. Все остальные тюрьмы стали бы для меня просто катастрофой, ведь там я не могла рассчитывать на частые встречи с Ларри и родителями. Следующая самая близкая к нам женская федеральная тюрьма находилась в Западной Вирджинии, в пятистах милях от нашего дома. Когда наконец пришел тонкий конверт от службы федеральных маршалов и внутри я нашла предписание 4 февраля 2004 года явиться в Федеральное исправительное учреждение в Данбери, я испытала такое облегчение, которое не описать словами.

Я попыталась привести в порядок дела и подготовилась исчезнуть более чем на год. К этому времени я прочитала уже несколько найденных на «Амазоне» книг о выживании в тюрьме, но все они были написаны для мужчин. Я съездила к бабушке с дедушкой, стараясь отогнать от себя шальную мысль, что, возможно, я больше никогда их не увижу. Примерно за неделю до назначенного дня явки мы с Ларри встретились с небольшой группой друзей в баре «У Джо» на Шестой улице в Ист-Виллидж и организовали импровизированные проводы. С нами были сплошь близкие друзья, знавшие о моей тайне и сделавшие все возможное, чтобы помочь. Мы отлично провели время – играли в бильярд, рассказывали истории, пили текилу. Мы засиделись далеко за полночь – я не останавливалась, не собиралась ограничивать себя в текиле, не желала показывать, что дело вообще-то дрянь. Но ночь сменилась утром, и кто-то из друзей наконец сказал, что пора по домам. Я обняла его так крепко и отчаянно, как может обнять лишь напившаяся текилы девчонка, и вдруг поняла, что действительно прощаюсь с друзьями. Я не знала, когда увижу их снова и как это произойдет. И я заплакала.

Никогда прежде я не позволяла себе плакать на людях – мои слезы видел один Ларри. Но теперь я заплакала, и со мной заплакали все мои друзья. Должно быть, со стороны мы выглядели полными идиотами: с десяток человек сидят в баре Ист-Виллидж в три часа утра и дружно всхлипывают в кулачок. Но я не могла остановиться. Слезы лились рекой, пока я прощалась с каждым из них. На это ушла целая вечность. Я успокаивалась на минуту, а затем поворачивалась к следующему другу и снова начинала шмыгать носом. Мне было так грустно, что я даже забыла о стыде.

На следующий день у меня так опухли глаза, что я едва смогла разглядеть себя в зеркале. Еще ни разу в жизни я не выглядела хуже. Но чувствовала я себя немного лучше.

Мой адвокат Пат Коттер отправил в тюрьму немало белых воротничков. Он дал мне совет:

– Пайпер, я думаю, тебе в тюрьме сложнее всего будет подчиняться правилам, установленным идиотами. Звони, если попадешь в беду. И не заводи друзей.

3

№ 11187–424

Четвертого февраля 2004 года, более чем через десять лет после совершения преступления, Ларри привез меня в женскую тюрьму в Данбери, в штате Коннектикут. Вечер накануне мы провели дома: Ларри приготовил мне вкусный ужин, а затем мы свернулись в клубок на кровати и заплакали. Теперь, унылым февральским утром, мы слишком быстро ехали вперед, в неизвестность. Когда мы свернули направо к тюрьме и поднялись на холм, где находилась парковка, нам открылся вид на массивное здание, обнесенное устрашающим забором с пущенной по верху трехслойной колючей проволокой. Если это и был минимальный уровень безопасности, то я точно попала.

Ларри заехал на парковку, и мы с ужасом переглянулись. Почти тотчас рядом с нами припарковался белый пикап с полицейской мигалкой на крыше. Я опустила стекло.

– Сегодня нет посещений, – сказал мне офицер.

Я высунула голову, пряча страх за вызывающим поведением.

– Я здесь, чтобы сдаться.

– О, тогда все в порядке.

Он выехал с парковки. Мне показалось или он действительно удивился?

В машине я сняла с себя все украшения: семь золотых колец, бриллиантовые серьги, которые Ларри подарил мне на Рождество, кольцо с сапфиром, доставшееся мне от бабушки, мужские часы 1950-х годов, которые я всегда носила на запястье, и все сережки из всех лишних дырок, так досаждавших моему деду. На мне были джинсы, кроссовки и футболка с длинным рукавом. С ложной храбростью я сказала:

– Давай покончим с этим.

Мы вошли в приемную. За высоким столом сидела бесстрастная женщина в форме. В комнате было несколько стульев, шкафчики для одежды, таксофон и автомат с газировкой. Совсем новенький.

