Вампиры. Антология - Стивен Джонс

Он захлопнул за собой дверь, и тут зубная боль снова дала о себе знать. Вдруг за спиной у него вновь раздался все тот же шум — удары кулаком о стену.

Или хуже того, внезапное неистовство пробудившегося сердца.

На следующий день зубная боль стала невыносимой, и Гэвин с утра отправился к дантисту в надежде убедить девушку в регистратуре, чтобы она тут же направила его к врачу. К сожалению, он был не в лучшей форме и глаза его сверкали не столь лучезарно, как обычно. Девушка сказала, что ему придется подождать до следующей пятницы, если, конечно, он пришел не с острой болью. Гэвин ответил, что с острой; девушка возразила, что нет, не с острой. Неважно начинался денек: зубная боль, лесбиянка в регистратуре, замерзшие лужи, на каждом углу дамочки, чешущие языками, мерзкие дети, мерзкое небо.

И с этого дня за ним стали следить.

За Гэвином и прежде ходили по пятам поклонники, но такого еще не бывало. Никогда еще преследователи не были так хитры и неуловимы. Некоторые сутками таскались за ним повсюду, из бара в бар, из улицы в улицу, как верные псы, и это порой его просто бесило. Каждую ночь — одно и то же истомленное жаждой лицо, пытающееся набраться смелости, чтобы купить ему выпить, подарить ему часы или предложить кокаина, или неделю в Тунисе, или бог знает что еще. Его очень скоро начинало воротить от такого навязчивого обожания, которое закисало быстрее, чем молоко, и тогда уж воняло так, что не приведи господь. Один из его самых пылких обожателей — как говорили, актер, посвященный в рыцари, — так к нему и не подошел. Просто шлялся за ним всюду и глядел во все глаза. Сначала такое внимание казалось лестным, но вскоре удовольствие переросло в раздражение, и однажды в баре Гэвин припер парня к стенке и пригрозил свернуть ему шею. Той ночью он был так взвинчен, так утомлен жадными взглядами, что если бы несчастный ублюдок не понял намека, то схлопотал бы не на шутку. Больше Гэвин этого парня не видел: возможно, бедняга вернулся домой и повесился.

Но эта слежка была далеко не так очевидна — не более чем зыбкое ощущение слежки. Никаких явных доказательств того, что кто-то сидел у него на хвосте. Но когда он оглядывался вокруг, возникало вдруг острое чувство, что кто-то мгновенно прятался в тень. Когда он шел по темной улице, ему казалось, что кто-то крадется за ним след в след, подстраиваясь под стук его каблуков, подлаживаясь под каждый неровный шаг. Это напоминало паранойю, однако параноиком он не был. Будь он параноиком, урезонивал сам себя Гэвин, ему наверняка об этом сказали бы.

Кроме того, происходили странные вещи. К примеру, одна кошатница, жившая по той же лестнице, что и он, только площадкой ниже, полюбопытствовала однажды утром, кто это к нему приходил — смешной такой, явился поздно ночью и простоял несколько часов на лестнице, глядя на дверь его комнаты.

В другой раз, когда он вырвался из толпы, наводнившей одну оживленную улицу, и забился в дверной проем пустого магазинчика, зажигая сигарету, он увидел краем глаза чье-то отражение, расплывшееся на изъеденном чадом стекле. Спичка обожгла ему палец, он уронил ее, посмотрел вниз, а когда вновь поднял взгляд, толпа уже сомкнулась вокруг соглядатая, словно бурное море.

Это было дурное, дурное чувство; и то, что его вызвало, было еще хуже.

Гэвин никогда не беседовал с Приториусом, хотя они порой кивали друг другу, повстречавшись на улице, и каждый лестно отзывался о другом в компании общих знакомых, так что можно было принять их за близких друзей. Приториус был чернокожим, лет где-то между сорока пятью и могилой — прославленный сутенер, утверждавший, что ведет свой род от Наполеона. Большую часть из последних десяти лет на него работала команда девушек и три-четыре мальчика, и дела у него шли хорошо. Когда Гэвин только начинал работать, ему настоятельно советовали просить Приториуса о покровительстве; но Гэвин всегда был слишком независим, чтобы обращаться за подобной помощью. В результате ни Приториус, ни его люди никогда особо не жаловали Гэвина. Тем не менее, когда он стал в бизнесе постоянной фигурой, никто не претендовал на его самостоятельность. Ходили слухи, будто Приториус даже признался, что жадность Гэвина вызывает в нем невольное восхищение.

Восхищение-то восхищением, но когда Приториус наконец нарушил обоюдное молчание и заговорил с Гэвином, небо тому показалось с овчинку.

— Эй ты, белый!

Дело уже шло к одиннадцати, и Гэвин направлялся из бара по Сент-Мартинс-лейн в клуб, который находился в Ковент-Гардене. Улица еще не уснула: среди тех, кто возвращался из театров и кино, встречались и потенциальные клиенты, но нынче ночью у него не было настроения. В кармане лежала сотня, заработанная накануне, которую он поленился положить в банк. Пока можно перекантоваться.

Первой мыслью, мелькнувшей в мозгу Гэвина, когда он увидел Приториуса и его лысых как колено отморозков, преградивших ему дорогу, было: «Им нужны мои деньги».

— Эй, белый!

Тогда он внимательно вгляделся в плоское лоснящееся лицо. Приториус не был уличным вором; никогда не был и становиться не собирался.

— Белый, ты мне нужен на пару слов.

Приториус извлек из кармана орех, покатав между пальцами, очистил от скорлупы и звонко раздавил ядро своими тяжелыми челюстями.

— Надеюсь, ты не против?

— Что тебе надо?

— Говорю же, перетереть кое-что. Не слишком большая просьба, а?

— Ну ладно. Говори, в чем дело?

— Не здесь.

Гэвин окинул взглядом Приториусовых подручных. Не то чтобы гориллы, это не в стиле чернокожих, но и не слабаки весом в девяносто восемь фунтов. В целом же такая компания большого доверия не вызывала.

— Спасибо, большое спасибо, но нет, — ответил Гэвин и направился, изо всех сил стараясь выдерживать ровный шаг, прочь от этого трио.

Однако сутенер и его молодчики пошли за ним. Он молил Бога, чтобы этого не случилось, но они пошли за ним. Приториус шел и говорил, обращаясь к его спине:

— Послушай. Про тебя дурные слухи ходят.

— Неужели?

— Боюсь, что так. Говорят, ты напал на одного из моих мальчиков.

Гэвин отреагировал, лишь пройдя шесть шагов:

— Я этого не делал. Зря тратишь на меня время.

— Он узнал тебя, сукин сын! И ты его очень здорово отделал!

— Говорю же тебе: я ни при чем.

— Ты, между прочим, псих. Ты в курсе? Тебя нужно на Крен в клетку посадить! — Приториус повысил голос.

Чтобы не вляпаться в назревающую ссору, прохожие переходили на другую сторону улицы.

Не подумав, Гэвин свернул с Сент-Мартинс-лейн на Лонг-акр и тут же сообразил, что совершил тактическую ошибку. Толпа здесь заметно редела, и для того чтобы снова оказаться в людном месте, ему придется миновать длинные улицы района Ковент-Гарден. Нужно было повернуть направо, а не налево, тогда он вышел бы на Чаринг-Кросс-роуд. Там он оказался бы в относительной безопасности. Черт подери, вернуться он уже не мог: тогда он уперся бы прямо в своих преследователей. Оставалось лишь спокойно идти дальше (ни в коем случае не бежать: никогда не беги от бешеной собаки) и стараться удержать разговор в спокойном русле.