Не время для славы - Юлия Латынина

Спустя полтора месяца, уже почти оправившись, Кирилл заехал в ночной клуб. Девочки танцевали стриптиз на ярко освещенной сцене, а гости смотрели на них из зала. Когда девочки вышли к рампе, чтобы гости могли выбрать понравившихся, Кирилл в одной из них узнал ту, черноволосую, из Суздаля.

Кирилл сделал девочке знак, чтобы она подошла. Потом зашел в клуб второй раз, и третий. Через месяц Кирилл обнаружил, что оплачивает Норе квартиру, хотя она по-прежнему работала в клубе. История Норы была совершенно незамысловатая. Беременность в восемнадцать лет, ребенок, отданный на попечение пьющей бабушки. Первый парень, который сделал ей ребенка, куда-то пропал, от второго она сбежала в Москву: очень бил.

Здесь, в Москве, она бы сгинула или попала бы в низкопробный бордель, но у нее была школьная подружка, которая прошла этот путь раньше нее. Подружка и привела ее на ту вечеринку, Нора тогда оказалась в богатой компании первый раз.

Кирилл потихоньку проверил это. Это было действительно так, и Кирилл страшно на себя разозлился. Ему казалось, что он что-то тогда упустил, в тот вечер.

Больше всего Кирилла подкупало в Норе отношение к ребенку. Она ездила в Суздаль каждую неделю, сначала на автобусе, потом на машине, потом на служебном «мерсе» Кирилла, и в одну из поездок она привезла девочку с собой. К этому времени она уже жила в квартире Кирилла.

Прошло еще месяца три, и Кирилл собрался жениться. В принципе это было смешно; женились на моделях, на актрисах, на специально подобранных девушках, наконец. На девицах с вечеринок не женился никто.

– Послушай, – сказал Кириллу тот самый вице-президент Сережа, который затащил его на вечеринку, – мы же все были в том клубе. Мы же все ее знаем.

Но Кирилл все-таки решил жениться, подарил Норе квартиру, ту самую, на Чистых прудах, и открыл счет. Они вместе съездили в Англию, Нора осмотрелась в новом особняке в Бельгравии и вернулась оттуда в таком строгом MaxMara, такая сияющая, такая недоступная, с серьезно-кукольным личиком и черными волосами, небрежно рассыпавшимися по шубке из щипаной норки, что все знакомые Кирилла переглянулись, и даже вице-президент Сережа усмехнулся, пожал плечами, и сказал:

– А ты пожалуй прав.

За два дня до свадьбы Кирилл уехал в срочную командировку, а Нора осталась одна. Вечером ей позвонила подружка, – та самая, которая и пристроила ее в клуб. Подружка сказала, что в клубе будет корпоративный праздник: не хочет ли Нора прийти.

Денег у Норы на карточке было столько, сколько не мог принести ей клуб за год. В сумочке лежали ключи от белого спортивного «мерса». Смысла идти не было никакого, однако зачем-то Нора пошла.

Она станцевала свой номер вместе с остальными девочками, а когда она подошла к краю рампы, где в темноте сидели гости, чтобы они могли выбрать понравившуюся им девочку, в первом ряду Нора увидела Кирилла Водрова. Он смотрел на нее очень задумчиво, потирая рот рукой, бок о бок с тем самым вице-президентом Сережей, который хотел показать Кириллу, на ком тот вздумал жениться.

Подружка, пригласившая ее на праздник, не могла простить Норе, глупой бабе из Суздаля, с ребенком, которую она устроила из милости, – квартиры, особняка, и ключей от белого «мерса».

Квартира осталась за Норой, и больше Кирилл ее никогда не видел. Спустя три месяца он завел другую девушку. У нее снова были черные глаза, огромная грудь и иссиня-черные локоны, и ножки у нее были такие же длинные, как ее имя – звали ее Антуанетта.

Встреча в ВЭБе прошла прекрасно. Гарантия ВЭБа была нужна, чтобы получить гарантию Eximbank, а гарантия Eximbank была нужна, чтобы собрать деньги на рынке под приемлемый процент. Ни один вменяемый банк не ссудил бы Navalis деньги под завод на Кавказе без гарантий того, что в случае форс-мажора убытки от сделки возместит правительство.

Зампред банка был старый приятель Кирилла, и как-то так само собой произошло, что после встречи вся компания отправилась на прием, где к Кириллу присоединилась Антуанетта. Она выглядела сногсшибательно в белом открытом платье, подчеркивающем дивный вид на полные груди, обтянутые бархатистой кожей; под локонами в ушах дрожали струйки бриллиантов.

Когда она вошла, разговор на мгновение затих, и темные глаза Антуанетты пробежали по пиджакам и брюкам толпящихся гостей, как лазерный луч на кассе бежит по штрих-коду дорогого товара.

