Мичман Империи. Часть первая - Александр Четвертнов

— Тренировался, — пробурчал татарин номер два нашего отделения. — У меня пока еще не слишком хорошо получается им управлять.

Я в уме сложил кусочки мозаики воедино. Фея детально знает, как, и, что произошло, а Риф не горит желанием делиться подробностями. Всё ясно. Они игрались с беспилотником!

— Запасной есть?

— Нет, — громко сопя, покачал головой Чюватов.

— Надо его вернуть, командир! — Феймахер нетерпеливо перетаптывался на месте.

— Ша! — осадил я его. — Как ты искать собрался?

— На нём маячок есть, в горах он, — ожил Рифкат, активно задвигав руками. — Цел и невредим, но в гнезде. Туда-обратно час на антиграве.

Я посмотрел на две взрослых, но таких ребячьих моськи, в глазах которых теплилась надежда, вздохнул, мысленно их обругав, и пошёл к Деду.

За беспилотником поехали вдвоём с Чюватовым. Взяли антиграв военкома, и рванули прямо через наши земли. Так выходило короче. К моему удивлению, Дед отпустил нас легко, без уговоров: бойцов дома хватало, а нападения он ждал ближе к ночи, потому наказал обернуться за два часа, не позже.

Мы неслись над пастбищами, огороженными стальными заборами, где, по брюхо в траве, бродили сотни туров — каждому стаду своя территория, иначе передерутся. За животными, верхом на конях, или гравициклах наблюдали вооружённые пастухи, тигродавов же не было видно, они несли службу на границе, патрулируя периметр фермы.

Я любовался родными просторами, вертя головой по сторонам, и крепко держа штурвал. Только сейчас до меня начало доходить, как же я соскучился по нашим степям. Никакие джунгли, ни каменные, ни с Тау Метам, не пойдут в сравнение с этим раздольем, с прекрасным, почти бесконечным морем однообразия.

Впереди, на границе степи и подножия гор искрилась от солнца синева озера. Туда работники водили быков на водопой, и там же хищники часто устраивали засады. Вот и сейчас, подлетая ближе, я заметил, как несколько человек разделывают на берегу огромную медвежью тушу. Один из них помахал нам рукой. Я качнул антиграв в стороны, отвечая на приветствие, и помчался вдоль горного массива, оставив позади стайку псов, что задрали головы к небу, провожая нас взглядами.

К сожалению, напрямик подобраться к утесу, где свил гнездо чернохвостый орел, единственный небесный хищник святогорских степей, было невозможно. Ветер в горах круглый год словно с ума сходил, и чем выше, тем сильнее были его порывы.

Я нашёл удобный путь через ущелье, и, сбросив скорость, повёл транспорт вперёд, маневрируя на крутых поворотах. Но и здесь взбешённая стихия попыталась закрутить антиграв, столкнуть с маршрута, ударить о скалы, но я держал штурвал крепко, реагируя на малейшее изменение воздушной трассы.

Минут десять, как мы пролетели мимо горки, со склона которой я когда-то сверзился. Где-то там, уже не увидеть в зеркало заднего вида, развернулась в прошлом трагедия моей семьи. Погибла бабушка, и чуть не умер я. Удивительно, даже сейчас не могу вспомнить подробностей, хотя, обстановка располагает, но нет, как отрезало.

— Командир, ты знаешь… — как-то неловко и смущенно нарушил молчание Рифкат. — Ты только не пугайся… — запнулся он на мгновение, — я знаю о Сарае, что ты его убил.

Я промолчал. Только сильнее стиснул штурвал, аж кулаки побелели. В ушах зашумело, сердце ускорило свою работу. К чему он? Откуда?

— Нет, нет, — зачастил Чюватов, — ты не подумай, я сохраню это в тайне. Просто… хотел сказать… я на веки твой должник, и всегда тебя поддержу, во всём.

Я на секунду отвлёкся от пути, бросив на него взгляд. Риф был красный до кончиков ушей, лицо решительное, а в глазах плескалась щенячья преданность.

— Как узнал? — перевёл я внимание обратно на изгибы ущелья.

— Гадел.

От шока я резко повернулся к нему, и тут же потерял управление. Антиграв свалился вниз, к скалам. Ветер радостно рванул к нам, ударил в борт, кидая на отвесный склон. Рифкат вскрикнул, схватился за поручень над головой, и зажмурился. Транспорт закрутило. Пришлось реагировать быстро. Выравнивать движение, набирать высоту….

Стабилизировал. Блин, нашёл он время и место для таких разговоров!

— Я не стал при ребятах говорить, — словно прочтя мои мысли, начал оправдываться Чюватов, все еще держа глаза закрытыми. — Понимаю, это тайна, и на Гадела не думай, он молчал, я сам догадался по его реакции на вопросы. Очень уж тема для нас… особенная.

