Меч и роза - Марша Кэнхем

– Эдинбург? Крепость? Весь гарнизон?

– Нет-нет, – поспешил возразить капрал, – когда я уезжал, крепость была еще в руках полковника Геста, и он поклялся, что скорее сам сровняет город с землей, чем сдастся.

– Не поздновато ли для громких заявлений? А где в это время был Коуп? Или рассудок подвел и его?

– Генерал как раз высаживался в Данбаре, когда я получил приказ доложить командованию о захвате Эдинбурга. Нет, он не лишился способности рассуждать здраво. У генерала тысяча шестьсот пехотинцев и шестьсот кавалеристов, а мятежникам придется оставить отряды в Перте, Стерлинге и Эдинбурге, чтобы укрепить свои позиции. По последним сообщениям, в город вошло не более тысячи пятисот горцев, и я готов поставить на кон свою карьеру, что уже через неделю до нас дойдут вести о полной и безоговорочной капитуляции армии самозванца.

Полковник швырнул сигару наземь и раздавил ее каблуком.

– Если ты повторишь кому-нибудь хоть одно слово из того, что сейчас сказал мне, о карьере можешь забыть навсегда.

– Мне... приказали доложить о случившемся только вам, сэр. Капитан Прайс считает, что незачем поднимать панику, пока мы не дождемся вестей от генерала Коупа.

– Осторожность капитана Прайса понятна. У Коупа численный перевес, но его солдаты молоды и неопытны, слишком ослеплены блеском своих кожаных ремней и алыми мундирами, чтобы пачкать их. А если пройдет слух, что закаленные в боях ветераны тринадцатого и четырнадцатого драгунских полков бросились наутек, как побитые псы, деморализованной окажется вся армия! Величайшая ошибка, какую только можно допустить в бою, – недооценить силу и боевой дух врага. Это непозволительно! Сейчас же отправляйся в штаб и извести капитана Прайса, что я появлюсь через час.

– Слушаюсь, сэр. Будет исполнено, сэр.

Молодой офицер лихо отсалютовал и бросился прочь, несомненно, радуясь тому, что так легко отделался. Несколько минут полковник Халфьярд вглядывался в ночное небо на севере, затем развернулся и направился в ту же сторону, куда удалился капрал, раздраженно скрипя гравием.

Убедившись, что оба собеседника ушли, Кэтрин осторожно вышла из заслоненной кустами ниши. Ее сердце неистово колотилось.

Сегодня двадцатое. Если капрал сказал правду, если Эдинбург пал семнадцатого, а армия генерала Коупа в это время находилась на расстоянии однодневного перехода от города, возможно, решающее сражение уже состоялось.

Но ее пугали не только мысли о битве, не от этого у нее дрожали руки и пересохло в горле. Кэтрин представлялся Александер Камерон, восседающий на великолепном вороном жеребце по кличке Тень. Красоты могучего животного и его хозяина оказалось достаточно, чтобы навести окружающих на мысли о дьяволе, и если Гамильтон Гарнер видел и узнал эту пару на мосту, неудивительно, что он лишился рассудка. Что еще могло привести Гамильтона в такую ярость, если он решился даже оборонять мост без подкрепления? Только появление человека, который высмеял, унизил, оскорбил его. Гамильтон поклялся отомстить Александеру любой ценой, и Кэтрин не сомневалась, что он не упустит ни малейшего случая сдержать клятву. А если они столкнулись в разгар битвы, когда никто не помнит об этикете и кодексе чести, когда достаточно одного взмаха меча, чтобы умертвить противника?

– Господи! – вскрикнула Кэтрин. – Алекс!

Новая волна страха окатила ее, она перевела взгляд на безмятежное и невозмутимое мраморное лицо Афродиты.

– Прошу, сохрани его для меня. Умоляю! Я не вынесу, если он...

Не в силах произнести пугающие слова, Кэтрин закрыла лицо ладонями и бросилась прочь из сада, слишком потрясенная, чтобы заметить тень, мелькнувшую неподалеку от ниши, где пряталась она.

Демиен Эшбрук тоже подслушал отчет капрала, но не случайно. Он обратил внимание на спешное прибытие усталого офицера и украдкой последовал за ним и полковником в сад, желая узнать ради чего его дядю отвлекли от бутылки дорогого французского коньяка. Причиной наверняка были известия из Шотландии. Демиен решил, что спрятаться среди кустов не составит труда, к тому же ради достоверных сведений можно и рискнуть.

С Александером Камероном Демиена связывали не только дружба и родственные узы. Подобно многим, Демиен Эшбрук отнюдь не ликовал при мысли, что английская корона красуется на голове напыщенного немца, который не удосужился даже выучить язык и обычаи своей новой страны. Романтика Демиена постепенно захватили быстро разворачивающаяся интрига, тайные собрания в темных комнатах, многозначительные тосты, во время которых бокалы с вином проносили над водой, отдавая дань уважения потомку Стюартов, томящемуся в изгнании за морем. С детства Демиену внушали, что самые рьяные сторонники Стюартов живут на севере Шотландии, что эти воины в юбках добиваются только одного: вернуть мрачную феодальную эпоху, и потому он, как и Кэтрин, удивился, обнаружив, что шотландцы – смелый, благородный и честный народ. Они дважды поднимали восстания, протестуя против законов, навязанных им английским парламентом. В первый раз это произошло, когда их короля Якова VII сверг Вильгельм Оранский. Второе восстание вспыхнуло в 1715 году, когда дочь Вильгельма, королева Анна, пережила семнадцать своих детей, и парламент предпочел пренебречь законным правом кровного родственника королей, католика Джеймса Фрэнсиса Стюарта, отдав предпочтение протестанту Георгу Ганноверскому.

Шотландские повстанцы потерпели поражение из-за отсутствия мудрых вождей и продуманных планов, но опять восстали, заранее смирившись с пленом, изгнанием, даже смертью, лишь бы помочь Чарльзу Стюарту отвоевать английский трон для отца. Исчезли целые состояния, распались семьи, немало храбрецов были вынуждены покинуть дома и отправиться на чужбину. Девятнадцать шотландцев лишились титула пэра, некоторые из вождей кланов до сих пор существовали в нищете, потому что отказались поступиться присягой, принесенной законному претенденту на престол. Случайное знакомство с одним из таких бунтарей, Джоном Камероном из Лохиэла, шотландцем, живущим в Италии при дворе короля Якова, повлекло за собой встречу Демиена с младшим сыном Джона, Александером. Мало-помалу Демиен превратился из заинтересованного наблюдателя в деятельного участника заговора.

Рослый черноволосый горец внушал Демиену благоговейный трепет и острое любопытство. Александер был настоящим солдатом удачи, человеком, который полжизни провел на войне, сталкивался с отпетыми убийцами, изведал приключения, при одном упоминании о которых у малодушных леденела кровь. Неудивительно, что Демиен решил, что его собственная мирная, упорядоченная жизнь оставляет желать лучшего. Он не тешил себя надеждой когда-нибудь обрести силу, ловкость и мастерство Камерона или Алуина Маккейла, однако у него было немало других достоинств и опыта.