Груз для горилл - Юрий Ячейкин

— Слышал я, — с набитым ртом сказал Никол Скирс, — будто ты, Кит, намереваешься бросить службу в Си-Ай-Си.

— Это не слухи, Никол, — поучительно поднял палец Кристофер, — и тебе передали верно. Так что это не слух, а точная информация.

— Но из-за чего ты решил осиротить это весьма уважаемое ведомство? — спросил Фрайзерс.

— Агентурная разведка — не мое призвание. Мечтаю о другом.

— О чем?

— Буду писать, ребята!

— Но ведь ты же на протяжении десяти лет работал у нас, к тому же охотно и удачно. Вспомни, сколько раз мы брали верх над испанскими агентами, тайными легатами папы, французской католической лигой, орденом иезуитов! А теперь — все? Как тебя понимать?

— А очень просто. Я считаю, что когда отчизна в опасности, когда ей угрожает иностранная интервенция, обязанность и призвание каждого патриота — стать солдатом! В мирное время — это не обязательно.

— Эх ты, слепой Гомер! — подал голос и Поули. — Легко войти в игру, но трудно из нее выйти…

— Надеюсь выйти из нее так же быстро, как из тюрьмы Нью-Гейт.

— Не забывай, Кристофер, — со значением сказал Поули и тяжело глянул исподлобья, — ты из нее вышел второй раз, а господь бог любит троицу.

Воспоминание о первом заключении всегда угнетало Кристофера, и тут он стал хмурым.

Все произошло тогда из-за высокомерного Томаса Уотсона, склонного к злым шуткам.

Лорду Уолсингему следовало бы приструнить своих подчиненных за их безнаказанные поступки, а особенно Уотсона, потому что шутки его граничили с патологической жестокостью. Достаточно припомнить случай, когда он для развлечения вдохновенно и упрямо вдалбливал одной пострадавшей женщине, мужа которой неожиданно арестовали, что она — внебрачная дочь испанского короля и, значит, наследница короля Священной Римской империи, Испании, Португалии, Нидерландов, Италии, Сицилии, Англии и Шотландии, а возможно, в будущем — даже Франции. Вся Европа — под ее державною рукой! Так не стоит ли ей приказать, чтобы отрубили головы палачам ее мужа? Бедная женщина поверила в эту чепуху и, к радости Уотсона, начала болтать лишнее, вследствие чего и сама попала в тюрьму и чуть не была сожжена. Но в последний момент судьи опомнились и несчастную женщину всего лишь голой выставили под плети палачей на потеху охочих до развлечений уличных ротозеев… Мерзавец этот Уотсон! А он, Кристофер, слишком долго находился на континенте, исполняя под видом путешествующего студента задания Си-Ай-Си, чтобы знать хорошо о внеслужебных развлечениях своих островных коллег. Именно Уотсон, злопамятный и мстительный, втянул Кристофера, который только что вернулся из Шотландии, в хитро замышленное убийство Вильяма Бредли, сына корчмаря в Нортон Фольгейте. Разве знал Марло, что за несколько дней до этого Уотсон, без копейки в кармане, поссорился с Вильямом, потому что тот не дал ему в долг, и запустил ему в голову пустым горшком.

— Кит, ты не забыл еще упражнения с мечом? — спросил тогда Уотсон.

— О чем идет речь? — поинтересовался Марло.

— Надо припугнуть одного дурака.

— Только припугнуть?

— Слово джентльмена!

18 августа 1589 года на Хог-Лейн-стрит произошел тот злосчастный поединок на мечах. Жители улицы начали звать констебля. Но тут появился вооруженный Томас Уотсон, который нанес Вильяму Бредли смертельный удар…

Разные люди работают в Сикрет Интелиндженс Сервис. Негодяи — тоже.

Словно продолжая эти грустные размышления Кристофера, Ингрем Фрайзерс добавил:

— Если бы тогда не было доказано, что Бредли убили при самозащите, ты с Уотсоном качался бы на перекладине. Но наш мудрый шеф, сэр Френсис, посчитал такое зрелище несвоевременным, а, значит, и неуместным.

— Что ж, труд драмодела тоже приносит свой хлеб, — философски заметил Роберт Поули. — Но про что ты собираешься писать, мой любимый Крис?

— А хоть бы про заговор Бабингтона, который завершился казнью королевы Шотландии. Чем не трагедия? — ответил Кристофер и, словно поддразнивая толстопузого Поули, со смехом добавил: — Негативный интриган Роберт Поули собственной персоной, которого популярный театр Джеймса Бербеджа любезно пригласит на исполнение этой ведущей роли.

Сейчас он никого не боялся: дядюшка Энтони готовится к выходу в море!