Я не отвечал. Сосредоточился на полёте: ущелье становилось уже, со всех сторон торчали обломки гигантских глыб, словно клыки в пасти невиданного зверя.

— Я хотел, чтобы ты знал.

— Хорошо, — кивнул я, — спасибо за откровенность.

— Тебе спасибо, командир. Фух! — протяжно выдохнул он и обмяк в кресле. — Как хорошо, легко. Свербело тебе рассказать.

Мне же легче не стало. Посвящённых в жуткий секрет прибавилось. Хорошо, что Рифкат не стал говорить при других. Пруха знает, конечно, но остальные пусть и дальше остаются в неведении. Только, надолго ли? Вот в чём вопрос. Это не должно выплыть наружу, иначе у всех будут проблемы… даже текущие покажутся пустяком.

Ну, Гадел, не мог держать морду кирпичом? Как вообще можно что-то прочитать по его лицу? Мысли крутились вокруг разговора, отвлекая от пилотирования. Я настолько в них погрузился, что делал всё на автомате.

Нужный утёс был высоким, очень высоким. Казалось, он упирается вершиной в небосвод, поддерживая его, не давая рухнуть. Антиграв болтало в разные стороны, пока мы поднимались. Моё сознание распараллелилось. Часть меня напряжённо боролась со стихией, не давая разбить нас о склон, вторая же всё гоняла насчет недавней беседы.

Чюватов не замечен в болтливости. Он, скорее молчун, да и сам сказал, но…. Но! Вдруг проболтается? Нечаянно… или подвыпив… да мало ли поводов бывает для откровенности. Его жизнь не зависит от тайны. Надо ее сохранить, во что бы то ни стало, иначе слишком многие пострадают.

Мы зависли в воздухе далеко за пределами возможностей антиграва. Движок гудел, как не в себя, корпус скрипел, трясся, по стеклу червяком расползалась трещина от прилетевшего откуда-то булыжника. Под нами пятьсот метров каменной пропасти, а напротив огромное гнездо на уступе.

Я поставил антиграв на автопилот, и ошалел. Из переплетения веток торчал хвост беспилотника. Вроде бы целый. Но не это привлекло моё внимание. В гнезде находились пять чёрных, как смола и размером с арбуз яиц. Этого ещё не хватало! Это не кладка чернохвостого орла. Это обитель Аргентависа! Самой опасной и огромной птицы на Святогоре. Мы попали!

Я быстро огляделся, выпустил во все стороны поисковые щупальца. Чисто! Хозяйки дома из веток нигде не наблюдалось.

— Я пошёл! — Рифкат открыл дверь, и прыгнул прямо в центр плетёного дома, сразу же по приземлении провалившись в устилающий дно чёрный, как сажа птичий пух.

— Стой, страховка! — окликнул я его, держа в руках альпинистскую верёвку.

Он отмахнулся, и, выбравшись из мягкой подстилки, сразу же приступил к спасению летательного аппарата.

Я стоял в дверном проёме, напряжённо наблюдая за его действиями, и мониторя окрестности с винтовкой наготове. Если появится мамаша, нам несдобровать. Эх, яйца бы забрать, каждое стоит, как пара микроавтобусов, и это на нашей планете.

Аргентависа редко встретишь рядом с человеческим жильём — отстреливают его активно. Никому не нужен такой сосед с размахом крыльев до десяти метров, и весом в полтора центнера. Собственно, если не забрать кладку, то надо ее разбить, а птичку, желательно, уничтожить, и дело не в турах, она и на людей нападает с удовольствием. Хорошо ещё, что этот повелитель неба по натуре одиночка. Хоть здесь без сюрпризов.

— Готово! — довольный Рифкат держал в руках почти целый беспилотник, царапины и слегка вывернутое крыло не в счёт.

Я бросил ему веревку, и Риф быстро привязал к ней спасенное имущество. Втянуть аппарат в салон антиграва было делом пары минут, всё же ветер нехило так поддувает. Благо в самом гнезде было спокойно, и моему напарнику не грозило улететь в пропасть от порыва стихии.

— Риф! — прокричал я. — Давай яйца тоже заберём.

Никаких сумок мы не захватили, мешков тем более, мне пришлось пожертвовать своей курткой. Чюватов ловко упаковывал в неё яйца, и привязывал к тросу. Он так умело передвигался по гнезду, словно всю жизнь занимался хождением по канату, или древесным веткам, балансируя на краю пропасти. Только один раз споткнулся, навалился спиной на край птичьего убежища. Моё сердце ухнуло в пятки, я дёрнулся вперёд, бросая верёвку, потом к штурвалу, но тонкая ограда выдержала. Риф обернулся, рассмеялся, глядя на моё перекошенное волнением лицо, и зашагал дальше. В этот самый момент я кристально чётко осознал,