Время и музыка Михала Клеофаса Огинского - Анджей Залуский

В Кале Огинские задержались из-за сильного шторма в проливе Ла-Манш, уничтожившего множество судов.

Позднее они пересекли пролив за восемнадцать часов, но не смогли попасть в порт Дувр из-за отлива, поэтому высадились на берег только в середине ночи. Капитан, с которым Михал Клеофас подружился, помог ему подыскать гостиницу. На Огинского произвели хорошее впечатление качество английских гостиниц и дорога от Дувра до Лондона. В Лондон прибыли в сумерки, и Огинский отмечает, как замечательно был освещен город. Этот последний отрезок пути они также проехали за восемнадцать часов.

На улице Пэлл-Мэлл супруги остановились в гостинице, проживание в которой стоило 50 фунтов в месяц. За пятьдесят шиллингов в день можно было нанять экипаж.

Огинский обнаружил, что лондонцы не любят иностранцев: если кто-то одет на иностранный манер, на улицах его намеренно задевают локтями и толкают. Поэтому он отправился к портному, шляпному и обувному мастеру принца Уэльского, чтобы одеться подобающим образом. Завтрак подавали в 9 часов утра. На последующей за этим утренней прогулке подобало быть в коротком сюртуке и круглой шляпе. Эта одежда годилась и днем, даже для визитов. А вот вечером требовались треугольная шляпа и шпага. Он ужинал у примаса Польши – брата короля. Тот привез с собой польского повара, и в апартаментах его подавались блюда польской кухни. Там среди прочих Михал Клеофас встретился с официальным польским посланником Букатым, а также с молодым Адамом Чарторыйским, находившимся в Лондоне с матерью. Поскольку на дворе стоял декабрь, Огинский описал смог, вызванный туманом и угольным дымом; его также удивляло отсутствие в это время года снега. Известно, что в одной из лондонских газет он прочел о своей гибели и гибели своей жены во время недавнего шторма в Ла-Манше. Практически все газеты опубликовали новость о его кончине. Огинский жалуется на прессу, которая в течение всего периода его пребывания в Лондоне продолжала писать о нем в основном неверную информацию.

М. К. Огинский с женой Изабеллой. Художник Р. Косвей

В Лондоне Огинскому был оказан очень хороший прием, что подчеркивает не столько важность его особы (это подавалось некоторыми польскими историками как выдумка или хвастовство), сколько значение, которое британское правительство придавало возможному союзу и заключению торгового соглашения с Речью Посполитой. Именно неправильным пониманием ситуации можно объяснить мелочные споры относительно того, сколько раз беседовал Огинский с Питтом – один или два раза.

Огинский был представлен королевскому двору. Король спросил у него, поляк ли он, женат ли и когда собирается вернуться в Варшаву, где, как говорят, можно хорошо провести время. Королева была любезна и говорила о его дяде Михале Казимире. Огинский отмечает как любопытный факт, что в доме Ганновера принцессы обаятельны, но не миловидны, тогда как принцы очень красивы. В парламенте он слушает выступления Питта, Фокса, Бурке и Шеридана. Позднее, благодаря услуге архиепископа Кентерберийского – брата Окленда, ему удается побывать на церемонии, называемой им закрытием парламента, – правда, по его описанию, это скорее похоже на открытие, а предрождественская дата еще более осложняет эту загадку. На этот раз Михал Клеофас встречается с герцогами королевства – Уэльским, Йоркским и Кларенским.

