Последний - Алексей Кумелев

Глава 10

Александр опоздал на восемь минут. Толян уже стоял у ворот своего дома, не спеша затягиваясь сигаретой с фильтром. Горбун не мог устоять, чтобы не попросить сигаретку. Сигареты с фильтром для него давно стали непомерной роскошью, да к тому же ядреная «Прима» уже изрядно поднадоела. Рыжеволосый карлик мелочиться не стал, подарив целую пачку корешу. Анатолий прекрасно знал, как много значат для Александра подобные жесты доброй воли. Подельник трепетно, топкими и длинными, как у пианиста, пальцами вынул одну сигарету и закурил. Коробку же он нежно опустил в широкий карман серого плаща, думая, как бы не смять мягкую бумажную упаковку.

— Ну что, ты готов? — с нотками иронии в прокуренном голосе поинтересовался душегуб. Человек с горбом одобрительно мотнул головой, даже не догадываясь об истинных целях предстоящего грабежа. «Но для дела необходимо еще одно», — подумал карлик. Рука с рыжими густыми волосами по устоявшемуся негласному обряду полезла внутрь куртки, где во внутреннем кармане нащупала холодное острие молотка. С этим достаточно неказистым предметом он старался никогда не расставаться. Даже ложась спать, палач клал свое карающее оружие рядом, ведь оно придавало ему внутреннюю силу и уверенность. Он знал, что ничто и никто в этом жалком и подлом мире не сможет противостоять ему. «Трепещите, маленькие и гнусные людишки», — про себя подумал он, тщательно туша носком кроссовок сигарету. Приятели молча, каждый думая о своем, побрели по улицам «Болота», которые освещались светом, падавшим из окон деревянных домов. Анатолий размышлял, что сегодня можно было бы разжиться, пристроившись к одинокому прохожему, но желательно найти одинокую телку, идущую без сопровождения, ведь он пообещал хлеба и зрелищ напарнику. Немного поразмыслив и здраво рассудив о всевозможных «рыбных местах», где можно «поживиться», низкорослый главарь склонился к одному, более вероятному выбору — набережная. Он прекрасно был осведомлен, что вечером на безлюдной набережной Ижевского пруда всегда можно повстречать одиноко прогуливающуюся девушку или влюбленную парочку. Автобус, покачиваясь на поворотах, довез бандитов до центра города. Центр Ижевска был густо напичкан двух и трехэтажными домами, построенными в начале девятнадцатого века из красного кирпича, который к настоящему времени приобрел бурый окрас. На многочисленных остановках, сосредоточенных в центре города, толпились горожане: отсюда можно было добраться до любой части Удмуртской столицы. Подъезжающий общественный транспорт брался на абордаж, как во времена доблестных смельчаков и кровожадных пиратов, но вместо золота и доблести приобреталось заветное свободное местечко в переполненном салоне. Озвучивалось это городское человеческое сумасшествие гудением машин, визгом тормозов, бесчисленным рокотом разговаривающих людей, и все это ярко освещалось витринами огромного количества магазинов, расположенных на первых этажах зданий. «Муравейник, один большой муравейник», — недружелюбно думал палач, спускаясь с автобусной ступеньки, когда их автобус остановился у собора Александра Невского. Во времена советской власти собор, как и множество других храмов на необъятной территории СССР, перепрофилировали. Собор на многие годы превратился в единственный детский кинотеатр Удмуртской АССР с многозначительным названием «Колосс». И лишь спустя десятилетия, когда российский триколор с орлом вернулся обратно на законное место, собор восстановили в усладу верующим. Анатолий ненавидел центр города с его ярко размалеванным пафосом прекрасной жизни. С разных сторон на него смотрели огромные рекламные плакаты, настойчиво призывающие приобрести новую машину, квартиру или хотя бы что-то из видеотехники. На него, редко располагающего даже деньгами на сигареты с фильтром, это все производило тягостное впечатление о порочном земном неравноправии и несправедливом неравенстве. Кто и за что заставил его прозябать жизнь на задворках мира, где остальные могут так вальяжно пользоваться благами тысячелетнего развития человечества. Эти размышления огромным мощным прессом давили на него, превращая в ничтожного и ненужного никому таракана. «Скорей, скорей отсюда, — ускоряя шаг, подгонял он себя. — Туда, где темнота, где власть, где безграничная власть над зарвавшимися людишками!» — кричала тщедушная, подлая душонка. Сгорбленный, как согнутый длинный гвоздь, подельник без лишних слов послушно двигался вслед за главарем.