К белым сорочкам мгновенно словно прилеплялись невидимые ценнички, потом Антуанетта улыбнулась, царственно наклонила голову и поплыла к Кириллу. Кирилл Водров, бывший спецпредставитель России при ООН, глава Bergstrom East Europe, пока имел самый большой ценник среди всех присутствующих, не считая разве что зампреда ВЭБа.

Антуанетта улыбнулась Штрассмайеру, одарила ласковым – слишком, для Кирилла, ласковым взглядом зампреда и спросила Баллантайна:

– You’ve been to Caucases?

И засмеялась, как серебряный колокольчик.

Антуанетта вообще была молодец. Когда она приехала в Москву, то она полгода не вылезала из однокомнатной квартирки. Она смотрела показы мод и читала все гламурные журналы от корки до корки, – не как ленивая избалованная наследница, просматривающая картинки в поисках рубинового колье, – а как прилежный студент, изучающий тяжелый курс сопромата, заучивая наизусть марки одежды, репетируя перед зеркалом поворот плеча и с натугой шевеля губами, чтобы правильно и без запинки выговаривать имена известных дизайнеров, культовых художников и светских персонажей.

Потом она таким же манером освоила английский. Кирилл был уверен, что если бы для того, чтобы получить доступ к кошельку самца, Антуанетте понадобиться освоить общую теорию относительности, то уже через полгода Антуанетта будет бойко болтать о горизонте Коши, пространстве Минковского и замкнутых ловушечных поверхностях.

После ресторана поехали в ночной клуб, расположенный в бывшей городской усадьбе князей Барятинских; усадьбу снесли всю и отстроили заново. Располагалась она напротив нового «Ритца».

По мраморной лестнице, шедшей наверх, ползли клубы подсвеченного дыма, и в этих клубах стояли красавицы в париках, юбках и фижмах. Полные груди красавиц вываливались из корсетов, и диадемы в прическах времен Екатерины сверкали под лазерными лучами.

Они сидели в клубе все вместе, Кирилл с Антуанеттой, зампред с молодой певицей, и Штрассмайер с одной из красавиц в юбках и фижмах. Красавица устроила довольно шумный скандал по поводу принесенного ей тирамису.

– Ой, милочка, здесь вообще невкусный тирамису, – сказала Антуанетта, – здесь надо брать панакотту.

– Самая лучшая панакотта в «Марио», – мечтательным тоном сказала певица, которая в столь поздний час пила одну лишь воду и завистливым взглядом скользила по полной тарелке красавицы, – такая беленькая-беленькая, и вся дрожит, как свадебное платье.

– А вы были в новом «Марио», на Рублевке? – спросил зампред, – они переманили того повара, который готовил для Берлускони, и там совершенно сумасшедший сибасс. Смысл жизни, а не сибасс.

Екатерининская красавица тихо вздохнула. Она пока еще не была в той категории, чтобы сидеть в новом «Марио» на Рублевке. Она снимала с пятью подругами комнатку в Марьино и только вчера сдала в комиссионку норковую шубку, которую ей подарил какой-то лох из Кандалакши.

Салфетки меж хрустальных бокалов стояли, как снежные горы, которые можно смять и кинуть в угол, бриллианты блестели ярче луны, и когда Кирилл глянул на соседний столик, он увидел там сверкающую дорожку кокаина, рассыпанного по бордовой, как печеная кровь, скатерти с вышитыми на ней гербами князей Барятинских.

Они расстались около двух часов ночи; зампред ВЭБа уехал к супруге, а Кирилл подвез Штрассмайера с екатерининской красавицей к дверям отеля. Пышная юбка едва уместилась на заднем сиденье «лексуса».

– Если бы инвестиционный рейтинг зависел от ночной жизни, Москва имела б тройное А, – сказал Штрассмайер.

Вице-президент Navalis проследовал сквозь стеклянные двери, распахнутые швейцаром, и Кирилл поставил ногу на газ. В этот момент по подъездной дорожке взъехал большой черный «мерседес», и высадившийся из него человек побарабанил о стекло Кирилла. Водров опустил стекло. Антуанетта зябко нахмурилась, поводя укутанными в песец плечиками.

– Кирилл Владимирович? – сказал человек. – С вами хотят побеседовать. Антуанетта Михайловна пусть едет домой, или хотите, наш шофер сядет за руль.

Было уже три часа ночи. Мокрая Москва блестела, вся в лужах и фонарях. Черный «мерс» свернул налево с Горького, бесшумной тенью скользнул мимо Думы и «Метрополя». Кирилл почему-то думал, что его везут на Лубянку, – однако «мерс» свернул вправо и вскоре остановился перед одним из подъездов бывшего комплекса зданий ЦК, ныне занятых администрацией президента.

В ночи вместо звезд расплывались тормозные огни, и красные ковровые дорожки глушили шаги Кирилла в темных заснувших коридорах.