В письме к своему старшему сводному брату Феликсу Лубенскому от 25 декабря Огинский пишет о своих двух встречах с Питтом. Историков смущает тот факт, что он приводит две противоречивые версии переговоров. В своих мемуарах упоминает о двух встречах, а в письменном отчете для депутации от 25 января 1791 года из Гааги пишет только об одной. Предполагалось, что первая информация, написанная много лет спустя, – неверная и объясняется желанием Огинского подчеркнуть свою значимость. Изучение совершенно неисследованной массы неопубликованного и никогда не предназначавшегося для опубликования материала в Госархиве в Москве подтверждает, что встреч было все-таки две. Во-первых, в архиве хранится вышеупомянутое письмо Феликсу. Кроме того, там есть длинная заметка, составленная намного позднее, в которой рассказывается о неизменной привычке Огинского вести учет в письменном виде своих действий и бесед. Я напомню об этой заметке в одной из последующих глав, когда буду характеризовать Огинского как писателя. Михал Клеофас не любил повторяться. Если он что-то писал в заметке или в письме, то в другом сочинении это описание не повторялось, если не считать, конечно, хранившихся копий. Поэтому я считаю верными обе версии. В официальном отчете для депутации, который должен был попасть в сейм и в уши короля Пруссии, имелась информация об обещании Британии поддержать Польшу в желании участвовать на предстоящей конференции в Систове, а также информация о торговых переговорах, которую, по мнению Огинского, надлежало довести до сведения сейма. Михал Клеофас не упоминал о двух встречах, чтобы не подчеркивать широкомасштабный характер переговоров, какими они фактически и были на самом деле. Во время первой встречи с Питтом Огинский передал ему очерк голландских купцов с аргументами против уступки Гданьска и Торуни, объяснил трудности, связанные с сеймом и общественным мнением в Польше, и, возможно, на этой же первой встрече впервые поднял вопрос о конференции в Систове. Во время второй встречи Огинский, вооружившись картами, предоставил Питту детальную информацию. Прозвучали доводы о том, что в связи с настойчивостью Пруссии уступить Гданьск и Торунь было необходимо, но это принесло бы большую выгоду польской торговле и сделало бы ее независимой от России. Говорилось также о расширении этой торговли через Ковно в Литве и судоходные реки в этом регионе, который Огинский знал очень хорошо. Было нежелательно, чтобы сведения об этой части переговоров дошли до прусского короля, поскольку в них затрагивалась необходимость избежать использования Вислы для перевозок. Британия обещала полную поддержку и гарантии. Через три недели британский посланник в Варшаве Хэйлс передал официальное предложение для депутации.

В течение последующих дней Огинский встретился с Бурке и Фоксом, причем последний предупредил, чтобы Пруссии особенно не доверяли. Затем он поехал в Бат, чтобы повидаться с лечащимся там Эвартом. Последний старался убедить Огинского в необходимости срочно согласиться с предложением Питта.

По мнению Огинского, в Бате были особенно вкусны устрицы.

На обратном пути в Лондон на экипаж Огинского напали пешие разбойники. От них удалось уйти, однако они ограбили экипаж с дамами, следовавший на некотором расстоянии сзади.

Оставшиеся дни в Лондоне были заняты осмотром достопримечательностей и светской жизнью. В театре «Друри-Лэйн» госпожа Сиддонс в роли Изабеллы растрогала Огинского до слез. В итальянском театре он слушал пение госпожи Моричелли. Ему показалось, что было слишком много аплодисментов и много невоспитанных людей в театре, опьяневших от выпитого рома. Если места были в ложе, требовалось заранее убедиться, что все остальные места там заняты, иначе в ложу входили проститутки и занимали свободные места. Кроме того, в театрах часто совершались кражи. На каком-то частном приеме на него произвела большое впечатление игра пианиста Клементи.

Михал Клеофас нашел отличными подававшиеся к ужину французские вина (по-видимому, кларет). Ему не очень понравилась привычка дам оставлять стол сразу после ужина. Он описывает, как в этот момент вечера на маленьких тележках к столу подавали английские сыры, но почему-то не упоминает портвейн. Огинский сатирически рассказывает об английских официальных приемах, которые, по его словам, состоят из двухчасового ожидания в пробке из экипажей, затем еще двух часов нахождения в толпе и, наконец, отъезда без возможности даже поговорить с хозяевами.

Огинский посетил собор Святого Павла, Вестминстерское аббатство, ботанический сад «Кью-Гарденз», увидел телескоп Хершеля, Гринвич, восхищался этрусскими вазами в Британском музее, побывал в приюте Бедлам, который понравился ему чистотой и просвещенным подходом к душевнобольным. Он купил несколько фаянсовых изделий компании «Веджвуд» и заказал себе скрипку. Обратный путь через Ла-Манш с попутным ветром, на удивление, занял лишь два часа.

Конец ознакомительного фрагмента.