— В таком случае, Крис, вернемся к Гомеру, — совершенно серьезно и сдержанно сказал Поули. — Троянская война длилась десять лет. Еще десять лет путешествовал, по твоему удачному определению, хитроумный шеф Си-Ай-Си ахейцев сэр Одиссей из Итаки. Дадим Гомеру минимальный срок на сотворение «Илиады» и «Одиссеи» — пять лет. В целом имеем четверть столетия, то есть прошло немало времени, когда тайны уже не имели смысла. А ты собираешься писать о событиях, которые и доныне имеют свое развитие. К примеру, возьмем твою драму «Тамерлан Великий». В ней ты использовал секретный трактат Поля Ива по фортификации, и наши враги, французские католики, дознались, что планы их крепостей выкрадены. Уже за это тебя следовало бы покарать, потому что ты выдал врагам государственную тайну. А нам ничего другого не оставалось, как напечатать французскую «Практику фортификации», хотя она могла бы сыграть куда более значительную роль. Кому это было надо, сэр Гомер?

— Да, все это как-то хорошо укладывалось в пьесу, — неловко пробормотал Кристофер, потому что действительно тогда провинился.

— «Хорошо укладывалось», — буркнул Ингрем и со всего размаху вогнал нож в стол. — Если бы не сэр Френсис, тебя бы самого уложили. Если я не ошибаюсь, с того времени твоим личным цензором — обратите, какая честь! — вынужден был стать сам Томас Уолсингем, который первым читал твои рукописи. И я знаю, сколько всего, что «хорошо укладывалось», он повычеркивал!

— Что было, то сплыло! — резко отрубил Кристофер. — Война миновала, мы — победители, и время поэту отложить мушкет и вынуть звонкую лиру из солдатского мешка.

— Красиво говоришь…

— Надеюсь, теперь Томас уже не будет читать-мои произведения.

— Да, возможно, теперь он уже не будет читать, — задумчиво согласился Фрайзерс.

— Черт бы тебя побрал, Крис, вместе со всей твоей писаниной! — неожиданно разъярился Никол Скирс. — А я еще слышал, будто ты угрожал членам Тайного совета. Ты мировой парень, и мне просто жаль тебя…

— Не пьяней так быстро, Ник, — сказал Кристофер. — В корчме еще достаточно вина.

— Оставим эту болтовню, а то еще поссоримся, — сверкнул глазами Поули.

— Кристофер сам выбрал свою судьбу. Лучше, пока у нас еще есть время, попьем винца и послушаем трагедию «Герцог Гиз». Для писаки нет большего удовольствия, чем прочитать что-нибудь новое друзьям. Верно, Крис?

— Верно, Роб, это давняя слабость нашего брата.

— К слову, сколько у тебя экземпляров?

— Только этот черновик и еще оригинал у Джеймса Бербеджа.

— Разве ты до сих пор не отдал в печать?

— Как-то не пришлось… Так вы будете, наконец, слушать?

— А что ж, послушаем. Читай на наш суд.

— Три судьи — один подсудимый, — пошутил Кристофер и улегся с рукописью на горку подушек.

Три судьи — три палача

Дептфордский коронер Джон Шорт,[8] в противовес своей фамилии, был на редкость высоким, могуче сложенным мужчиной, что много значило при исполнении им нелегких служебных обязанностей слуги ее величества. По крайней мере, один его вид лишал преступников и наименьшего желания оказать сопротивление. Одним словом, кулачищи Джона Шорта снискали в округе больше почета и уважения, нежели его квадратная голова на бычьей шее. Однако его кулачищи были только крайне необходимым дополнением к упрямой бульдожьей челюсти на пол-лица. Если Джон Шорт за что-нибудь принимался, то он держался за это мертвой хваткой, от чего его показательная челюсть еще больше каменела.

Возбужденные крики за дверями вынудили его подняться во весь богатырский рост, и он в своем монументальном величии с достоинством ждал, что же будет дальше.

А дальше настежь растворились двери, и в сопровождении констебля Томаса Доджа в уголовное святилище Джона Шорта ввалилась целая толпа портовых грузчиков и моряков, которые здоровенными, крепкими тумаками подталкивали трех неизвестных с залитыми кровью лицами — безусловно, преступников, которых поймали на горячем. Коронер в этих делах знал толк!

Появление внушительного Джона Шорта сразу прекратило гомон.

— Том, — обратился он к констеблю, словно никого, кроме них, в помещении не было, — это еще что за мешки с костями?

— Убийцы, шеф, — ответил бравый Томас Додж. — В корчме «Скрещенных мечей» они порешили Кристофера Марло, постояльца вдовы покойного добряка Булля. А все эти честные люди, — констебль широко повел рукою, — схватили убийц на месте преступления. Все они — свидетели.