– Я пришла сдаться, – объявила я.

– Погодите минутку, – ответила женщина, после чего сняла трубку телефона и с кем-то быстро переговорила. – Присаживайтесь.

Мы сели. И сидели несколько часов. Время подбиралось к обеду. Ларри протянул мне сэндвич с фуа-гра, сделанный из остатков вчерашнего ужина. Есть мне совсем не хотелось, но я развернула фольгу и принялась печально жевать изысканное лакомство. Я почти уверена, что до меня еще ни одна выпускница «Семи сестер»[2] не ела утиную печень, запивая ее диетической колой, в приемной федеральной тюрьмы. Хотя как знать?

Наконец в приемную вошла гораздо менее приятная женщина, щеку и шею которой рассекал жуткий шрам.

– Керман? – выкрикнула она.

Мы вскочили на ноги.

– Да, это я.

– А это кто? – спросила она.

– Мой жених.

– Что ж, он должен уйти, прежде чем я тебя заберу. – Ларри выглядел уязвленным. – Таковы правила, а то проблем не оберешься. Личные вещи есть?

Я протянула ей картонный конверт, в котором были инструкции по добровольной сдаче властям, полученные от федеральных маршалов, некоторые юридические документы, двадцать пять фотографий (среди которых было слишком много снимков моих котов), списки адресов друзей и близких и чек на 290 долларов, который мне велели принести с собой. Я знала, что мне нужны будут деньги на счету, чтобы совершать телефонные звонки и покупать… что-то? Вот только я не знала что.

– Чек не возьму, – сказала женщина и протянула его Ларри.

– Но я звонила на прошлой неделе, и мне сказали его принести!

– Он должен послать его в Джорджию, там обработают, – не допускающим возражений тоном ответила она.

– Куда нам его послать? – спросила я, вдруг разозлившись.

– Эй, у тебя есть тот адрес в Джорджии? – через плечо бросила надзирательница женщине за стойкой, дальше копаясь в моем конверте. – Это еще что? Фотографии? Обнаженка есть?

Она подняла одну бровь, отчего ее лицо исказилось еще сильнее. Обнаженка? Правда? Она смотрела на меня, словно спрашивая: «Мне пересмотреть все эти фотки и проверить, какая ты озорница?»

– Нет. Обнаженки нет, – ответила я.

Я всего три минуты как сдалась, а уже чувствовала себя униженной и оскорбленной.

– Так, готова?

Я кивнула.

– Тогда прощайтесь. Раз вы не женаты, свидание, возможно, дадут не сразу.

Она символически отступила на полшага, видимо, чтобы позволить нам попрощаться.

Я посмотрела на Ларри и заключила его в объятия, сжимая изо всех сил. Я понятия не имела, когда увижу его снова или что случится со мной в следующие пятнадцать месяцев.

Я всего три минуты как сдалась, а уже чувствовала себя униженной и оскорбленной.

Казалось, он вот-вот заплачет, но в то же время он тоже злился.

– Я люблю тебя! Я тебя люблю! – сказала я ему в шею и в красивый желтоватый свитер, купленный мной.

Он крепче обнял меня и тоже сказал, что меня любит.

– Я позвоню тебе, как только смогу, – выдавила я.

– Хорошо.

– Позвони, пожалуйста, моим родителям.

– Хорошо.

– И сразу отправь этот чек!

– Ладно.

– Я тебя люблю!

И тут он вышел из приемной, ладонью вытирая глаза. Громко хлопнув дверью, он быстро пошел на парковку.

Мы с надзирательницей посмотрели, как он сел в машину. Как только он скрылся из вида, мне вдруг стало страшно.

Надзирательница повернулась ко мне:

– Готова?

Я осталась один на один с ней и своим туманным будущим.

– Да.

– Тогда пошли.

Она вывела меня через дверь, которой только что хлопнул Ларри, затем повернула направо и пошла вдоль жуткой высокой ограды. Ограда состояла из нескольких заборов, в каждом из которых были ворота с магнитными замками. Надзирательница открыла первые ворота, я вошла внутрь и оглянулась на свободный мир. Затем она открыла вторые ворота. Я прошла вперед, и вокруг меня оказались лишь металлическая сетка да колючая проволока. Внутри меня по новой нарастала паника. Я такого не ожидала. Тюрьмы с минимальным уровнем безопасности описывали совсем по-другому. Все это ужасно пугало меня.