Глава 11

Окрыленные легкой победой, влюбленные достаточно быстро добрались до набережной. Легкий ветерок поднимал небольшие волны, разбегающиеся по глади пруда. «Лыжи Кулаковой», прозванные в народе за сходство с двумя вертикально стоящими лыжами, а в действительности, величественный монумент дружбы удмуртского и русского народа, горделиво возвышались за их спинами. Впереди виднелась гладь Ижевскою пруда, истинные очертания которого кое-где уже поглотили вечерняя мгла и небольшой туман. Справа в разноцветных огнях многочисленных жилых многоэтажных домов утопал микрорайон Металлург, слева вырисовывались неказистые промышленные корпуса «Ижмаша» с девятитрубным «Титаником». Девять огромных стальных труб ТЭЦ так высоко уходили вверх, что были похожи на выхлопные трубы океанского лайнера, отправляющегося в долгое и опасное плавание. Влюбленным нравилось останавливаться здесь, это место странным и необъяснимым образом успокаивало молодые души, отягощенные суматошным городским ритмом.

— Любимая, тебе не холодно? — поинтересовался юноша, обняв руками стоящую к нему спиной Олю.

— Нет, дорогой. — ласково ответила девушка и, повернув голову, поцеловала его в губы. — Ты знаешь, когда ты рядом, мне так тепло и хорошо. Я чувствую себя маленькой девочкой, которой необходимы твое внимание и забота, — искренне и нежно произнесла она и поплотнее вжалась в крепкие мужские объятия. Максим наклонил голову, ощутив при этом волнующий свежий запах ее волос, и отодвинул прядь от шеи, немного оголив ушную зону.

— Оленька, я обещаю оберегать и защищать тебя всегда, мой маленький и любимый человечек.

Когда последние слова долетели до открытого женского уха, он нежно прикоснулся кончиками губ к ее белоснежной коже. Приятная истома мгновенно пробежалась по телу девушки, заставив ее на время сжать плечи и чуть наклонить голову.

— Я тебя так люблю, ты даже не знаешь как, — отреагировала она на сильные и надежные, как сталь, слова своего любимого «мальчика». Если она и была когда-то счастлива, то только сейчас, находясь под надежной опекой любимого человека. Оля подняла глаза вверх, где их переполненные любви и страсти взгляды встретились.

Трепещущие от внутреннего жара губы медленно сближались, пока не слились в одном страстном поцелуе, где разгоряченными кончиками языков они нежно ласкали друг друга.

— До-о-брый вечер, — громко прогремела рядом человеческая речь, застав влюбленных врасплох. На их лицах застыла виноватая маска, которая бывает у нашкодивших и пойманных с поличным маленьких детей.

— До-о-брый вечер, — настойчиво произнес молодой человек повторно. Он странным образом не был похож на многих людей, которых они видели за свою жизнь: небольшая взъерошенная голова с детским выражением пустых и бессмысленных глаз, которые глядели сквозь толстые линзы роговых очков, дужки которых были заклеены кусочками белого лейкопластыря. На худом теле, как на вешалке, висела черная дерматиновая куртка, кое-где безобразно заклеенная заплатками. На ногах болталась серая ткань засаленных брюк, которые были заправлены в высокие резиновые сапоги ярко-красного цвета. Его правая рука и правая нога в неестественно загнутой позе, казалось, висели на теле, держась на бесцветных нитях.

— Хороший вечер для смерти, она каждый вечер выходит на охоту за грешными и невинными душами, заглядывает в каждое окно в поисках причитающейся ей дани. Сегодня вы встретитесь с ней, ощутив ее холодное дыхание, — чуть запинываясь, произнес незнакомец.

— Макс, мне страшно, — пытаясь не заплакать, прохныкала девушка и уткнулась лицом в грудь юноши.

— Слушай, иди своей дорогой. — грозно приказал Максим, закрыв ладонями голову возлюбленной. Он и сам ощутил неприятный холодок, пробежавший по спине омерзительными мурашками.

— Смерть очень — очень близка, — произнес загробным голосом незнакомец свой беспощадный приговор и, неуклюже передвигая правую сторону туловища, начал удаляться от испуганных влюбленных. Вслед за ним в лунном свете поплелась его непомерно длинная и пугающая тень.

Глава 12

На пути двух жителей «Болота», молчаливо бредущих по набережной пруда в поисках жертвы, попался только один прохожий, спешивший, как видно, домой. Низкорослый главарь, бегло оглядев припозднившегося мужчину, понял, что дело выгорит лишь старой одеждой, проездным на общественный транспорт и не более пятидесяти рублей наличных денег. Его первые грабежи лишили жизни таких же одиноких путников. В одном случае добыча составила металлических монет суммой в семь рублей и пропуск на Механический завод; в другом случае добыча перевалила за двадцать рублей (две смятые десятирублевые купюры и небольшая горсть копеек.) Именно эти, не удавшиеся по конечному результату, убийства, сподвигли палача не тратить силы впустую, а заняться разбоем в домах, где добропорядочные граждане всегда прячут так необходимые ему денежные купюры. Многолетняя кровавая практика и азы человеческой психологии помогали рыжеволосому карлику безошибочно выбирать будущую жертву из многоликой толпы. «У меня дар предвидения, третий глаз», — по-мальчишески любил прихвастнуть Анатолий в кругу собутыльников. На четвертом преступлении он безошибочно осознал, что человек добровольно отдаст все сбережения, если предоставить ему возможность наяву увидеть смерть близкого человека.