Внутри - Никита Сергеевич Кузьмин

от взгляда, нежность

От секунды косновенья.

Нежность от объятий вечных,

Нежность робкого апреля.

Нежность мыслей, нежность чувства,

Нежность чистоты.

Нежность мягкого искусства,

Нежность тишины.

Нежность рук и нежность тела,

Нежность мыслей и забвенья.

Будьте нежны все, кто смертен

И души не будет тленья.

Дайте людям вас коснуться

И почувствовать всю нежность

И тогда не будет мутно

И не будет безнадежность.

Чужими считаемся

Вроде всё у нас гладко, случается всё,

Но какой-то сучок затеряется.

Разобьётся здесь счастье, что было моё

И ничего уже не получается.

Вроде были мы рядом и было чутьё,

Наше сердце сквозь дым пробирается.

Но вышло всё так, что наше житьё

Как песок на руках рассыпается.

Раньше было всё нашим, теперь – твоё и моё

И дороги сейчас разлучаются.

Раньше был целый мир: наш большой, целый мир!

А теперь он вмиг разрушается.

Мы теперь каждый сам. Остаётся вопрос:

Ну и где наше счастье? Случается,

Что исчезло оно как после лета тепло,

Наша общая жизнь потеряется.

Ну и что, хорошо нам теперь, хорошо?

Спрошу я и ты растеряешься.

Не нужно ответа, мне ясно здесь всё,

Ведь теперь мы чужими считаемся.

Декабрь

Декабрь – месяц темноты,

Когда под крепким снежным кровом

Закрылись все твои мечты

И не сказать о них ни словом.

Декабрь – месяц-перегруз

И надо всем заняться делом.

Не помешает нам никто,

Остался ты один на белом.

Декабрь – месяц забытьё,

Где всё, что думаешь – под снегом,

В котором всё твоё бытьё

Не тянется вседневным бегом.

Декабрь – месяц-карнавал

И пляшут бусинки на ёлке,

И весь мороз в душе пропал,

И уж не колются иголки.

Декабрь – месяц! Он такой,

В котором холод будет синим.

Открылся лист календаря

И мы с тобой – уже большие.

Куртки

Мы носим куртки,

Ведь куртка – одежда,

Куртка – как кокон,

В котором живёшь.

Мы в куртках – бабочки,

Смиренно ждём лета,

Чтобы скользить

По траве словно дождь.

Куртка – мешок из пуха,

В котором мы с тобой.

Он у нас на двоих,

А может у тебя одной.

В куртках мы

Как селёдки в бочке:

Плаваем тесно

И пытаемся поймать воздух.

Но это не получается

И мы задыхаемся

В вечном пространстве

Из курток.

Она вроде и греет,

А вроде отбирает идентичность.

Мы в куртках – такие как все.

Нам нужны куртки,

Чтобы согреться,

Чтоб не сгореть

В огне.

Берём свои куртки

И надеваем как кокон.

Мы бабочки – и это точно.

Лишь спустя полгода

Мы его снимем,

Но сделаем это

Не нарочно.

Я сижу в душе

Я сижу в душе.

Мне душно.

Чувствую, как всем нужно

Избавиться от слова «уши».

Чтобы не слышать,

Что происходит в душе,

Не слышать, что мне душно

И скучно.

Разобьёт окно ветер благодушный

И вытащит меня из душа,

Размотает по улицам показушным

И не станет меня больше мучать.

Выйду из душа я скоро,

Не останется места головным моторам.

Останусь я здесь навечно,

Ничему не быть бесконечно.

Мы с тобою под одеялом

Шум и дым, и свист ракет,

Мы с тобою под одеялом.

Мир погасил нам в комнате свет,

Чтобы не выбрались мы из завалов.

Страшно и тихо. Пробивается писк

Еле заметной кардиограммы,

Вокруг темнота. Ну а клетку грудную

Разрывают тока заряды.

Всё, что мы помним – летевший снаряд,

Что оказался последним нам грузом,

Как годы жизни построились в ряд,

Как больно жалят в ноги медузы.

Как держу тебя за руку и на ухо шепчу:

Тише, не плачь, всё будет в порядке.

Под вои сирен уже я молчу,

Ведь наши слова дороги́, а не сладки.

Громкие звуки и лампы бьют в глаз,

Но мы из них ничего не услышим.

Скальпель, бумага, щелчок, карандаш

И аппарат уже за нас дышит.

Щёлк – и машина кровь нашу качает,

Щёлк – вот и мозг отключился у нас.

Кажется нам, пробежала минута,

На деле бежит уже вечности час.

Здесь тёмный свет и лишь властвует он,

Нам этой жизни было так мало,

В этой турбине вдвоём мы, вдвоём,

Но наше общее резко пропало.

Тиканье часиков, электричества ток,

Мы с тобою под одеялом.

Главное – вместе, остальное потом.

Нам не выбраться из-под завалов.

Цикл «Землеройка»

ЧАСТЬ 1

Кожа была быстро снята и натянута на серую звенящую сосну, покрытую зубами и колоколами. Всех своротило. Оранжевая волна с кроличьей безнадёжностью смыла её в пустыню из шерсти.

Зимбабве. Жёлтые зонтики торчат из зубов и тянутся на запад. Бронзовая кора хлопьями выплывает из пруда, тянущегося наверх. Пепел от сигарет утопает в поджаренном тающем пиве. Леденящий, словно кипяток, мороз. Деревянные волосы горят и растворяются в безысходной глупости, тонущей в лавовом бассейне.

Семнадцать..сорок девять..семьдесят один..сто четыре.

Бордовые ногти пьют кровь с привкусом сирени. Камни падают из глаз и, словно пот, взлетают в космос. Ивовый компот «землеройка» снова обжигает нёбо, горчит словно зимний арбуз и опрокидывается на чёрные колени.

Свет катается комками по улицам и продаётся в булочных уже не свежим. Недавно выдули новый воздушный шар из мутного стекла и в корзину посадили козу из костей. Нитку прожгли и она спустилась под землю. Больше её никто не видел. Работали 1278 кондиционеров, но книги всё равно не оттаивали. Зеркала всем порядком надоели и все смотрели на свою внешность сквозь кусок железа. А зеркала отдавали в лом. Электросети обнимали людей по очереди, а у учителей португальского была депрессия. Серотонин ведь подавляет, правда? Липовый чай был единственным счастьем. Огненный тюль словно занавес закрывает стену дождя. Сила мышц служит лишь развлечением.

Её бледное лицо и чуть розовые губы ещё не отошли от бреда. Шёлковые, тёмные волосы лежали на подушке. Тонкие изящные запястья были привязаны. Глаза разомкнулись. Рядом стоял санитар и мужчина в белом халате с седой бородой. Они с радостью посмотрели на девушку. Её нужно было лечить и санитар поднёс к её губам ивовый компот «землеройка».

ЧАСТЬ 2